Система власти и управления в Крымском ханстве

Большим влиянием при дворе в ХV—ХVI вв. пользовались представительницы ханского рода — матери, жены и дочери ханов. Не имея четко определенного статуса в системе органов государственной власти, они умело пользовались влиянием на монархов и нередко самостоятельно осуществляли политические действия, в т.ч. и на международной арене, направляя собственные послания иностранным монархам. Последние, в свою очередь, признавая значение и влияние представительниц правящей династии на государственные дела, давали распоряжения своим послам вести переговоры не только с ханами и султанами, но и ханшами. Их постепенный уход с политической сцены, по всей видимости, связан с усилением мусульманских традиций в Крыму, согласно которым женщины, обладая значительными правами в частноправовой сфере, фактически отстранялись от участия в политической жизни. Фактически независимо от воли хана при нем формировался своеобразный орган — совет карачи-беев, в который (традиционно для поздней Золотой Орды и тюрко-татарских ханств) входили главы четырех самых крупных и влиятельных аристократических родов. В Крыму это были Ширины, Барыны, Аргыны и Кипчаки. Не считаться с этими влиятельными аристократами, предки которых обосновались в Крыму еще до Гераев и которые имели обширные владения и многочисленные войска, ханы не могли. В свою очередь, эти роды нередко занимали позицию, враждебную хану, препятствуя его государственной деятельности и порой даже доводя дело до междоусобицы и свержения хана. В первой половине ХVI в. ханам удалось несколько «разбавить» этот совет карачи-беев, присвоив аналогичный статус предводителям еще двух родов — Мансур (Мангыт) и Сиджиут, которые поначалу являлись преданными сторонниками ханов, но затем также стали реализовывать собственную политическую линию. Считать «правительством» этих карачи-беев формально нельзя: никакого четкого распределения обязанностей по сферам государственной политики между ними не было, и руководство тем или иным направлением сосредоточивалось в их руках довольно стихийно в зависимости от сложившейся ситуации или личных симпатий и антипатий ханов. Так, например, кто-то из карачи-беев в большей степени сосредоточивался на внешнеполитических делах (хотя иностранные дипломаты по поручению своих монархов, как правило, старались заручиться благоволением их всех), кто-то — на военных кампаниях и т.д.

Наряду с наиболее влиятельными родоплеменными вождями большим влиянием при ханском дворе пользовались аталыки — бывшие воспитатели царевичей из рода Гераев, которые и после их взросления (и даже вступления на престол) сохраняли статус их своеобразных наставников-советников. Их влияние также подчеркивается тем, что среди адресатов посланий и «поминков» (даров) иностранных государей нередко фигурировали аталыки. Аталыками могли быть как представители тех же родов, из которых выходили карачи-беи, но зачастую они происходили из черкесских или адыгских родов, поскольку крымские царевичи в силу традиции отправлялись на Кавказ на воспитание: тем самым ханы из дома Гераев укрепляли свои позиции в этом регионе, признававшем (нередко — чисто номинально) власть Крымского ханства.

На состав карачи-беев и аталыков ханы, как правило, влиять не могли, поэтому в противовес этим сановникам они стали формировать свой собственный штат чиновников, которые своим возвышением были обязаны монарху и, соответственно, были верны именно ему. Главой ханской администрации являлся везир, для занятия должности которого не требовалось ни знатности, ни богатства: везиры назначались ханами из числа образованных лиц, обладавших способностями к государственному управлению, решению финансовых вопросов ит. п.

Содействовали везиру чиновники, назначавшиеся из числа огланов, чей статус весьма удачно охарактеризован русскими дипломатами при ханском дворе — «дворные паробки» и «царевы дворяне». Огланы происходили из знатных родов, но уступавших по значению карачи-беям, кроме того, нередко это были младшие сыновья, не имевшие шанса наследовать от отцов статус родоплеменных предводителей. Именно из их числа ханы формировали штат своего дворца, в который, опять же согласно русским дипломатам, входили «ясаулы» (ханские стражники, нередко выполнявшие ответственные поручения монархов), «конюшие», «дворецкие», «сокольники», «казначеи» и т.д.

Большим влиянием на дела ханства обладали высшие представители мусульманского духовенства — сейиды, муфтии, шейх-ул-исламы и кади-аскеры. И если первые принадлежали к этому сословию по происхождению, остальные назначались по воле хана, что, однако, не означало, что они всегда и во всем ему подчинялись. Поскольку ислам являлся официальной религией в Крымском ханстве, а сами ханы всячески демонстрировали свою приверженность исламу и себя позиционировали как его ревнители, «духовные» сановники нередко обладали весьма серьезным влиянием в политических делах, включая и внешнюю политику. Неудивительно, что и они нередко упоминались и в ханских ярлыках среди представителей власти и в качестве адресатов посланий и подарков от иностранных монархов.

Вышеперечисленные сановники, как правило, формировали «диван» (в русских дипломатических документах — «дума» или «все собрание»), т.е. совет при хане, в одобрении которым своих наиболее важных государственных решений нуждались крымские монархи. Этот диван являлся и высшей (не считая самого хана) судебной инстанцией, рассматривавшей важные дела, включая суд над членами дома Гераев; судебное решение от имени этого судебного органа оглашал кадиаскер. Согласно турецкому путешественнику ХVII в. Эвлии Челеби, диван действовал «по законам рода Чингизидов». Иностранцы отмечали, что члены дивана далеко не всегда поддерживали решения хана: «Обыкновенно в Крыму хан в важнейших делах собирает беев и прочих членов из разных мурз, дабы объявить им свои намерения, и часто случается, что оные ими не апробуются».

Завершая обзор высших органов власти и управления Крымского ханства, следует сказать несколько слов о традиционном тюрко-монгольском властном институте — курултае, который российские дипломаты ХV—ХVI вв. весьма выразительно характеризуют как «земскую думу» или «всю землю». В отличие от дивана, в который входили лица, постоянно или регулярно пребывавшие при ханском дворе, курултай объединял всех членов ханского рода, высшей и служилой знати, часто — также и духовенства, которые собирались для решения самых важных вопросов — избрания хана, объявления войны и заключения мира, статуса вассальных территорий и т.п.

Будучи обширным государством, включающим в свой состав представителей разных народов, племен и родов с разным образом жизни, языком, вероисповеданием, Крымское ханство с точки зрения административно-территориального устройства представляло собой своеобразную «федерацию», в составе которой имелись «субъекты» с различным правовым статусом.

Ханский домен не являлся личным уделом ханов, как можно было бы предположить из его названия: в соответствии с тюрко-монгольскими традициями «государственные земли» считались владением всего правящего рода. Поэтому, наряду с ханом, собственные уделы имели также и влиятельные царевичи Гераи. В первую очередь это были вышеупомянутые калга-султан и нураддин-султан. Также представители рода Гераев назначались в качестве правителей областей с центрами в крупных городах (Очаков, Ак-Меджид, Гезлев, Оркапы и др.). Например, Оркапы (Перекопом) — стратегически важной крепостью владел ор-бей, которого иностранные современники характеризуют как третьего по значению члена ханского рода после калги и нураддина. Эти царевичи обладали всей полнотой власти в своих владениях (в т.ч. и судебной), причем имели собственные диваны и даже собственных муфтиев и кади.

Значительной степенью автономии обладали владения карачи-беев и других родоплеменных вождей — бейлики, некоторые из которых, как уже упоминалось, возникли еще до образования Крымского ханства. Соответственно, сами беи обладали всей полнотой власти в своих владениях, осуществляя управление и творя суд на основе обычного права и собственного усмотрения. Вместе с тем, подобно владетельным царевичам из дома Гераев, беи имели в своем распоряжении кади: известно, что ряд кадылыков Крымского ханства находился в их владениях. Автономия бейликов была настолько велика, что даже когда ханы повелели упоминать в хутбе имя османского султана, это распоряжение распространилось лишь на ханский домен, но не на владения беев.

Статус беев характеризовался определенной противоречивостью: с одной стороны, они наследовали этот статус, с другой — все свои полномочия и прерогативы они приобретали после того, как хан официально утверждал их в качестве владетелей бейликов. Учитывая могущество некоторых бейских семейств, подобная ханская инвеститура превращалась в простую формальность: не утвердить в его статусе предводителей рода Ширин или Мансур, способных выставить по 20 тыс. воинов, хан, безусловно, не мог. Однако это не означает, что принадлежность к высшей аристократии и владение практически самостоятельным владением могли полностью обезопасить любого карачи-бея. Так, например, в 1542 г. Сахиб Герай I, сумев склонить на свою сторону большинство знати, приказал покончить с главой рода Мансур — карачи-беем Бакы б. Хасаном и несколькими его родичами. Правда, их родовой бейлик все же был передан в управление Дивей-мурзе — одному из братьев казненного.

Беи имели даже право на участие во внешней политике, вступая в переписку с иностранными монархами и даже с султанским двором, нередко — интригуя против собственных ханов, добиваясь, чтобы они впали в немилость у сюзеренов. Несколько раз именно послания беев становились основанием для смещения одних ханов и назначения других.

Особым статусом обладали вассальные Гераям владения, расположенные за пределами собственно ханства — речь идет об объединениях ногайцев и народов Северного Кавказа. В течение длительного времени ногайские орды нередко находились лишь в номинальной зависимости от Крымского ханства: они управлялись собственными наследственными правителями, вступали в союзы с крымскими ханами, участвовали в их походах. Но при этом порой они выступали против крымских монархов, примером чему, в частности, является деятельность буджакского мурзы Кантемира, то осуществлявшего самостоятельную политику, то приходившего на службу в Крым или Османскую империю. Он помог вернуть трон хану Джанибек Гераю, но затем вступил в противостояние с его преемником Инаят Гераем, добившись его смещения и казни в Стамбуле, однако вскоре и сам был казнен там же.

Лишь во второй половине ХVII в. крымские монархи предприняли попытки укрепления своей власти над многочисленными и вольнолюбивыми ногайскими ордами, ранее лишь номинально находившимися под контролем ор-бея, тем самым постепенно превратив их из вассалов в подданных. Так, в Буджакской Орде существовал пост ялы-агасы («прибрежного аги»), который командовал войсками и собирал дань в пользу крымского хана и даже имел право самостоятельно вести дипломатические переговоры с представителями иностранных государств. На рубеже ХVII—ХVIII вв. к кубанским ногайцам был направлен сын пришедшего тогда к власти Девлет Герая II — Бахты Герай-султан, чей статус не был окончательно определен, и в источниках он неоднократно упоминается как «кубанский султан».

Только в ХVIII в. сложилась система управления ногайскими ордами через сераскер-султанов. В течение нескольких десятилетий сераскеры появились в Буджакской (1711 или даже 1730-е), Едисанской (ок. 1750) и Едичкульской (ок. 1760) Ордах и среди кубанских ногайцев, причем назначались они из числа представителей рода Гераев (причем чаще всего из сыновей и братьев ханов), что, несомненно, должно было льстить ногайцам. Тем более что, управляя ими, члены правящего рода роднились с ногайскими аристократами, тем самым укрепляя связи Крымского ханства с ними. Во второй половине ХVIII в. стал действовать принцип передачи статуса сераскера следующему по старшинству брату, т.е. он, по сути, стал наследственным на основе «лествичного права».

Сераскеры обеспечивали исполнение ногайцами своих обязательств как вассалов (или к этому времени уже фактически подданных) крымских ханов — уплату налогов в казну, несение повинностей, в т.ч. строительной, дорожной и в особенности военной, т.е. предоставления войск для участия в ханских кампаниях. Также, когда в их владения приезжал хан, ему необходимо было предоставлять лошадей, продукты, ночлег и пр. (что являлось давней традицией, нашедшей отражение еще в ярлыках золотоордынских ханов).

Сераскер-султаны были интегрированы и в систему центрального управления ханства. Согласно данным Ш. де Пейссоннеля, они по значению следовали за калга-султаном, нураддин-султаном и ор-беем (и точно так же имели некоторые преимущества в качестве кандидатов на трон), участвуя в заседании ханского дивана и, соответственно, принятии наиболее важных решений. В своих же владениях, аналогично другим владетельным Гераям и правителям бейликов, они осуществляли не только административную, военную и налоговую, но и судебную власть. Разбирая наиболее значительные дела в пределах своей компетенции, основное число разбирательств они оставляли в введении кади, которые в каждую орду назначались «по рекомендации» хана. В результате на последнем этапе существования Крымского ханства каждый сераскер имел двор, практически аналогичный ханскому — с собственным диваном, штатом чиновников, некоторые наместники имели даже собственных везиров и казначеев-дефтердаров. Естественно, содержались они все за счет сборов с местного населения.

Вместе с тем нельзя считать, что положение сераскера и даже принадлежность к семейству Гераев означали, что новые ханские наместники обладали полнотой власти. В отличие от карачи-беев, которые наследовали свой статус из поколения в поколение, сераскер-султаны все же оставались «чужаками» и в силу этого должны были считаться с ногайской родовой знатью, учитывать особенности традиций управления и правового регулирования и соотносить с ними свои решения. Для этого при каждом сераскере из рода Гераев имелся «заместитель» — каймакан. Чаще всего каймаканы назначались из числа влиятельных ногайских мурз, однако в ряде случаев это могли быть и татары (причем не только крымские, но и литовские, и пр.), армяне ит. д. Н.-Э. Клееман упоминает, что в 1768 г. у ногайцев был «каймакан, бывший в то же время муфтием». В зависимости от того, кто из Гераев находился на троне и кто был сераскером, ногайцы либо поддерживали правящего монарха, либо находились в оппозиции к нему. Так, в 1758 г. едисанские и буджакские ногайцы, недовольные политикой хана Халим Герая и его сыновей, фактически подняли восстание против Османов, самовольно провозгласили ханом Крым Герая и заставили султана утвердить его. А в 1766 г. россий ские осведомители в Крыму, напротив, сообщали, что едисанцы крайне недовольны ханом (уже Селим Гераем III) и готовы выступить против него.

В условиях постоянной смены ханов контролировать деятельность сераскеров и орды в целом становилось затруднительно, поэтому тот же Крым Герай даже решил основать собственную резиденцию среди ногайцев в Каушанах, в которую регулярно приезжал как во время первого своего правления (1758—1764), так и во время второго (1768—1769). С другой стороны, подобный шаг хана являлся и отражением усиления роли ногайцев в политической жизни ханства, с чем не могли не считаться даже наиболее энергичные и амбициозные монархи.

Что же касается народов Северного Кавказа (черкесов и адыгов), то власть крымских ханов над ними так и не была институционализирована, и зачастую признание ими зависимости от Крыма было чисто номинальным. В течение длительного времени укрепление влияния над ними Гераи поддерживали через институт вышеупомянутых аталыков — выходцев из знатных черкесских и адыгских семейств, а также через назначавшихся к ним кади. После того, как на Кубани появились сераскер-султаны, задача по обеспечению лояльности северо-кавказских вассалов была возложена на них, однако окончательно подчинить их так и не удалось вплоть до упразднения Крымского ханства: они то подчинялись Гераям и участвовали в их военных предприятиях, участвовали в ханских междоусобицах и давали приют беглым членам правящего семейства, то готовы были признавать власть непосредственно Османской империи, то вели себя совершенно самостоятельно и даже проявляли враждебность по отношению к своим же сюзеренам — крымским ханам и султанам. Тем не менее формально их зависимость выражалась в уплате торговых пошлин в пользу хана, а также и в том, что в случае разногласий местная знать могла обратиться к суду ханского чиновника или даже султана из дома Гераев.

В еще более неопределенном статусе по отношению к Крыму были абхазы, которые номинально находились под управлением бея, назначавшегося османскими властями, но при этом крымские ханы периодически предпринимали попытки подчинить их себе, совершая на них набеги. Лавируя между турецкими и крымскими властями, абхазские князья сохраняли фактическую независимость.

Разнообразие подданных крымских ханов объясняет и сосуществование видов низового управления или, точнее, местного самоуправления. В крымских городах систему самоуправления возглавляли кади, которые, помимо своих основных судебных функций, также осуществляли административные и даже нотариальные функции: они регистрировали сделки, заверяли завещания и пр. Крупные города (в первую очередь сам Бахчисарай) делились на кварталы — махалле, которые нередко формировались по профессиональному признаку (были кварталы портных, кожевенников, оружейников и т. д.). Население махалле состояло в ведении имама или муэдзина мечети, находившейся в соответствующем квартале. Помимо разрешения спорных ситуаций между обитателями квартала, в ведении таких органов находился контроль за водоснабжением, чистотой улиц, поддержанием в надлежащем состоянии строений и пр. — все то, что и сегодня относится к функциям местного самоуправления.

В сельской местности наиболее распространенной формой организации самоуправления была община, для обозначения которой в крымской документации использовались термины «джемаат», «эхали» или даже просто «деревня». Главной целью существования общины было обеспечение защиты местного населения, организация коллективных работ и несение коллективной же ответственности (круговая порука) — в т.ч. по уплате налогов, выполнению повинностей и пр. Раскладка этой ответственности на отдельные дворы осуществлялась старейшинами. Споры и взаимные претензии разрешались на основе обычного права (которое могло различаться даже в двух соседних селениях) и только в самых сложных случаях передавались на рассмотрение шариатского суда.

Наряду с общинной собственностью в сельской местности существовало и феодальное землевладение — некий аналог русскому поместью. Дворяне также должны были платить со своих владений налоги и нести повинности. Работали в таких хозяйствах рабы, вольноотпущенники и наемные работники, в отношении которых дворянин обладал достаточно широкой властью при обеспечении порядка и разбирательстве споров.

Кочевники — как подданные крымских беев, так и ногайцы — делились на аулы, во главе которых стояли начальники, традиционно именовавшиеся мурзами (мирзами). Помимо основных налогов в пользу ханов и сераскеров, они также должны были содержать этих мурз, предоставляя им скот и мясо, зерно, молочные продукты и пр.

Таким образом, можно говорить о том, что система власти и управления Крымского ханства, складывавшаяся в течение всего времени существования этого государства, сочетала в себе элементы как чингизидской (золотоордынской), так и мусульманской государственности, кроме того, учитывая элементы древних обычаев отдельных народов и племен из числа многонационального населения Крыма. Исследователи неоднократно подчеркивают относительную «рыхлость» системы власти и управления, неэффективность деятельности центральных органов в отдельных регионах. Однако, как представляется, это можно объяснять не только слабостью центральных органов (в т.ч. и из-за постоянной смены ханов, междоусобиц членов рода Гераев и их приверженцев), но и определенной гибкостью, стремлением достичь компромисса между интересами центральной власти и местного населения, адаптировать механизмы управления к реально сложившимся условиям и постоянно меняющимся политическим обстоятельствам.