Новости раздела

Кручу-верчу, обмануть хочу

Как история с разоблачением несуществующей японской поэтессы XI века привела к дискуссии об этичности литературных мистификаций

На прошлой неделе в социальных сетях разразился очередной скандал. Сначала разоблачили несуществующую японскую поэтессу XI века, за произведения которой выдавала свое творчество поэтесса и переводчица из Магадана. А затем обнаружилось, что несколько книг в портфеле издательства АСТ написаны российскими авторами, хотя на обложках указаны иностранные имена. Все это вызвало бурную реакцию в социальных сетях среди блогеров, переводчиков и представителей книжной индустрии. Насколько этична такая практика, как часто к ней прибегают авторы и издатели и когда все это началось — в материале литературной обозревательницы «Реального времени» Екатерины Петровой.

Фейковая Юми Каэдэ

Чуть больше года назад, в сентябре 2024 года, автор телеграм-канала «Ленивый прокрастинатор» купила сборник танка «Поведал странник» японской поэтессы XI века Юми Каэдэ. К слову, покупка пришлась по вкусу. Автор канала, которую зовут Эмма Рагнар-Левитан, оценила «красивый слог стихов». Стала искать информацию о поэтессе, но ничего не нашла, кроме того, что переводом занималась некая Мария Похиалайнен. Еще через месяц одна из подписчиц телеграм-канала Эммы написала, что весь этот сборник — «фейк». С этого началось большое расследование, которое продлилось почти год и оформилось в довольно увлекательный лонгрид.

История с Юми Каэдэ настолько задела Рагнар-Левитан, что вместе с единомышленниками, она добралась аж до исследователей в Лондоне и Вашингтоне, предварительно списавшись с российскими японистами. Кандидат исторических наук и сотрудница библиотеки РАН Татьяна Виноградова назвала всю эту историю «забавной» и добавила: «Более всего похоже, что наша «поэт» выдумала себе японскую альтер-эго и от ее лица самовыразилась». Доцент по кафедре истории и культуры Японии МГУ Максим Грачев отметил, что для перевода текстов эпохи Хэйан (именно к этому периоду относится наша героиня Юми Каэдэ) недостаточно знать только японский язык, а нужно «обладать навыком чтения средневековых текстов». Он также добавил, что все обнаруженные рукописи регулярно публикуются в Японии. А поскольку тексты Юми Каэдэ найти не удалось, значит, нужно поинтересоваться у переводчицы об источнике их происхождения. Западные японисты ответили примерно то же самое.

Переводчица с японского языка Анна Слащева. Артем Дергунов / realnoevremya.ru

Переводчица с японского языка Анна Слащева тоже в свое время ознакомилась с этим сборником танка и заподозрила, что что-то с ним не то. В своем телеграм-канале она написала, что Юми Каэдэ — «имя странное для хэйанской поэтессы». А также добавила, что этот период довольно хорошо изучен, поэтому появление нового имени должно стать сенсацией, чего, конечно же, не было. Переводчики, японисты (как российские, так и западные) узнали о ее существовании из писем Эммы Рагнар-Левитан. В ее расследовании упоминается также доктор исторических наук, профессор и кавалер японского ордена Восходящего Солнца Александр Мещеряков, который сказал, что «такой поэтессы не существовало» и «речь идет о литературной мистификации».

Эмме все-таки удалось выйти на переводчицу Марию Похиалайнен. Девушка написала ей письмо, представившись студенткой-японисткой СПбГУ. Мария ответила, что она «по специальности не японистка» и не рекомендует «использовать сборник [«Поведал странник»] и его предысторию для дипломной работы». «Поведал странник» появился как попытка приблизить японское стихосложение к русскому, сохранив строгую форму (танка и сэдока), но используя рифму, дорогую моему (и не только моему) сердцу. Это скорее «вольные переводы», которые в прежние времена подписывали «Из такого-то». Я надеюсь, что мне удалось передать эмоциональный настрой женщины из далекой страны стародавних времен», — написала в письме переводчица. А также добавила: «В силу определенных условий и обязательств я пока не могу раскрыть всю кухню появления этого сборника».

В принципе из этих слов понятно, что речь идет именно о литературной мистификации. Но Рагнар-Левитан на этом не остановилась, поскольку она настаивает не на мистификации, а на «факте грубой фальсификации наследия японской Средневековой литературы и искусства». Ее также возмутило, что Мария Похиалайнен продолжает «безнаказанно распространять дезинформацию, проводить встречи, семинары, получать литературные премии и повышать свою репутацию как специалиста в области японской поэзии».

Реальное время / realnoevremya.ru

А что издательство? Сборник «Поведал странник» вышел в издательстве «Время» в 2013 году и спокойно продавался более 10 лет. В попытках узнать, кто такая Юми Каэде, Эмма писала в том числе издательству. Ответ пришел не сразу, а только спустя несколько месяцев, в ноябре 2024 года. Менеджер Дмитрий Гасин указал, что издательство не видит в публикации сборника нарушение чьих-либо авторских прав или что от этого пострадала репутация издательства. «Мы с Вами стали свидетелями литературной мистификации (выделено Дмитрием Гасиным в письме, — прим. ред.) с использованием художественного приема создания образа несуществующего автора. Это старинный способ, уже не одно столетие позволяющий авторам скрываться за «масками» и придавать пикантности своим произведениям», — написал представитель издательства. На сайте, где описано расследование, Эмма назвала такую мистификацию «чушью», заявила, что «издательство совершило грубую ошибку», напечатав «гарант-фальсификацию».

«Это победа», — написала книжный блогер Полина Парс у себя в телеграм-канале 29 сентября. Она отметила, что издательство «наконец-таки среагировало». На сайте со страницей сборника «Поведал странник» появился дисклеймер, что «сборник стихотворений является литературной мистификацией», а автор текста — Мария Похиалайнен.

«Ах, обмануть меня нетрудно!.. Я сам обманываться рад!»

Литературная мистификация — не новый прием. Она существовала на протяжении сотни лет, если не больше. Обычно в мистификации автор сознательно скрывает свое имя и приписывает текст другому лицу: реальному человеку, вымышленному персонажу или даже «народному гению». Такой ход обманывает читателя, но обычно не ради выгоды, а ради художественного или сатирического эффекта. Авторы используют мистификацию как инструмент полемики, пародии или критики, хотя иногда публика принимает такие тексты всерьез. «Как читатель, я не люблю, когда меня обманывают. Но, с другой стороны, как любитель фокусов, могу представить ситуацию, когда меня «надурят» так изящно, что я сам обманываться рад», — прокомментировал книжный обозреватель «Афиша Daily» Егор Михайлов в разговоре с «Реальным временем».

Реальное время / realnoevremya.ru

Классический пример литературной мистификации — «Поэмы Оссиана» Джеймса Макферсона. В 1760-е годы он представил их как древний кельтский эпос, переведенный с гэльского. Европейская публика поверила и встретила книгу с восторгом. Поэмы вдохновили Гете, Байрона, художников и музыкантов. Лишь позднее выяснилось, что Макферсон написал их сам. Подобная судьба постигла и «Песни Билитис» Пьера Луи, изданные в 1894 году в Париже. Луи выдал книгу за собрание стихов античной куртизанки, якобы найденных археологами. Профессиональные филологи тоже попались, и только спустя годы признали текст мистификацией. «Французский писатель Борис Виан выпускал жесткие экспериментальные книги под именем Вернона Салливана, притворяясь, что он лишь переводит американского автора», — рассказал еще одну историю мистификации Егор Михайлов.

С помощью мистификации Ромен Гари разыграл жюри Гонкуровской премии. В 1956 году он получил премию за роман «Корни неба» под своим именем, а спустя почти двадцать лет придумал нового автора — Эмиля Ажара, под чьим именем выпустил «Вся жизнь впереди». В 1975 году жюри наградило этот роман, не зная, что перед ними тот же писатель. Правила запрещали давать премию дважды, но мистификация позволила Гари обойти ограничение и войти в историю как единственный лауреат, получивший награду два раза.

Русская литература знала собственные случаи мистификации. Под именем Козьмы Пруткова выступала группа авторов — братья Жемчужниковы и граф Алексей Константинович Толстой. Образ поэтессы Черубины де Габриак создала поэтесса Елизавета Дмитриева с Максимилианом Волошиным. Егор Михайлов напомнил о Джемсе Клиффорде: «Советский писатель и фронтовик Владимир Лифшиц в 60-е годы «изобрел» несуществующего британского поэта Джемса Клиффорда. Он наделил его биографией, похожей на собственную: будто бы Клиффорд родился в Лондоне, прошел войну, был мобилизован и погиб, отражая немецкую танковую атаку. Под этим именем Лифшиц опубликовал несколько стихотворений — тексты, которые, возможно, и удалось бы напечатать от своего лица, но сделать это было бы куда сложнее. Уже в 70-е годы он сам раскрыл эту мистификацию».

Реальное время / realnoevremya.ru

В современной русскоязычной прозе тоже множество примеров литературных мистификаций. К примеру, в 2024 году в «Издательстве Ивана Лимбаха» вышла книга «Теорема тишины» под двойным авторством — Даша Сиротинская и Александр Дэшли. Здесь Сиротинская выступает вроде как в роли переводчика и в послесловии романа рассказывает биографию ирландского поэта и писателя Дэшли и как наткнулась на его роман, который впервые был опубликован в русском переводе в журнале «Иностранная литература» (6/2023). Затем в редакцию журнала начали поступать письма с разоблачением Дэшли. Мистификация заключалась не только в том, что роман был на самом деле написан Сиротинской, но и в том, что никаких писем не было. Хотя публикация в «Иностранной литературе» была.

В 2025 году в издательстве «Полынь» вышла книга «Прах имени его» некоего средневекового арабского поэта Вазира ибн Акифа в переводе Дениса Лукьянова. «Это просто было весело! К каждому новому тексту мне хочется подобрать какую-то особую манеру повествования, запоминающуюся интонацию. И в «Прахе» я решил поиграть в переводчика — а потом, во время работы над задумкой и самим текстом, оказалось, что это было критически необходимо», — рассказал «Реальному времени» Денис Лукьянов. Он также отметил, что в книге должно было быть три оптики: «Оптика Вазира, арабская; оптика героев, Карфагенская; и оптика меня-переводчика, современная. Получился красивый расписной сундук с тройным дном».

«Как вы лодку назовете…»

Еще одна частая практика среди современных русскоязычных авторов — брать иностранные псевдонимы, когда действие книги происходит в другой стране. Автор телеграм-канала Book&Review Валерий Шабашов назвал такой подход «фейком». «Я сижу и думаю, [что] это новый автор из Китая, но почему не упоминается имя переводчика? Оказывается, что автор из России, пишет о фантастическом Китае. И мне что-то подсказывает, что никогда в Китае и не был. Какая-то маркировка нужна, как и в случае с ИИ. Если даже я не могу разобраться, что это за автор с первого взгляда, то что должен подумать человек, который впервые видит все это?!», — написал в своем блоге Шабашов.

Екатерина Петрова / realnoevremya.ru

Хотя зачастую в таких случаях авторы и не скрывают, кто они есть на самом деле. Например, на сайте издательства МИФ указано, что Эл Моргот, которая выпустила уже седьмой том новеллы в атмосфере китайского фэнтези, — это русскоязычная писательница, она родилась и выросла в Витебске. Кристина Тэ выросла в Сибири, Анви Рид — в Подмосковье, Рита Хоффман — из небольшого городка на Ямале.

Егор Михайлов считает, что выбор иностранного имени связан со стереотипом о том, что иностранное — качественнее. «В России все, что звучало «по-иностранному», казалось более дорогим и достойным доверия. В 90-е это было особенно заметно, но отчасти сохраняется и сейчас. Поэтому и авторы берут себе иностранные псевдонимы. Я понимаю эту логику, но все равно это выглядит немного странно. Такие псевдонимы обычно звучат не как настоящие имена — достаточно вспомнить известную Анну Джейн. Тем не менее тенденция существует, и пока нет причин, чтобы она исчезла. Так делают не только в России, но и в США, и в других странах», — сказал Михайлов.

А вот Ольга Птицева в интервью «Реальному времени» рассказывала, что ее первые книги выходили в издательстве АСТ, которое настояло на том, чтобы она взяла псевдоним с иностранным именем. Свою просьбу издательство тогда аргументировало тем, что русскоязычные авторы хуже продаются. Первые книги Птицевой выходили под именем Олли Вингет. Об аналогичной ситуации на встрече в Национальной библиотеке РТ рассказывала автор детективов Лора Кейли, чьи книги выходят в издательстве «Эксмо». Она тогда отметила, что хотела бы публиковаться под своим именем, но издательство не рекомендует.

Динар Фатыхов / realnoevremya.ru

«При работе с новым произведением в первую очередь определяется, для кого оно написано и кто его целевой читатель. Как показывает практика, для молодежной аудитории важно, как имя автора выглядит и звучит на обложке, и она действительно чаще обращает внимание на необычные имена. При этом для более взрослого читателя это имеет меньшее значение. Информация о том, что за иностранным именем стоит российский автор, является открытой: узнать об авторе подробнее можно в описании книги и в любых открытых источниках», — сказал «Реальному времени» представитель пресс-службы АСТ от департамента художественной литературы издательства.

Построено на доверии

По логике автор вправе взять любое имя, издательство с маркетинговой позиции тоже может рекомендовать иностранный псевдоним. Все могло бы остаться в рамках обсуждений, мистификация это или нет. Но после истории с разоблачением Юми Каэде автор телеграм-канала «Укиё-э каждый день» пошел дальше и начал проверять авторов нон-фикшн литературы в каталоге издательства АСТ. Он обнаружил, что «АСТ выдало минимум пять книг за написанные японцами». Среди них — «Ямато. Японский императорский дом», «Японцы», «Япония. Полная история». В предисловии одного из изданий отмечено, что «эта книга написана японцем для иностранцев». Но авторов этих книг — Хаяси Хироси, Танаки Тайдзи — не существует. Под этими псевдонимами пишет некий Андрей Шляхов, который в общей сложности написал для АСТ 91 книгу на самые разные тематики — от Японии и Османов до анатомии и биографий актеров и футболистов. Можно только позавидовать кругозору этого человека.

«В департаменте прикладной литературы подчеркивают, что всегда с уважением относятся к решению писателя работать под тем или иным именем. Псевдоним позволяет писателю менять стиль, придумывать определенный образ, работать в его рамках. Иногда редакции сами предлагают придумать какой-то псевдоним, если это оправдано темой книги. Главная цель любого проекта — это увлечь темой книги, дать читателю интересную, проверенную информацию, необходимую ему. При этом большая часть портфеля издательства — книги российских авторов, работающих под своими настоящими именами», — прокомментировал ситуацию представитель пресс-службы издательства АСТ.

Андрей Шляхов. скриншот с сайта Литрес

И если в художественной литературе мистификацию простить можно, то в нон-фикшне, по словам книжного обозревателя Егора Михайлова, «все гораздо сложнее». «Этот жанр в целом построен на доверии. Если в какой-то момент мы перестаем доверять автору, то рушится доверие ко всей книге. Представим: нам продают книгу как труд доктора наук, а потом выясняется, что это вовсе не доктор, а просто другой человек — может быть, замечательный и душевный, но с другой биографией и именем. В таком случае под сомнение ставится все содержание. Если я не могу быть уверен, что имя на обложке принадлежит реальному автору, я не могу верить ни одной букве внутри», — сказал Михайлов журналисту «Реального времени».

Он считает, что это даже не вопрос этики, а «фактор, который бросает тень на всю книгу и на другие издания того же издательства». Егор Михайлов также отметил, что «подлог или мистификация» в случае с нон-фикшн литературой может негативно отразиться на репутации всего холдинга и других редакций и импринтов. Исследователь фантастики Василий Владимирский в своем телеграм-канале speculative_fiction тоже отреагировал на эту ситуацию. Он осудил такую практику, но отметил, что это далеко не первый случай в истории именно нон-фикшн литературы.

Владимирский описал несколько ярких примеров. В XVIII веке читатели верили, что перед ними мемуары капитана Лемюэля Гулливера, хотя Джонатан Свифт подсовывал им сатиру. Через сто лет американцы с тем же азартом раскупали газету, где репортер рассказывал о смельчаке, поднявшемся на воздушном шаре. Люди дрались за экземпляры, переплачивали спекулянтам, спорили о деталях конструкции. Потом выяснилось: никакого полета не было. Репортаж придумал Эдгар Аллан По. В России к традиции присоединился Роман Арбитман, спрятавшийся за образом филолога Рустама Каца. Под этой фамилией он выпустил «Историю советской фантастики», выдержанную в жанре академической монографии. Арбитман уверял, что Шолохов, Солженицын и Бродский писали о покорении Луны и «любимом тракторе». Книга вышла в Саратовском университете в 1993 году, с полным научным антуражем.

Между читателем и автором существует негласный договор: читатель ждет честности и ожидает, что имя на обложке совпадает с автором текста. Когда писатель сознательно нарушает это правило, публика ощущает себя обманутой. Но именно из-за этого мистификация остается сильным приемом. Она заставляет спорить о границах авторства, доверии к тексту, культурной апроприации и о том, кто именно обладает правом говорить через литературу от имени конкретного человека или группы лиц. На сегодняшний день, как и сотни лет назад, этот вопрос остается открытым.

Екатерина Петрова — литературная обозревательница интернет-газеты «Реальное время», ведущая телеграм-канала «Булочки с маком».

Екатерина Петрова

Подписывайтесь на телеграм-канал, группу «ВКонтакте» и страницу в «Одноклассниках» «Реального времени». Ежедневные видео на Rutube и «Дзене».

ОбществоКультура

Новости партнеров