Две большие разницы: свидетели по делу начальника колонии разошлись в показаниях
В Приволжском районом суде Казани продолжается рассмотрение дела подозреваемого в коррупции начальника исправительной колонии №19 Алмаза Тазеева
Накануне были заслушаны свидетельские показания по делу Алмаза Тазеева, начальника ИК-19. Несмотря на то, что два вчерашних свидетеля представляют полярные социальные лагеря (один — бывший сиделец, второй — бывший сотрудник колонии), оба они были «пойманы» обвинением на расхождениях в показаниях, данных в зале суда и прозвучавших в ходе допросов в кабинете следователя. На заседании побывала корреспондент «Реального времени».
«Под таким давлением что хочешь напишешь»
Первым к «трибуне» был вызван Евгений Тарсуков, бывший заключенный ИК-19, которому путь из колонии общего режима в колонию-поселение якобы обошелся в 200 тысяч рублей. Тарсуков был осужден в 2009 году. В 2015-м, вскоре после назначения Алмаза Тазеева начальником ИК-19 (до этого времени он занимал пост заместителя начальника колонии по безопасности и оперативной работе), он подал заявление в суд об условно-досрочном освобождении — серьезных взысканий он не имел, по работе характеризовался исключительно положительно и конфликтов старался всячески избегать. Однако суд просьбу Тарсукова оставил без удовлетворения, сославшись на то, что до предполагаемой даты освобождения еще слишком много времени.
Тем не менее судья тогда рекомендовал ему подать в администрацию ИК-19 заявление на перевод в колонию-поселение. И каким-то образом о намерениях Тарсукова стало известно двум его «коллегам по цеху» — Сергею Сиваченко, который по делу проходит в статусе потерпевшего, и Ринату Султанову. Оба, кстати, в тюремной иерархии числятся как «авторитеты» — первый считался «управляющим» производственной зоны ИК-19, второй — комендантом жилой.
По рассказам Тарсукова, после подачи им заявления о смягчении режима пребывания, Султанов и Сиваченко подошли к нему и прямым текстом объявили, что перевод с зоны в колонию-поселение будет стоить ему 200 тысяч рублей — якобы такой ценник за свои услуги выставил сам начальник колонии Тазеев.
И Тарсуков озвученную сумму собрал — 100 тысяч назанимала у знакомых его мама, еще столько же одолжил его друг (фамилию которого, он, кстати, не знает) Руслан. Собранные деньги были переданы Султанову. А вот их дальнейшая судьба «взятки», как выяснилось из выступления, Тарсукову неизвестна — может быть, они действительно осели в кабинете у Тазеева, а может, и в кармане у «авторитета». Во всяком случае, в ходе заседания на вопрос и адвоката Тазеева, и самого подсудимого — уверен ли он в том, что деньги попали к начальнику колонии, Тарсуков ответил предельно ясно: нет, не уверен.
— А почему ж вы тогда все-таки стали собирать деньги? — задал логичный вопрос …судья
— Я был обычным осужденным, из «мужиков», а Султанов и Сиваченко — авторитетами. Я просто боялся, что меня подставят «под нож».
Иными словами, сиделец Тарсуков опасался, что Сиваченко и Султанов спровоцируют его на конфликт, следом за которым неизбежно последует взыскание, и тогда — прощай, колония.
И вот на этом месте с ходатайством о том, чтобы судья зачитал показания Тарсукова, данные им в ходе следствия, выступила представитель прокуратуры. Из содержания протокола следовало, что Евгений Тарсуков был прекрасно осведомлен, что деньги попали именно к Тазееву.
— Так каким вашим показаниям нам сейчас верить? — спросил судья. — Тем, что вы дали сейчас, или тем, что были озвучены в ходе допроса?
— Сейчас, — ответствовал Тарсуков.
— Значит, в тот раз вы дали ложные показания? — спросила прокурор. — Вас же предупреждали об уголовной ответственности о заведомо ложных показаниях!
— Да тут какие угодно показания дашь, когда на тебя следователь давит! Меня допрашивали шесть часов, привезли прямо из автосервиса в рабочем комбинезоне. Он два раза листок с моими показаниями рвал — будто что-то там он неправильно написал. Может, я и пропустил что-то, когда третий экземпляр подписывал.
С этим Тарсуков из зала суда был отпущен.
В списке не значились
Расходились с содержанием протокола допроса и показания второго вчерашнего свидетеля Сергея Кваскова, бывшего начальника отдела воспитательных работ с осужденными ИК-19 (ушел на пенсию в июне этого года).
Предметом допроса Кваскова стали приказы о вынесении поощрений заключенным ИК-19. Наличие таковых является важным условием для смягчения условий отбывания наказания: чем их больше, тем больше для осужденного вероятность освободиться по УДО или перевестись в колонию-поселение. Следствие полагает, что поощрения раздавались осужденным не за реальные заслуги и хорошее поведение, а за деньги.
Вчера суд пытался выяснить у Кваскова, каким образом составлялись и заверялись списки осужденных, представленных к поощрениям; в колонии-поселении при ИК-19 это происходило ежеквартально. Если быть более точным, почему из предварительных списков, вычеркивались имена одних сидельцев и вставлялись имена других.
Если верить Кваскову, списки составлялись сначала мастерами цехов, заверялись начальниками отделов, заместителями начальника колонии, потом — Тазеевым, и после этого бумаги начинали обратный путь — к замам и руководителям отделов. До того момента, как приказ регистрировался в канцелярии, добавить или вычеркнуть фамилию можно было на любом из этапов.
А вот задним числом сделать это было невозможно — по крайней мере, формально. И все же единственный такой случай на памяти свидетеля был — тогда в общий список зеков, представленных к поощрениям (снятию ранее наложенных взысканий, объявлению благодарности или возможности провести выходные дни за пределами колонии-поселения) не попал ни один из осужденных с жилой зоны. Отметим, до того момента, как список представленных к «наградам» зеков окончательно утверждался и фиксировался, выйти с инициативой о внесении туда изменений могли даже они сами: особой секретности формуляр не представлял даже для осужденных — их печатал «айтишник» из числа сидельцев. То есть отсутствие среди поощряемых зеков с жилой зоны было, по большому счету, «косяком» Султанова и самого Кваскова как ответственного за воспитательную работу.
Между тем в протоколе допроса в кабинете у следователя, а также очной ставки с самим Тазеевым значилось, что случаи внесения в уже утвержденные и заверенные списки новых имен — надо понимать, за определенное вознаграждение (а чем больше поощрений, тем больше для осужденного вероятность получить условно-досрочное освобождение) было делом если не поставленным на поток, то, по крайней мере, не единичным.
…А тем временем
Судя по всему, такое «совпадение» породило сомнения в корректности процедуры допроса следствием даже у обвинения — представитель прокуратуры попросила судью выписать предписание о вызове на допрос следователя ГСЧУ СКР Константина Дягилева, на что судья напомнил, что прокуратура правомочна это сделать и без санкции суда. Однако сделать это будет, судя по всему, весьма затруднительно: как сообщил на заседании адвокат Юрий Некрасов, следователь с красивой артистической фамилией трудится ныне… в Ставрополе.
С ходатайством к суду (и даже с двумя) выступил и «авторитет» Сиваченко. Он и его супруга Гульнара Абасова, представляющая интересы осужденного за убийство мужа в суде, просили суд наложить арест на зарплату Тазеева в счет возмещения ущерба и разрешить Сиваченко длительные свидания с близкими. Оба ходатайства судом были отклонены: зарплата Алмазу Тазееву, временно отстраненному от исполнения своих служебных обязанностей, не начисляется в силу того, что он находится под стражей, а разрешение (или запрет) на длительные свидания в компетенцию суда вообще не входит.