От Болотной к школотной: почему молодеет лицо российской оппозиции?

Москва допустила ошибку

— Эдуард Дмитриевич, почему растет политическая активность молодежи в России, в особенности подростков?

— В революции молодежь всегда играет значительную роль. Это связано прежде всего с биологическим фактором — у молодых людей мужского пола в этом возрасте отмечается пик выработки тестостерона. Отсюда различного рода необдуманные поступки и рискованное поведение.

Второй момент — в обществе есть недовольные. Страна живет в условиях экономических санкций и спада. В период между 1999 и 2008 годами у нас наблюдался экономический рост от 5 до 7% в год, жизнь на глазах становилась лучше. Это способствовало популярности политической системы, правительства и лично президента. При этом, несмотря на экономические трудности трех последних лет, популярность президента остается достаточно высокой — это связано с другими факторами, уже не экономическими, а национальными и геополитическими — например, с присоединением Крыма и впечатляющей игрой в Сирии. То, что Россия снова становится великой державой, нравится значительной части общества, и это в какой-то степени компенсирует экономические трудности. Но, тем не менее, нужно учитывать экономический фактор как вторую причину присоединения молодежи к акциям протеста.

Третий фактор — уязвимые, слабые места в нашей политической системе. В России, как и во многих странах, существует коррупция. Положение дел по сравнению с 1990-и годами намного улучшилось, но молодое поколение не помнит реалий 1990-х и не особо ценит произошедшие положительные сдвиги. Оно сравнивает ситуацию с теми странами, где побывали они или их родители, с тем, что они слышали или читали. Проблема нашей нынешней политической системы в отсутствии механизмов обратной связи. В здоровом организме они позволяют локализовать, купировать проблему, удалить плохо работающую деталь и заменить ее на новую. У нас же это сделать сложно, поскольку политическая культура строго вертикальна и централизована: решения в основном принимаются сверху и спускаются вниз. И хотя какие-то попытки в виде учреждения Общественной палаты и других механизмов правительство пытается предпринять, но они видимо недостаточны.

«В революции молодежь всегда играет значительную роль. Это связано прежде всего с биологическим фактором». Фото Максима Платонова

Проблема нашей политической системы в отсутствии механизмов обратной связи

— Продолжится ли рост радикальных настроений в среде российской молодежи?

— Это зависит от правительства. Если оно будет действовать адекватно, то скорее всего мы увидим спад активности. В качестве негативного примера можно привести Украину и Майдан, протестные акции студентов на площади независимости в Киеве: протестанты уже собирались уходить, оставались только самые стойкие, и в этот момент кто-то принял решение (может быть, чтобы спровоцировать конфликт) разогнать студентов силовыми методами. После этого ситуация стала ухудшаться очень быстро.

Насколько я могу судить, реакция нашего правительства была более-менее адекватной. Ошибочно поступили московские городские власти, когда не согласовали заявку на митинг. Видимо, чиновники боялись взять на себя ответственность. Потом уже согласовали митинг в Сокольниках, но было поздно, и в итоге он стихийно прошел на Тверской.

В дальнейшем, думаю, наши власти будут действовать значительно аккуратнее. Посмотрим.

Новый «казанский феномен» — скинхеды

— По последним сообщениям, в Татарстане орудовала целая группа скинхедов из 19 человек. Недавно были арестованы двое молодых людей по подозрению в убийстве студента КФУ, гражданина Республики Чад. С чем это может быть связано? И какова роль русского национализма в современной России?

— Для меня это удивительно. Потому что Татарстан даже в те годы, когда по всей России движение скинхедов было довольно серьезным, отличался спокойствием: местные власти делали все, чтобы этого не допустить. Между 2000-м и 2008-м я занимался Татарстаном довольно плотно, каждый год бывал в Казани по нескольку раз и ничего подобного тогда не было.

Вообще, у русского национализма есть две ветви развития. Одна — в сторону этнически русского национализма. Ее представляет, например, «Боевая организация русских националистов» (БОРН). Но это не только радикалы, но и, скажем, Егор Холмогоров, который ни в каких насильственных действиях замечен не был. Потенциально это направление может пользоваться поддержкой масс. Об этом свидетельствует серия событий, которые происходили в России на протяжении длительного времени. Например, беспорядки в карельском городе Кондопога в сентябре 2006 года, вызванные убийством двух местных жителей кавказцами. И таких событий было много по всей России. Потом они начали происходить и в Москве: сначала на Манежной площади в 2010 году, потом в Бирюлево в 2012 году. По тому, как быстро мобилизуется население, видно, что определенным спросом и поддержкой это направление русского национализма пользуется.

Вторая ветка русского национализма — это традиционная имперская линия развития, исходящая из того, что Россия — традиционно многонациональная страна, поэтому должна быть «российская нация», которая включает в себя всех жителей. Эта линия существовала всегда, потому что Россия, независимо от того, с какого момента мы начинаем отсчет ее истории, всегда была многонациональной и даже многоконфессиональной. А значит, надо как-то находить общий язык и объединять население в одну политическую общность.

Нашей власти ближе именно такой — имперский, а не этнический сценарий развития. В большинстве стран, и в России в частности, элита космополитична. Ее национальное происхождение самое разнообразное. И узкий этнический национализм ей чужд. Кроме того, есть геополитические задачи, связанные с евразийскими интеграционными проектами с одной стороны и с противостоянием США с другой. Эти задачи тоже способствуют тому, что выбор делается в пользу имперского сценария. Потому что если выбирать этнический русский национализм, то как же тогда интегрироваться с мусульманскими странами бывшего Советского Союза?

В то же время такое узкое направление национализма вполне допускает дружественные отношения с западными странами. Между прочим, в Турции между 1923 и 2003 годом была примерно такая же ситуация: там существовала идеология турецкого национализма, выдвинутая Кемалем, с ориентацией на Запад, и это привело к территориальным потерям и национальным проблемам внутри самой Турции. Сейчас они запустили новый османский проект под исламскими лозунгами. То есть у Турции примерно такая же дилемма — имперский или узко-этнический сценарий. И наша элита после крымских событий очевидно выбирает имперский сценарий, потому что она заинтересована в интеграционных проектах. И чеченцы, и осетины засветились в Донбассе. «Мы по одну сторону баррикад!», «Америка — наш общий враг!» — на основе этих интересов можно объединить все население России, а может быть, даже и СНГ.

Поэтому мы видим, что БОРН и другие подобные организации российская власть жестко преследует, сажает в тюрьму. Это последовательная политика. И я вижу, что в таких мегаполисах, как Петербург, где я живу, ситуация по сравнению с 1990-м — началом 2000-х, когда скинхедов было довольно много, стала в этом плане намного спокойней.

«БОРН и другие подобные организации российская власть жестко преследует, сажает в тюрьму. Это последовательная политика». Фото Александра Романова (kommersant.ru)

Почему на этом общероссийском фоне ситуация в Казани обостряется, для меня странно. Может быть, какую-то роль сыграло то, что в республике поменялось силовое руководство: федеральные власти усилили свой контроль, и понятно, что ранее местные власти, будучи сами в положении национального меньшинства в России, реагировали на скинхедов быстрее и жестче.

А может быть, не в обиду вам будет сказано, мода из столицы в провинцию пришла с опозданием, как это иногда бывает.

Два ответа на отставание мусульманского мира

— Вы много лет изучаете мусульманское сообщество как России, так и арабского мира. Скажите, какие настроения существуют в среде мусульманской молодежи нашей страны и чем они отличаются от настроений старшего поколения мусульман?

— Это сложный вопрос, он требует развернутого ответа. Я начну издалека, потому что чтобы понять, что происходит в нашей стране сейчас, нужно понять, что происходит и происходило в мире в длительной перспективе.

Последние 300—400 лет исламский мир постоянно отступал под натиском европейской цивилизации. И к середине XIX века почти все мусульманские территории оказались на положении колоний или полуколоний. Индия с крупнейшим мусульманским населением была колонией Британии. В Российской империи были подчиненные территории, населенные мусульманским населением. Иран формально был независим, но фактически в начале XX века его территорию поделили на сферы влияния: север контролировала Россия, юг — Британия. Османская империя формально тоже была независимой, но настолько дряблой и слабой, что уже распадалась. И этот тяжелейший многовековой кризис был вызван тем, что на исламский мир оказывали давление западные страны.

Разумеется, интеллектуальная элита мусульманских народов размышляла, что происходит, как к этому относиться и что с этим можно сделать. И появилось два варианта ответа на эти вопросы.

Первый: проблема в том, что мы отошли от настоящего ислама, который был при пророке Мухаммеде и его сподвижниках. Тогда ислам был сильным, исламские страны были передовыми, и в военном отношении Запад не мог их одолеть. И наша задача — очистить религию от нововведений и вернуться к истокам, чистому исламу. Сторонников этих идей называют салафитами. Абд-аль-Ваххаб, в честь которого мы называем салафитов вахxабитами, писал об этом еще в XVIII веке.

Вторая линия размышлений и действий — признать, что Запад обладает хорошими технологиями, не только инженерными, но и социальными, поэтому надо им научиться и только тогда можно стать сильными. Самой сильной социальной технологией в середине XIX века был национализм. И тогда в мусульманских передовых странах, в частности в Османской империи, появляются люди, которые говорят, что надо построить османскую нацию. Возникает период танзимат, это понятие можно перевести как «перестройка правительства». В Российской империи появляются джадидисты, которые выступали за распространение просвещения, развитие тюркских языков и литературы, изучение светских дисциплин, использование достижений науки, равноправие женщин. То есть это реформаторы, которые хотят сделать исламские общества крепкими и сильными, заимствуя то, что есть крепкого и сильного в западном мире.

«Процессы, которые происходили в исламском мире уже несколько десятков лет, начали отражаться на России. То есть националистическая тенденция стала слабеть и уступила место консервативной салафитской линии». Фото Максима Платонова

Эти две тенденции сосуществуют и борются друг с другом на протяжении вот уже более сотни лет. Национальная тенденция укреплялась вплоть до середины XX века. Во второй половине XX века было много националистических движений и режимов, в том числе в арабском мире: Египет при Насере, Ирак при Хусейне, Ливия при Каддафи. И все эти страны в какой-то степени ориентировались и на советский опыт, потому что Советский Союз тоже решал задачу соперничества с западными странами путем ускоренной модернизации, промышленного развития и был заинтересован в том, чтобы иметь союзников в холодной войне с Западом по всему миру, в том числе в исламских странах. А союзниками США стали консервативные монархии Персидского залива, для которых был характерен салафитский ответ на вызовы Запада — возвращение к чистому исламу. Замечу, что в консервативных монархиях действительно все было хорошо, потому что у них были нефть, газ и высокий уровень жизни.

Советский Союз проиграл холодную войну, и его идеология рухнула. И в странах, которые на него ориентировались, началась реакция отторжения прогрессивной модернизационной идеологии и принятие с большим энтузиазмом консервативной салафитской идеологии. Поэтому в арабских странах, особенно бывших странах социалистической ориентации, молодые люди настроены более консервативно, чем даже иногда молодежь в традиционных ваххабитских странах, не говоря уже о старшем поколении их соотечественников. Потому что они отрицают бывшую идеологию своей страны, которая им видится причиной того, что в этой стране плохо живется. Хороший пример — Йемен. Во время холодной войны он был разделен на две части, социалистическую и капиталистическую, и там четко видна разница. Пожилые люди в бывшей социалистической части страны, которые могут быть даже не очень образованы, настроены по отношению к правам женщин либерально. А молодые люди, если даже у них уровень образования выше, настроены очень консервативно. Или возьмем Египет, где тоже произошла резкая трансформация. Долгое время при Насере эта страна был ориентирована на СССР и на ускоренную модернизацию, в 1960-е египтянки носили короткие юбки! А сейчас это крайне консервативная страна, женщины ходят почти исключительно в хиджабах, а многие даже в никабах (головной убор, закрывающий лицо. — прим. ред.).

Из-за железного занавеса Советский Союз был несколько в стороне от процессов, происходящих в исламском мире, поэтому националистическая стадия развития в идеологии мусульманских народов России продолжалась дольше. В конце 1980-х — начале 1990-х в Казани было сильное национальное движение — абсолютно светское. Какие-то религиозные символы использовались, но только для того, чтобы подчеркнуть: мы татары, мы отличаемся от русских, у нас есть своя символика, в том числе и такая. Но население было по преимуществу далеким от религии.

Когда же бывшее советское пространство стало частью большого мира, процессы, которые происходили в исламском мире уже несколько десятков лет, начали отражаться на России. То есть националистическая тенденция стала слабеть и уступила место консервативной салафитской линии. И сегодня в России мы наблюдаем отражение процессов, которые какое-то время уже идут во всем исламском мире. Раньше этот переход начался в республиках Северного Кавказа. Уже в середине 1990-х произошли резкие перемены в Чечне. Вероятно, это было связано также с войной, которая привела к ухудшению уровня жизни.

«Религиозный ответ на вопросы более популярен, чем национальный реформаторский»

— Эдуард Дмитриевич, а как движение от национализма к консерватизму, характерное, как вы говорите, для мусульманского мира в целом, проявилось в Татарстане?

— У вас эти процессы начались несколько позже в связи с особенной политической ситуацией. Национальное движение в республике одержало победу: Татарстан в 1994 году подписал договор о разграничении полномочий с федеральным центром, речь шла почти что о суверенитете, это была высокая степень автономии. Цели, которые преследовало национальное движение, были в основном достигнуты. Поскольку экономическое положение в республике выгодно отличалось от соседних регионов, требования о повышении роли татарского языка и другие символические вопросы были в основном решены положительно. И все 1990-е эта фаза продолжалась.

В начале 2000-х федеральный центр стал забирать полномочия себе, суверенитет мало-помалу исчез, и все то, за что боролись националисты с конца 1980-х, было потихоньку у них отобрано. Такой поворот породил недовольство у определенной части населения, и это недовольство стало принимать религиозную форму: у молодого поколения наблюдается реакция исламизма. Она не то чтобы массовая, но все-таки это заметное явление в республике.

«В Казани много девушек в хиджабах. Причем относительно молодых». Фото Олега Тихонова

— Как это заметно?

— Это заметно, если просто пройтись по улицам Казани: много девушек в хиджабах. Причем относительно молодых, пожилые так не ходят. Это связано, с одной стороны, с реакцией на то, что происходит в стране и республике, то есть с недовольством населения. С другой стороны, с тем, что национальное движение практически растоптано и что в исламских обществах всего мира религиозный ответ на вопросы более популярен, чем национальный реформаторский.

«К семье отношение поменялось довольно резко: женщина должна сидеть дома, одеваться закрыто»

— А как эта молодежь относится к основным вещам — семье, карьере, форме правления?

— К семье и женщинам отношение поменялось довольно резко. Теперь они с восторгом принимают крайне консервативную идеологию. Женщина должна сидеть дома, появляться на публике только со своим мужчиной, одеваться закрыто, заниматься домом и семьей. Повторю, это такой антимодернизационный выбор, который делают люди, разочаровавшиеся в том пути, по которому шла их страна раньше.

На Северном Кавказе это очень заметно, в Татарстане пока еще меньше, потому что у вас, во-первых, это началось позже, во-вторых, здесь выше уровень экономического развития. Модернизация предлагает интересные возможности для молодых людей, для большинства искушения современного капиталистического общества все-таки привлекательны.

Но надо отметить, что в России в целом, когда начался кризис коммунистической идеологической системы, тоже был заметен поворот в консервативную сторону. При социализме равным правам женщин уделялось большое внимание: в СССР процент женщин, занятых в производстве, был самый высокий. А когда начался кризис идеологии, было популярно мнение: «Хорошо бы, как на Западе — мужчина работает, а женщина сидит дома». То есть не обязательно только исламские общества находятся под воздействием консервативных ценностей.

Что касается формы правления, то большинство говорят, что они за демократию. Но когда начинаешь разбираться, то оказывается, что под демократией люди понимают разные вещи. В арабском мире многие говорят, что Саудовская Аравия очень демократическая страна. При этом там вообще нет выборов и политических партий, там абсолютная монархия. Но там живется хорошо. То есть существует понимание демократии как чего-то хорошего. Впрочем, в России ситуация несколько меняется: сейчас слово «демократия» часто используется как ругательное, причем независимо от религиозной принадлежности человека.

— Как, по вашему мнению, в дальнейшем будут изменяться настроения мусульманской молодежи в России и мире?

— Говорят, что Чжоу Эньлай (премьер Госсовета КНР в 1949—1976 гг. — прим. ред.), когда его спросили американцы, что он думает о результатах Великой французской революции почти 200 лет спустя, сказал, что еще рано судить. Борьба разных направлений в исламском мире продолжается уже 200 лет, иногда побеждает одна сторона, иногда другая, есть страны, которые всегда были консервативными, как Саудовская Аравия. Вообще говоря, победа той или иной идеологии связана с теми успехами или неудачами, которые она приносит. Если религиозная оппозиция в Афганистане заставила СССР уйти из этой страны, то ей это в плюс. Это как в спорте — команда побеждает, нам приятно ее поддерживать, и мы становимся болельщиками футбольного клуба «Рубин». А если команда постоянно проигрывает, то нам она становится неинтересна, и мы играем в другую игру, поддерживаем хоккейный клуб «Ак Барс». В национализм не получилось, играем в салафизм. Люди в исламском мире чувствовали, что проигрывают Западу, причем не только в материальном смысле. Не менее важно, что они теряли чувство самоуважения, на фоне западных стран они чувствовали себя ущербно. Это унизительно. Поэтому успех идеологии не только в достижении экономических результатов, но и в том, способна ли она поддерживать в людях чувство собственного достоинства.

Думаю, у модернизационных, прозападных движений несколько больше перспективы. Но это вопрос теоретический. Наверняка мы сказать не можем.

«Успех идеологии не только в достижении экономических результатов, но и в том, способна ли она поддерживать в людях чувство собственного достоинства». Фото islamnews.ru

Счастье есть, но его может и не быть

— Вы сказали, что идеология успешна в зависимости от того, какие блага она приносит людям. Это логично: стремление к счастью, субъективному благополучию — главный мотив в поведении людей. Вы изучаете также уровень счастья в обществе. Каков он сегодня в нашей стране?

— Счастье связано с экономическим благополучием только тогда, когда денег совсем мало. Тогда денежная прибавка означает рост уровня счастья. В России в 1990-е был страшный провал: экономика обвалилась почти в два раза, больше, чем во время Великой Отечественной войны, когда значительная и наиболее развитая часть страны была занята противником. Это способствовало несчастью, Россия была одной из самых несчастных стран мира. В период между 2000-м и 2008-м шло восстановление экономики, а вместе с ним и рост счастья.

После 2008 года в России отмечается интересное явление: в связи с кризисом экономический рост затормозился, последние три года вообще наблюдается спад, но счастье при этом продолжало расти. Мы предполагаем, что это связано с тем, что увеличился процент людей, которые выросли при капиталистической системе. Ушли люди, которые привыкли к социализму и для которых нынешняя система была чужда, неприемлема, они страдали от этого независимо от экономической ситуации.

Второй фактор — увеличился процент людей, которые чувствуют гордость за свою страну. Почему люди поддерживают правительство? Им нравится, когда растет их экономическое благосостояние и когда их страна одерживает какие-то победы — в спорте или на войне. В 2008 году была война с Грузией, которую мы очень быстро выиграли, бросив вызов США. Наряду с экономическим восстановлением, которое происходило все 2000-е, это дало дополнительный кредит правительству. Потом был сумасшедший взлет этих настроений во время «крымской весны». Это повлияло на рейтинги правительства и президента и на уровень субъективного счастья. Экономическое положение ухудшается, а ощущение счастья растет. Но вряд ли такой рост можно поддерживать бесконечно.