Гамиль Гарифуллов: «Ни разу не пожалел, что выбрал эту специальность»
Травматолог-ортопед — о новогодней травме, об опасностях необдуманного спорта и о том, как решить вопрос с дефицитом медицинских кадров

Гамиль Гакильевич Гарифуллов — травматолог, ортопед, заведующий отделением травматологии №1 Республиканской клинической больницы Татарстана. Это отделение — флагман республиканской травматологии и ортопедии. Сюда стекаются все самые сложные, самые страшные случаи травмы. 12 докторов отделения ставят людей на ноги в буквальном смысле слова, а Гамиль Гакильевич вот уже 13 лет этим процессом руководит, ежедневно и сам заходя в операционную. В традиционном «портрете» он рассказывает «Реальному времени» об особенностях работы травматологов, об их уже начинающейся новогодней вахте, о том, как погода влияет на загруженность отделения и как продлевают жизнь пожилым татарстанцам в травматологической гериатрии.
«Мне очень повезло учиться в Самарканде»
Отделение травматологии №1 РКБ РТ — экстренное: сюда круглосуточно привозят травмированных пациентов со всей Казани и из районов республики. Здесь сращивают переломы, делают реконструктивно-пластические операции и эндопротезирование суставов, лечат травмы мышц и сухожилий, выполняют артроскопические и открытые операции на суставах. 12 врачей из отделения Гамиля Гакильевича в прямом смысле слова ставят людей на ноги и помогают с первых же часов после травмы.
А еще здесь работает гериатрический центр, в котором делают операции пожилым людям с переломами шейки бедра. Это специализированное подразделение было создано для того, чтобы человек «серебряного возраста», столкнувшийся с травмой, не оказался обездвиженным и сохранил приемлемое качество жизни.
Травматолог-ортопед Гамиль Гарифуллов, который руководит этим отделением, родился в советском Узбекистане, в Самарканде. Он рассказывает, что захотел стать врачом, когда учился еще в шестом классе. Тяжело заболела его бабушка, и мальчик приходил в больницу ее навещать, приносил передачи. Тогда-то у него и возникла идея стать доктором, чтобы уметь помочь своим близким, знать, что с ними происходит, реально оценивать ситуацию.

Мне очень повезло учиться в Самарканде. Дело в том, что во время войны в этот город была эвакуирована Военно-медицинская академия из Ленинграда. После этого там осталась вся та медицинская школа.
В советское время в старших классах школьники проходили практику на УПК — учебно-производственных комбинатах. Можно было получить основы рабочей профессии, в том числе и младшей медсестры/медбрата. Этот вид практики Гамиль и выбрал — и в процессе еще больше укрепился в том, что все-таки хочет быть медиком. В 1993 году он стал студентом Самаркандского мединститута.
— Мне очень повезло учиться в Самарканде. Дело в том, что во время войны в этот город была эвакуирована Военно-медицинская академия из Ленинграда. И после этого остались кадры, дисциплина, отношение к пациентам, вся та медицинская школа. Нас учили преподаватели, профессора, которые были носителями этой школы, — с благодарностью вспоминает Гамиль Гакильевич свой первый вуз.
Однако оканчивать медицинский университет он все-таки переехал в Казань. Ведь дальше семья планировала оставаться в Татарстане, на родине предков. А чтобы без проблем устроиться на работу, диплом желательно было получить все-таки российский. В 1999 году наш герой окончил КГМУ. Потом была интернатура на базе горбольницы №12, затем — ординатура на базе кафедры травматологии, ортопедии и экстремальных состояний КГМУ. Следом — три года аспирантуры. Все это время доктор работал и в амбулаторной сети, и в травмпунктах города — изведал все ипостаси пути травматолога.

«У тебя конкретный результат — рентгенограмма, которая показывает, чего ты стоишь»
Специальность эту доктор выбрал, еще учась в Самарканде.
— Сначала я думал, в какую бы хирургию мне пойти. Терапию не рассматривал: мне нужен был драйв, я искал профессию, которая казалась бы мне «мужской». Еще в студенчестве мне предложили поработать медбратом в травматолого-ортопедической больнице Самарканда. Там я научился делать всевозможные инъекции, манипуляции, ухаживать за пациентами, наблюдать их в послеоперационном периоде. И вот там я получил интересный совет от одного врача. Он сказал мне: «Хирургия — сложная, очень хорошая специальность. Но даже если ты хорошо сделаешь абдоминальную операцию, а после независимо от этого разовьется осложнение — ты не почувствуешь результата своего труда. Результат в хирургии не всегда прогнозируемый. А вот здесь, в травматологии, ты сначала видишь проблему. Перед тобой снимок с переломом. Ты выполняешь операцию остеосинтеза — и у тебя конкретный результат — рентгенограмма, которая показывает, чего ты стоишь». Я долго над этим думал. И уже в Казани, окончив шестой курс, все-таки решился попробовать.
В итоге травматологию Гамиль Гакильевич знает с самых азов: прошел ее последовательно медбратом, интерном, ординатором и, наконец, стал врачом. Работал в травмпунктах по всей Казани — и в Авиастроительном районе, и в Московском, и в Советском, и в Вахитовском. В тот момент, когда молодой доктор совмещал работу в стационаре, травмпункте и амбулатории, его учитель, профессор Ильдар Ахтямов, предложил поступить в аспирантуру. Наш герой согласился. Его кандидатская диссертация была посвящена профилактике послеоперационных осложнений протезирования тазобедренного сустава. После защиты Гамиль Гакильевич преподавал травматологию и ортопедию студентам КГМУ, работал в РКБ, где находилась база кафедры.

А вот здесь, в травматологии, ты сначала видишь проблему. Перед тобой снимок с переломом. Ты выполняешь операцию остеосинтеза — и у тебя конкретный результат — рентгенограмма, которая показывает, чего ты стоишь.
А потом главный врач предложил ему возглавить отделение неотложной травматологии. Самое горячее, самое интенсивное, самое напряженное. Доктор согласился. Хотя признает:
— Это очень сложно, в первую очередь потому, что отрывает большую часть времени от семьи. Дети вырастают, а у меня не всегда есть возможность быть с ними. В каком-то ключе у медиков семья остается в ущемленном положении. Если оба родителя медики, все еще сложнее — а у нас так и есть. Моя жена тоже доктор, врач-гинеколог. Она работает в амбулаторной сети и является ассистентом кафедры в КГМА.
«Пациенты, которых ты очень долго лечишь, потом становятся ближе родственников»
Всего в отделении работают 12 врачей, 15 медсестер, 11 санитарок. Шесть врачей — в операционной, шесть — оказывают помощь на дежурстве.
В отделении делают самые разнообразные операции. При политравме (когда повреждений одновременно очень много — такое бывает, к примеру, во время автомобильных аварий или если человек упал с высоты) травматологи могут работать одновременно с хирургами других специализаций: абдоминальными, торакальными, нейрохирургами.
Делают здесь и артроскопию коленного сустава, и эндопротезирование тазобедренных суставов — к примеру, на этом специализируется сам Гамиль Гакильевич (но делает и весь остальной спектр операций в отделении). Как заведующий отделением он выполняет много административной работы, но в операционной бывает практически каждый день, делает одну-две операции. Впрочем, если никак не получается по времени, каждый доктор отделения способен заменить коллегу. Кроме того, и врачи отделения, и заведующий оказывают помощь раненным на СВО бойцам.

— У нас очень квалифицированные и хорошо подготовленные врачи — они умеют делать все. Я в них уверен, они делают все то же, что делаю я, — уверенно говорит заведующий.
Пациентам, которые поступают в отделение Гамиля Гакильевича, приходится несладко. Они сильно травмированы, им больно, страдают их родственники. Травматологи-ортопеды работают в эпицентре стресса, но должны постоянно сохранять ровный эмоциональный фон и спокойное расположение духа.
Как этого добиться? Доктор признается: за двадцать шесть лет работы волей-неволей учишься самообладанию. Но за пациентов до сих пор переживает.
— Надо абстрагироваться от эмоционального аспекта работы с пациентом. Правда, иногда ты все-таки вовлекаешься в его ситуацию, переживаешь за него. Понимаете, любая хирургия подразумевает вероятность осложнений. Они, может быть, и не по твоей вине возникли, но ты же был последним, кто участвовал в лечении пациента. А значит, и ответственность несешь. Значит, разделяешь и его проблемы, горести, боль. Именно поэтому пациенты, которых ты очень долго лечишь, вытаскиваешь из инвалидного кресла, потом становятся чуть ли не ближе родственников. Мы потом с ними общаемся и дружим, — рассуждает Гамиль Гакильевич.
Но все же главное в работе — выполнить ее правильно. Поэтому травматолог должен иметь твердую руку и холодную голову. Поэтому непосредственно во время операции доктор собран максимально. А уже потом можно и посочувствовать. Он говорит, что нужно разделять эмпатию и симпатию к пациенту. Эмпатия должна быть у врача в любом случае. Но к симпатии переходить не нужно, иначе ты перегоришь и на других пациентов не хватит эмоциональных сил.

Конечно, ты переживаешь каждую смерть. Примеряешь на себя ситуацию: а что если бы это был твой родственник?
Если пациента спасти не удается и он умирает — доктор должен позвонить его родственникам и сообщить об этом. И это, по словам нашего героя, самое тяжелое для него во всей работе. Даже сейчас, через 26 лет в экстренной травматологии, повидав все мыслимые и немыслимые трагедии, он до сих пор ощущает ком в горле во время таких вынужденных разговоров.
— Конечно, ты переживаешь каждую смерть. Примеряешь на себя ситуацию: а что если бы это был твой родственник? Особенно когда молодые ребята гибнут — у меня ведь дети того же возраста. Но это состояние проходит. Это случилось, ты никак не мог повлиять и спасти человека. Травмы были несовместимы с жизнью. Ты вот так с собой разговариваешь и приводишь себя в норму. Иначе не сможешь помочь другим. У тебя два пути: либо бросаешь работу и начинаешь заниматься чем-то другим, либо перевариваешь эти эмоции и работаешь дальше, — объясняет травматолог.
«Для нас это пациенты. А для кого-то — родные бабушки и дедушки»
На базе отделения, в котором работает Гамиль Гакильевич, развернут первый в республике гериатрический центр для оказания помощи пациентам с переломом шейки бедра. Эту травму чаще всего получают пожилые люди при падении. Доктор объясняет: способов лечения такого перелома несколько. Кроме хирургических, есть и консервативные методики, и до недавних пор в Татарстане не было единого мнения, какой метод предпочтительнее. Но в итоге медицинское сообщество пришло к мнению, что лучше оперировать в первую очередь. Ведь при консервативном лечении пациент надолго остается лежачим, а в силу возраста с большой вероятностью не выходит из этого состояния.
— Для нас это пациенты. А для кого-то — родные бабушки и дедушки. Если вовремя не прооперировать или вообще отказать в операции человеку с переломом шейки бедра, он неминуемо становится обузой не только для себя, но и для своих близких родственников. Нужно либо нанимать сиделку (а это очень дорого), либо бросать работу, чтобы ухаживать за своим пожилым родственником, — объясняет доктор. — А если пациента прооперировать сразу же после травмы, поставить его на ноги (хотя бы с ходунками), он быстрее выздоровеет, социально адаптируется и качество жизни его будет несравнимо лучше.
Сейчас в Татарстане оперируют подавляющее большинство бабушек и дедушек с переломами шейки бедра. Сделать это нужно как можно раньше, в первые сутки после получения травмы. Пилотным проектом, где внедрялась эта практика, и был гериатрический центр при отделении травматологии №1 РКБ. Он был первым в Поволжье, в котором была запущена программа.

Происходит все так: пациент возраста 60+ с переломом проксимального отдела бедра поступает в стационар. Его осматривают специалисты: травматолог, гериатр, реаниматолог. Чаще всего у пациента есть еще и сопутствующая соматическая патология, да и упал он, скорее всего, не на ровном месте, а из-за декомпенсации сердечно-сосудистой, легочной системы или нарушения мозгового кровообращения. Поэтому в реанимации его осматривают, проверяют работу сердца, состояние сосудов, берут дополнительные анализы. Полный спектр обследований становится готов через несколько часов. На его основании травматологи решают, смогут ли прооперировать пациента.
— По стандартам, перелом шейки бедра должен быть прооперирован в течение 48 часов. Мы укладываемся в 24 часа. Оперируем не только перелом шейки бедра — если, к примеру, сломан нижележащий сегмент кости, пациентов старшей возрастной группы мы тоже оперируем. Ведь они чьи-то родственники, за них переживают их близкие, хотят, чтобы они жили долго и счастливо.
Доктор объясняет, почему лучше не откладывать операцию: если сделать это в первые сутки, риск послеоперационных осложнений существенно снижается. Меньше вероятность возникновения тромбозов, пролежней, атонии кишечника, нарушения функции тазовых органов. Человек быстрее возвращается в строй. Еще один важный для системы здравоохранения момент — финансов на его лечение у государства уходит меньше ввиду отсутствия осложнений.
После операции пациент проходит быструю реабилитацию: на третий день его уже сажают в кровати, с четвертого дня (если позволяет состояние и сопутствующие заболевания) — ставят на ноги с ходунками. В отделение приходит реабилитолог, который занимается с пациентами. Самым пожилым прооперированным у Гамиля Гакильевича пациентам было 102 и 104 года.

По стандартам, перелом шейки бедра должен быть прооперирован в течение 48 часов. Мы укладываемся в 24 часа.
В год в этом гериатрическом центре оперируют 400—450 пациентов. Программа, реализованная в отделении, распространилась на всю республику, по этой системе работают крупные травматологические центры в Казани, Набережных Челнах, Альметьевске.
Гериатрическая программа приносит ощутимый результат и в плане продолжительности жизни: если в среднем по России летальность (смерть в стационаре) среди пожилых пациентов после перелома шейки бедра составляет 9%, то здесь в отделении — 0,5%. Вдвое ниже и смертность (когда пациент умирает в течение года после операции): если по России она составляет порядка 30%, то у пациентов, неотложно прооперированных в РКБ, — 12,5%.
«Стараемся всем помочь»
Всего через отделение травматологии №1 РКБ проходит примерно 2,5 тысячи пациентов в год. Сюда стекаются пациенты с самыми разнообразными травмами: начиная с полученных в автомобильных авариях и при падении с высоты, заканчивая бытовыми переломами. Есть в работе сезонность.
— Например, сейчас поступают люди с переломом лодыжек или рук — они поскальзываются, падают и травмируются. Летом большой поток дачников, которые получают переломы и резаные раны во время сельхозработ. Лето еще несет изрядный поток травмирований во время стройки. В теплое время года активны люди на самокатах и на мотоциклах — к нам они, соответственно, тоже попадают, — рассказывает Гамиль Гакильевич. — С мая по октябрь мы принимаем мотоциклистов, а мотоциклетная травма — это, увы, в половине случаев гибель. Слишком сильный удар происходит. Мы таких пациентов либо в буквальном смысле собираем, как конструктор, либо они просто умирают на месте.
По-разному себя ведет поток автомобильной травмы — например, он растет при резкой смене температур, когда люди не успевают перестроиться под поведение дорожного покрытия. Травматологам и их потенциальным пациентам повезло еще и с тем, что в этом году при переходе к минусовым температурам не было ледяного дождя. В прошлом году Казань с ним столкнулась, и за сутки отделение принимало по двадцать человек. Притом что обычный поток — в среднем 8—9 человек.

В любом случае доктор призывает водить аккуратно и не разгоняться на трассах. Высокоэнергетической травмы (полученной на большой скорости) становится очень много — по сравнению с началом нулевых ее количество драматически выросло. Доктор эмоционально рассказывает о сложных с точки зрения этики случаях, в которых врачи должны выполнить свою работу:
— К примеру, катастрофа: пьяный водитель выехал на встречку, врезался в другую машину и убил семью, которая в ней ехала. А сам выжил, и его к нам привезли, мы его оперируем. Мы прекрасно понимаем, кто перед нами. Эмоции описать сложно, врачи ведь тоже люди. Но мы им не должны поддаваться — делаем все так, как должны сделать. Или, к примеру, лобовое столкновение, к нам одновременно привозят пациентов из обеих машин. Кто-то из них — виновник этого столкновения. Представляете себе, что чувствует женщина, которая понимает, что на соседней кушетке лежит человек, который только что убил ее мужа? А мы такое видим периодически. Но стараемся всем помочь. Бог сам будет решать, какой вердикт вынесет.
А вот самокатной травмы в этом году было меньше, чем в предыдущем: то ли сработали законодательные меры, то ли люди приноровились к многочисленным средствам индивидуальной мобильности (СИМ) в городе — статистика показывает снижение этого сегмента травмы.

Мы никого не наказываем, стараемся всем помочь. Бог сам будет решать, какой вердикт вынесет.
Отдельная история — новогодние праздники. Переломы, вывихи, ушибы — все виды соматической травмы приобретают в это время еще и алкогольный множитель. Плюс петарды, плюс порезы, плюс банальные пьяные драки… Катание на «ватрушках» среди взрослых менее распространено, эта травма (компрессионные переломы позвоночника, ушибы, вывихи, переломы конечностей) все-таки прерогатива детских травматологов. Но «зацеперы», которые привязывают тюбинг к автомобилю, встречаются — доктор уже перечисляет случаи нынешнего года.
На новогодние праздники дежурство в отделении усиливается: на посту вдвое больше врачей, чем обычно.
«Ко всему нужно относиться грамотно, к любым нагрузкам»
Нередко на прием к травматологам попадают спортсмены-любители. Гамиль Гакильевич предупреждает: все должно быть в меру.
Во-первых, многое, по словам доктора, зависит от возрастного аспекта. К примеру, мужчины, пытающиеся в 45 лет в спортивном зале работать со штангой, которую спокойно выжимали в 25, сильно рискуют своими суставами и сухожилиями.
— Людям за 45 лучше за штангой не гоняться. Важен фитнес, поддержание физической формы и тонуса. А еще я посоветовал бы обязательно поддерживать мышечную массу. Начиная примерно с 40 лет человек теряет 1% мышечной массы в год — так природой заложено. Соответственно, 10 лет — потеря 10% мышечной массы. А чтобы ее не потерять, надо вести правильный образ жизни: достаточно спать, правильно питаться, давать себе достаточную физическую нагрузку. Но не травмирующую, а восстанавливающую.
Во-вторых, если вы новичок, то заниматься надо с тренером. Причем не с тем, который большую часть тренировки занят своим собственным телефоном, а с включенным, внимательным и квалифицированным.
В-третьих, перед тем как начать заниматься бегом самостоятельно, надо правильно поставить эти занятия. Бегать тоже надо правильно, и если этим правилом пренебречь, то можно оказаться в числе десятков незадачливых марафонцев, которые регулярно попадают в отделение Гамиля Гакильевича.

— Да даже скандинавская ходьба требует подготовки, это не просто палочки взял и пошел. Ко всему нужно подходить грамотно, к любым нагрузкам! — строго говорит доктор.
В-четвертых, часто зимой пациентами травматологов становятся взрослые люди, решившие внезапно вспомнить молодость и повторить на катке подвиг Плющенко. Заканчивается это нередко переломами со смещением. Да и вообще, любая физическая активность хороша тогда, когда она регулярна. Нетренированные мышцы могут преподнести сюрпризы, координация движений с возрастом уже не та. И везут, везут, везут в отделение Гамиля Гакильевича незадачливых конькобежцев, лыжников и даже армрестлеров! Было и такое летом! Как-то после Сабантуя со сложными, «винтовыми» переломами костей руки привезли даму, которая впервые в жизни участвовала в борьбе на руках.
«С людьми надо договариваться не войной, а миром»
Травматологи из РКБ круглосуточно дежурят и по санавиации. В день принимают по три-четыре звонка, Гамиль Гакильевич консультирует все районы республики, которые относятся к РКБ. Помогает коллегам определить тактику вмешательства, дальнейшее лечение, необходимость транспортировки в РКБ на операцию, время и порядок этой транспортировки. Часть операций могут сделать травматологи на местах, а сложные случаи требуют перевозки пациента в медцентр третьего уровня — то есть в отделение к нашему герою.
Гамиль Гакильевич констатирует: в районах республики недостает квалифицированных травматологов. Доктор с 26-летним стажем рассуждает: возможно, молодежь не идет в центральные районные больницы, потому что ей не предлагают приемлемых условий?
— Проблему на местах можно решить: человеку нужно предложить адекватный уровень заработной платы и дать жилье. И самое главное: условия труда в районах должны быть нормальными. Оснащение оборудованием, металлоконструкциями, наркозным аппаратом, диагностикой, лекарственным обеспечением — чтобы человек не просто за зарплатой приходил, но мог расти и развиваться. Если все это будет на местах, если будет достойное вознаграждение за труд медику — дефицит очень быстро ликвидируется. С людьми надо договариваться не войной, а миром. У нас ведь серьезная, сильная республика. Неужели на уровне главы районной администрации нельзя найти решение и для десятка врачей выделить жилье, обеспечить достойную зарплату и оснастить больницу? Чтобы доктор приехал и отработал в ЦРБ хотя бы лет пять-семь? Надо условия создать, и тогда люди из других регионов начнут в Татарстан переезжать работать! — объясняет свою позицию травматолог.

У нас ведь серьезная, сильная республика. Неужели на уровне главы районной администрации нельзя найти решение и для десятка врачей выделить жилье, обеспечить достойную зарплату и оснастить больницу?
А еще, по его мнению, очень важно, чтобы, в свою очередь, и специалист, желающий работать врачом, был достоин этого. Чтобы он не был стяжателем, а старался по-настоящему хорошо работать. Врачевать, а не зарабатывать.
«Нарушения надо пресекать на корню, не доводя до нештатных ситуаций»
Гамиль Гакильевич руководит коллективом с 2012 года. Он с гордостью говорит: коллектив стабильный, за 13 лет никто не уволился, зато периодически появляются молодые доктора. А значит, работа построена на правильных принципах, врачам комфортно работать, у них есть возможность самореализовываться.
Наш герой при этом руководитель требовательный и порой строгий. Он объясняет свою позицию:
— Строгость не должна подразумевать под собой самодурство и тиранию. Если я требую чего-то от сотрудника — значит, это важно. Значит, врач либо уже допустил ошибку, либо близок к тому, чтобы ее допустить. Поэтому нарушения надо пресекать на корню, не доводя до нештатных ситуаций, а я как руководитель чувствую, какие ошибки могут до них довести. Поэтому стараюсь все вовремя корректировать.
Гамиль Гакильевич говорит, что большинство поступающих от пациентов жалоб — стандартные. А раз ты знаешь, где у тебя слабое место, значит, можешь превентивно его усилить. Большинство жалоб возникает от недопонимания. К примеру, врач не поговорил с родственниками пациента или не сумел правильно донести до них информацию — причины сложившейся ситуации остались неверно поняты, и люди отправляются искать ответы на свои вопросы в вышестоящие организации.

При этом врачей тоже сложно винить: их время ограничено, они постоянно заняты работой с пациентами, поэтому не всегда удается уделить время для обстоятельной беседы. Доктор предлагает заглянуть в ординаторскую: едва ли там можно увидеть хотя бы одного доктора в спокойной обстановке. Все с пациентами: кто в приемном отделении, кто у операционного стола. Приходится находить хрупкий баланс.
— Этим и объясняются жалобы. Врачи не успевают объясниться с пациентами и их родственниками. Работает и стрессовый момент: родственник расстроен, шокирован, ему нужно найти виноватого в том, что происходит. Нередко виноватым назначается врач, который «не вовремя пришел», «не сделал укол», «недостаточно внимателен». Порой так человек пытается оправдать перед собой собственные промахи. К примеру, бабушка споткнулась о завернувшийся край ковра, упала и сломала шейку бедра. Почему там лежал этот ковер? Получается, дети не обеспечили бабушке безопасную среду, зная о том, что она не очень устойчива на ногах. Но мысль о том, что часть ответственности лежит на тебе самом, очень страшно допустить, и это понятно. Поэтому проще перенести эту ответственность на других, — рассуждает Гамиль Гакильевич.
Доктор уверен: в любом случае врач-травматолог должен быть еще и психологом. Тем более если он заведующий отделением. Тем более в наше непростое время, когда общий градус уважения к медикам в обществе снижен, а негатив о врачах разносится по инфополю гораздо быстрее, чем положительная информация. И если во время ковидной пандемии СМИ на время переориентировались на врачей-героев, то теперь все вернулось на круги своя. Поэтому работать с пациентами неотложной травматологии — тяжелый труд, не только физический, но и эмоциональный.
— И вот еще что: возможно, у некоторых людей негативный настрой по отношению к медикам не беспочвенный. Мы же не знаем, с каким травматологом он встретился до нас. Ведь реальны ситуации, когда неквалифицированного врача не могут уволить, потому что он один на весь район. Или когда доктор позволяет себе сказать лишнее. Да мало ли с чем столкнулся пациент до того, как попасть к нам. Возможно, он обозлен не просто так. А у меня есть правило: если ты хочешь успокоить диалог, а на тебя повышают голос, говори как можно тише. Если ты говоришь тихо, спокойно, уверенно и ни в коем случае не кричишь, то и собеседник постепенно уравновешивается. Но большая часть пациентов все-таки уважительны к нам, и случаи конфликтов не так часты, — заключает Гамиль Гакильевич.

«Лучше быть хорошим экономистом, чем плохим врачом»
За пределами больницы Гамиль Гакильевич — общительный, позитивный человек. У них с женой двое сыновей — старший уже выучился и живет в Москве, младший еще школьник. Доктор хотел бы, чтобы кто-то из детей занялся медициной. Но старший сын в свое время сказал ему: «Я вижу, как ты работаешь, и такого для себя не хочу». Он стал экономистом. Остаются надежды на младшего: ему интересна биология и медицина, он с удовольствием слушает рассказы отца.
— Я не стал разубеждать старшего сына: конечно же, лучше быть хорошим экономистом, чем плохим врачом. Необязательно идти по стопам родителей. Но если бы младший решил это сделать — я передал бы ему все знания, которые у меня есть. Как передаю их сейчас своим молодым врачам. Я подготовил бы его, сделал его вхождение в медицину более комфортным и глубоким. Ведь, чтобы стать хорошим травматологом, нужно собирать информацию по крупицам — так вот он получил бы эту информацию втрое быстрее! Я как преподаватель работал бы с ним, а потом как руководитель. И он быстрее бы стал профессионалом, — мечтает наш герой.
Говоря о себе в будущем, доктор видит себя по-прежнему оперирующим травматологом, осваивающим новые методы операций и блокад. А еще не исключает того, что со временем вернется к вузовскому преподаванию. Эта работа ему очень нравится, Гамиль Гакильевич умеет преподавать, с радостью работает с молодыми врачами, учит ординаторов. И если видит у человека в глазах заветный огонек — будет доносить как можно больше информации, стараться привить любовь к профессии и поможет стать настоящим врачом.
— А вот если мама с папой заплатили деньги за ординатуру, а человек все время на часы смотрит и думает, как бы пораньше домой уйти, — наверное, эмоционально я вкладываться в его обучение не буду. Потому что смысла нет. Какой из него травматолог? Если ему неинтересно, лучше пусть он другим делом займется. «Зеленый свет» будет тем, кто хочет научиться, остается дежурить, тратит время на освоение методики и техники, стремится попасть в операционную. Вот им я все до мелочей будут рассказывать. К сожалению, таких ординаторов мало. Жаждущих пойти в хирургию и работать там, отдаваясь работе полностью, максимум двое ординаторов из десятка. Остальные хотят вполне обычного человеческого «заработать побольше денег, потратив на это поменьше времени и сил». Тенденция нарастает: раньше таких было около 50%, теперь — все 80%, — с горечью говорит доктор.

Я получаю искреннее удовольствие от того, что у нас в отделении показатели хорошие. Я нашел работу, которая мне нравится, — реализовываюсь в ней как врач и как человек.
На наш традиционный вопрос о том, что главное для него в его работе, он отвечает:
— Ни разу не пожалел, что выбрал именно эту специальность и умею не только помогать людям, но и выстраивать организацию этой помощи. Ведь очень важно на посту руководителя найти консенсус с врачами, с администрацией больницы. Я получаю искреннее удовольствие от того, что у нас в отделении показатели хорошие. Я нашел работу, которая мне нравится, — реализовываюсь в ней как врач и как человек!