Мечеть «Марджани»: первая при Екатерине, единственная при Советах, почитаемая сегодня

Как у татар храмы отнимали

Лубочная снаружи, сплошь стилизованная, выглаженная и перелицованная Старо-Татарская слобода — must see для любого туриста, приехавшего в Казань. И все дороги здесь ведут к мечети «Марджани». В этом месте она — центр притяжения, такое чувство, что все построено вокруг нее. Тут концентрированный леденцовый фолк остального пространства Слободы как бы разбивается о строгую и стройную каменную историчность.

Это самая старая каменная мечеть в городе на сегодняшний момент. Здесь, на выселках, куда выгнали татарское население после взятия Казани, ее разрешила построить императрица Екатерина II. Вы спросите: а зачем разрешение нужно было брать аж у самой императрицы? Почему было просто не построить ее безо всяких санкций?

В 1767 году, когда Екатерина гостила в Казани (по дороге в свои новые владения — в Тавриду, в Крым, который положил к ее ногам князь Григорий Потемкин), казанские татары пришли к ней делегацией — челом бить и рассказывать о том, как их притесняют. Еще в середине XVI века их большие мечети были разрушены, духовенство — перебито, а тех татар, кто отказывался креститься, выселили из города за Кабан. Это место мы сейчас и называем Старо-Татарской слободой. Им даже заходить в русскую часть города запрещалось. Татары было попытались построить себе новые мечети — но в 1593 году вышла царская грамота, в которой предписывалось разрушить мусульманские храмы и впредь больше никогда не строить: «мечетям татарским в Казани быть никак не велено».

Но запрет смягчился: к середине XVIII века в Татарской слободе выросли четыре мечети. А в 1742-м слобода выгорела практически полностью — через Казань прокатился пожар, в котором пострадал весь город. В нем немедленно обвинили татар — якобы это недокрещенные магометане решили уничтожить дивную новую Казань. А потому под флагом борьбы с исламом велели уничтожить уцелевшие мечети (причем по всей губернии) и строжайше запретить строить новые. К середине XVIII века были разорены 418 из 536 мечетей в губернии. В их числе были храмы, построенные еще до взятия Казани.

Потом, правда, запрет снова откатили: боясь активной татарской реакции, все же разрешили возводить мечети в селениях, где живет не меньше 200 магометан мужского пола (как мы помним, женщина человеком не считалась). А в татарской слободе Казани позволили построить целых два храма! «Токмо от церквей и от русских и новокрещенных жилищ во отдалении и по конец их татарской слободы в поле». Мечети быстренько построили, но в 1749 году Казань опять горела. Выгорела половина татарской слободы вместе с одной мечетью. Причем ее жителям вернуться назад не позволили — на пепелищах населили русских крестьян из деревни Поповки. А на их место переселили татар-погорельцев (800 мужских душ с прилагавшимися женами и скотиной). Так в Казани появилась Новая татарская слобода. И — о чудо! — там тоже позволили построить мечеть!

Эби-патша: «Небо не входит в мои владения»

Но когда в город приехала всесильная императрица (по легендам, ее называли «эби-патша» — бабушка-царица), богатые казанские купцы и представители мусульманского духовенства воспользовались моментом. Они попросили разрешить построить в слободе две каменные мечети. Екатерина была просвещенной и относительно веротерпимой правительницей. Поэтому повелела губернатору Андрею Квашнину-Самарину прекратить кошмарить татар — пусть-де строят свои храмы.

Каюм Насыри и вовсе приводил легенду о том, что Екатерина сама указала, где строить первую из мечетей. На самом деле, участки под строительство татары наметили сами. Тут тоже без сложностей не обошлось — вокруг стояли и церкви, и новокрещенские дома. Но имя императрицы действовало безотказно — и татары наконец взялись за строительство.

Вторую мечеть (сегодня мы называем ее Апанаевской) строил купец Якуб бин Султангали. А вот на мечеть «Марджани» сбрасывались всем миром — 62 человека собрали в общей сложности 5 тысяч рубей. А мулла Абубакир бин Ибрагим, муэдзин Исхак бим Ибрагим и еще двое жертвователей отдали под строительство свои собственные земельные участки, на которых стояли их дома.

Принято считать, что автором проекта мечети «Марджани» стал русский архитектор Василий Кафтырев — он как раз в это время работал в Казани. Строили ее из бутового камня, причем если верить самому Марджани, строители за материалами ездили аж в Астрахань.

Обе мечети начали строить летом 1767 года, а в 1771 году они уже были готовы. Первой была открыта мечеть «Марджани» — потому она и считается старейшей в городе на сегодняшний момент. Христианское духовенство очень переживало по этому поводу, а городские власти переживали по поводу минаретов мечетей, которые поднимались слишком высоко, по их мнению. Они даже Екатерине на это пожаловались. Императрица (которая через два года выпустит указ о терпимости всех исповеданий), по легенде, ответила: «Я определила им место на земле. А в небо они вольны подниматься по своему усмотрению, потому что небо не входит в мои владения».

Как развивалась мечеть

Мечеть «Марджани» строили в татарской традиции: большой каменный дом (мечеть двухзальная) с трехъярусным минаретом на крыше. В оформлении фасадов татарские декоративные мотивы сплетаются с элементами петербургского барокко: все-таки строил русский архитектор.

Через 10 лет после открытия на средства купца Юнусова к мечети добавился пристрой, а в 1885 году купец Усманов выделил деньги на перестройку минарета, который через два года украсили ажурной оградой.

Здесь служили выдающиеся богословы и проповедники. Первые имамы мечети устроили в ней приходской мектеб и библиотеку, и она с самого момента своего открытия была духовным и учебным центром татарской общины в Казани. Третий имам мечети, Ибрагим Хузяш, который служил в ней на рубеже XVIII—XIX веков, учредил большое медресе при ней и даже построил для него отдельное здание на берегу Кабана. В 1837 году здание перестроила семья Юнусовых, которая жила в этой махалле и тратила огромные деньги на содержание храма. А в 1873 году — сделала это еще раз: это здание, построенное по проекту архитектора Павла Романова, на улице Фатиха Карима стоит и по сей день.

В 1850—1889 годах в мечети служил великий татарский мыслитель, богослов и религиозный деятель Шигабутдин Марджани (его строгий взгляд встречает нас сегодня на набережной Кабана, на подъеме к мечети — этот памятник был установлен совсем недавно). Его именем она и названа. А до того ее называли мечетью Эфенди («господской») и Юнусовской (собственно, по имени купцов Юнусовых, которые жили в этой махалле и тратили огромные деньги на содержание храма).

Кстати, несмотря на то, что Ибрагим Юнусов выстроил для хазрата дом, поддерживал его материально и даже снабдил домашней утварью, пламенный и упрямый Шигабутдин рассорился со своим добродетелем, причем довольно быстро. Он нашел себе новых покровителей из числа нового татарского купечества, которые только рады были потеснить монополию Юнусовых на власть в махалле. «Разброд и шатания» достигли такого накала, что в итоге в слободе появились целых два здания медресе — одно построили Юнусовы, на другое скидывались всем миром — здание медресе «Марджания» на улице Зайни Султана тоже стоит и по сей день. К 1909 году в нем училось 105 шакирдов, это был крупный центр мусульманской образованности и свободомыслия.

Единственная действовавшая в советское время мечеть Казани

Советская власть одинаково яростно преследовала любую религию: она не только сносила церкви, но и повсеместно закрывала мечети. В 1926 году в приходе мечети «Марджани» числились 1 394 человека (по-прежнему учитывались только мужчины). В начале 1930-х мечеть «Аль-Марджани» осталась без имама, и функции имам-хатыба взял на себя муэдзин Мустафа Сабитов.

А вокруг закрывались мечети, на исламских священнослужителей налагали непосильный налог, в деревнях многих мулл раскулачивали. К 1930 году в ТАССР осталось только три из 24 мухтасибатов, а 90% мулл и муэдзинов лишились работы. Апанаевскую мечеть, «подружку» мечети «Марджани» по екатерининским временам, отдали под студенческое общежитие. Из 18 казанских мечетей к 1935 году оставались открытыми только шесть. А к 1939 году осталась только «Марджани», «Первая Соборная». Чудом стало то, что закрытые мечети татарских слобод хотя бы не разрушили — одни отдали под детские сады, другие — под архивы и хранилища, третьи — под общежития…

Интересно, что во время войны руководители мусульманских религиозных общин обращались к единоверцам за помощью в борьбе с фашистами. Так, в мечети «Марджани» было собрано для отправки в помощь фронту 100 000 рублей! Советская власть, с одной стороны, шла на некоторые уступки религиозным организациям, но, с другой, они оставались по-прежнему бесправными. В соборной казанской мечети действующим был только один молельный зал. Вторую половину здания еще в 1926 году заняла артель «ИРЕК» системы кооперации инвалидов. Они занимались кустарным производством: выпускали галерный клей, лаки, краски, колесную мазь, олифу. В подвалах мечети хранилась продукция, а верующие вынуждены были во время богослужений вдыхать все сопутствующие испарения от вредного производства. И только в 1956 году из мечети наконец вывели производственные мощности артели.

Мусульмане Казани в советское время официально отмечали только три религиозных праздника: Ураза-байрам, Курбан-байрам и Маулюд-байрам. В месяц Рамадан верующие собирались на пятничные намазы, праздничные службы сопровождались торжественной проповедью — она называется вагаз. Правда, кроме духовных тем, в ней должна была обязательно прозвучать тема внешней и внутренней советской политики.

В 1952 году проповедником общины стал Исмагил Муштариев. Он был не только сильным проповедником, но и хорошим хозяйственником: мечеть при нем была освещена тремя большими люстрами, перешла на угольное отопление, а для проповедей появился даже микрофон.

Одним из последних имамов советского периода в Казани был Габдельхабир хазрат Яруллин: один из самых образованных и почитаемых богословов своего времени. Его называли последним представителем классического татарского мусульманского духовенства, к 1970 году никто, кроме него, не имел среднего духовного образования. В 1968 году Габдельхабир хазрат ухитрился совершить хадж (в советское время это требовало титанических усилий). При нем здание мечети было изрядно обновлено, отремонтировано, подключено к центральному отоплению.

В мечеть «Марджани» обязательно водили всех представителей зарубежных делегаций, которые приезжали в Казань в советское время. Надо ведь было показывать веротерпимость властей и их религиозный либерализм. Кого только тут не бывало! И министр по делам религии Индонезии, и мусульманские духовные деятели Ирака, и делегация из Буркина-Фасо, и монгольские, и афганские, и филиппинские духовные деятели.

В 1977 году в Москве проводили всемирную конференцию «Религиозные деятели за прочный мир, разоружение и справедливые отношения между народами». Ее участники приехали в Казань — и тогда в старейшую каменную мечеть города привели депутата индийского парламента, нескольких марокканцев, китайцев, египтянина и даже японца.

Мечеть «Аль-Марджани» как символ казанского ислама

Во время перестройки, когда отношения власти и религии начали оттаивать, храмы мусульман стали открываться. И в эти годы огромные усилия к возвращению исламских традиций Казани прилагали служители мечети «Марджани». Огромный вклад в эту работу внес имам-хатыйб мечети Мансур хазрат Джалялетдин, который несколько лет назад презентовал свою книгу о том, как возвращался ислам в столицу Татарстана.

Сегодня бороться уже не нужно. Уже ведутся службы во всех сохранившихся мечетях Казани и построены десятки новых. Над озером Кабан разносится призыв к молитве с разных минаретов — старых и новых. Туристы прогуливаются по Старо-Татарской слободе, с интересом разглядывают приземистую белокаменную мечеть со стройным минаретом, а азан, разносящийся с ее минарета, многие из них слушают как что-то новое для себя и экзотичное.

А казанские мусульмане знают и помнят, чем был и остается этот храм. Первый — при Екатерине. Главный — при Юнусовых. Единственный — при советской власти. Уважаемый и почитаемый — сегодня. Для знающего человека мечеть «Марджани» — не туристический бренд Казани. Она — символ татарского ислама, возрожденного и окрепшего.