Наследие османского присутствия на северных берегах Черного моря

Османские казначейские документы

После завоевания османами Южного берега Крыма там была введена тимарная система. Однако уже в XVI в. тимары были упразднены. Вот как об этом писал османский чиновник Али Чауш в середине XVII в.: «Эялет Кафа. В этом эялете зеаметов и тимаров не имеется. Но имеются отряды султанских войск. Деревни и пашни (эялета) являются хассами султана. Они управляются казною» [Трактат Али Чауша, 1963, с. 95]. Для контроля над сбором доходов в османском государственно-бюрократическом аппарате широко практиковалось составление дефтеров (реестровых книг) различных видов. Среди них особое место занимают дефтеры, содержащие сведения по переписи населения (tahrir defterleri), называемые также султанскими дефтерами (defter-i Khakani), иногда же — тапу-дефтерами (tapu defteri). В результате переписи населения, земель и доходов составлялись дефтеры двух видов: пространный (defter-i mufassal) и краткий (defter-i iсmal, или defter-i muсmel), иногда называвшийся тимар-дефтером (timar defteri).

Для истории Крыма первостепенный интерес представляют дефтеры санджака, а потом ливы Кефе, самые ранние из которых относятся к концу XV — началу XVI в. Они сохранились в Османском Архиве Канцелярии Премьер-министра. Это tahrir defterleri (дефтеры-переписи); muhasebe defterleri — бухгалтерские (счетные) дефтеры; mukataa-iltizam defterleri (дефтеры по земельному налогообложению); gumruk defterleri (таможенные дефтеры); mevaсib defterleri (дефтеры, связанные с жалованием и обязанностями янычар). Первооткрывателями этих важнейших документов являются Ж. Вайнштейн и А. Фишер [Fisher, 1978; Veinstein, 1980, с. 227—249; Veinstein, 1986, с. 221—237]. В 1970-е гг. они выявили в фондах Архива высших органов государственной власти Турции дефтеры, содержащие развернутые материалы османских переписей как всего лива (так называемые тапу тахрир дефтерлери), так и более скромные джизйе и авариз дефтеры (книги учета налога с немусульманского населения и ведомости по сбору чрезвычайных налогов).

Один из самых ценных источников по истории Южного берега — тахрир-дефтер № 370. Большинство историков считают датой его создания 1520 г. Этот дефтер помимо информации по ливе Кефе содержит сведения по санджакам Кырккилисе, Чирмен, Силистре, Визе и Нигболу. Дефтер имеет традиционную структуру. В начале идет свод законов-постановлений, состоящий из множества разделов: пристань Кефе, пристань Тамань, таможня Азова, Керчь и т. д. Затем следует информация демографического характера. Это состав и численность городского населения Кефе и остальных крупных городов санджака, а затем — сельского населения. Здесь указаны название деревни с указанием окружного центра, в который она входит, количество домов (очагов), список глав семей с указанием профессии, общая сумма налога данной деревни, подробный перечень всех видов налогов и обложений. В заключении в дефтере сказано о крепостных сооружениях ливы, о составе гарнизонов и его вооружении. Тахрир-дефтери №370 — первый турецкий источник, который позволяет рассмотреть состояние санджака Кефе после его завоевания османами. Итоговые данные переписи 1520 г. были включены в обобщающую перепись османских провинций в Европе (эялет-и Руми-ли), составленную в 1530 г. [370 Numaral1, 2001; 70 Numaral1, 2002]. Второй дефтер датирован 30 октября 1542 г. (№ 214). Но начало описания в нем относится к 1538—1539 гг., и, скорее всего, дата, обозначенная на документе, это — время окончания его составления. Этот дефтер является пространным (defter-i mufassal). Данные дефтеров за XV—XVI вв. подробно проанализированы в работе Ю. Озтюрка [Ozturk, 2000], издан Таможенный Регистр Кафы 1487—1490 гг. [Inalсik, 1996].

В большинстве своем дефтеры более позднего времени не введены в научный оборот. На русском языке опубликован небольшой по объему джизйе дефтера 1651/52 гг. в части, касающейся греческого населения. Одним из наиболее ценных и информативных документов является налоговая перепись неисламского населения османских владений в Крыму за 1044/1634—1635 гг. [Ефимов, 2013, с. 25—35; Ефимов, 2013а, с. 134—143].

Кадиаскерские книги

Кадиаскерские (или казы-аскерские) книги были переданы в Императорскую Публичную библиотеку (ныне РНБ) в Санкт-Петербурге в 1905 г. из Симферопольского губернского архива «по распоряжению министра внутренних дел благодаря просвещенному содействию министра просвещения В. Г. Глазова» — 121 том (с 1608 по 1786 г.). Эти книги представляют собой реестры (сиджил), в которые «вносились большей частью в извлечениях, а иногда и полностью все юридические и административные дела, подлежавшие ведению казы-аскеров (верховных судей) при диване (судилище) бывших крымских ханов... протоколы судебных разбирательств по гражданским и уголовным делам, охранительные описи имуществ умерших, духовные завещания, раздельные акты, межевые акты, правительственные распоряжения по финансовой части и общественному благоустройству, сметы по сооружению общественных построек и т.п.» [Отчет, 1912, с. 38] (см. также [Лашков, 1887a, с. 3—4; Гордлевский, 1968, с. 260; Бартольд, 1973, с. 356; Васильева, Лебедев, 1984, с. 145—146]. Первоначально при обнаружении этих книг в Симферопольском губернском архиве В.Д. Смирновым всего было 124 переплетенные в кожу тетради. В заметке об этом событии говорилось: «В книгах интересны «охранительные ханские записи» или подробные описи ханского имущества в момент их смерти, начиная с табунов коней и кончая стаканом недопитого молока» [Живая старина, 1907, с. 40]. Сто томов из 124 относятся к бахчисарайскому кадылыку, остальные двадцать четыре записи дел из Гёзлевского, Карасубазарского и Чонгарского округов.

У нас есть сведения и о других записях копий решений шариатских судов в Крыму. В Ялтинском музее хранилась кадиаскерская тетрадь (найдена в с. Ускют) за 1166—1167/1752—1754 гг. [Гордлевский, 1968, с. 260]. Согласно инвентарной книге рукописей и старопечатных изданий, хранившихся в Бахчисарайском музее в 1920-е годы, там в то время имелось два сакка: казиаскерский сакк Сейида Ахмед-эфенди за 1193/94 г. х., т.е. времени хана Шахин Герая, и казиаскерский сакк с 1022 по 1047 гг. (от Джанибек Герая до Мехмед Герая) [Инвентарная книга, 507, 508].

Записи, собранные в книги реестров судебных решений, по сути, являются копиями тех документов, которые выдавались на руки заявителю и ответчику или только заявителю. В Крыму, в отличие от Османской Турции, для всех типов докуентов, которые выдавал шариатский суд, бытовало единое разговорное выражение «сурет», что в данном случае означало «выписка» или «копия».

В последнее время над описанием кадийских дефтеров из собрания РНБ работали турецкие исследователи Ахмет Джихан и Фехми Йылмаз (см. подробнее: [Cihan, Y1lmaz, 2004, с. 129- 176]). В 2017 г. О. Рустемов издал транслитерированные и переведенные на русский язык тексты 353 записей судов шариата Крымского ханства начала XVII — середины XVIII веков, несомненно, имеющих большую филологическую и историческую ценность. Книга включает в себя словарь арабоязычных терминов и содержит подробные комментарии и толкования. В конце приведены таблицы с перечнем населенных пунктов, названий должностей, званий и этнических групп, встречающихся в текстах кадиаскерских тетрадей. Как считает О. Рустемов, несмотря на то, что имена кадиаскеров действительно часто фигурируют в документах, все же представляется несколько спорным утверждение о том, что памятники, о которых идет речь, именно кадиаскерские дефтеры, а не просто реестры судейских решений шариатского суда, в которых содержатся в том числе и решения, принятые кадиаскером или в его присутствии.

Копии с худжетов составлялись по единому образцу-формуляру и состояли из молитвы (дуа), которая располагалась в самом верху в центре строки, преамбулы, основного текста, даты и имен свидетелей. Молитвенные выражения повторялись и в преамбуле, следующей сразу после непосредственно молитвы. Преамбула включала в себя такие важные элементы, как имя судьи, имя его отца, кадылык или каза (судебный округ), где был выдан документ и ставилась печать. Молитвенные выражения подбирались соответственно теме или причине выдачи рассмотрения иска и выдачи худжета. После преамбулы следовало краткое содержание иска или спора с сообщением имен истца и ответчика, суть претензий первого и признание или отказ второго. В случае отказа выступали свидетели, имена которых также сообщались. В заключение речь шла о возобновленных или доказанных, или же вновь приобретенных правах истца на имущество, долю наследства, собственную свободу и т. п. С другой стороны, худжет мог подтверждать выплату долга, в том числе и по брачному контракту, развод, свадебный контракт, права наследования (принадлежность к родословной), передачу имущества в эманет (ответственное хранение с правом использования или без такового), аренду, передачу чужого имущества (от посредника хозяину), заключение или отмену торговой сделки и прочие события гражданского или хозяйственно-административного характера. В данном случае кадий выступал в роли нотариуса, а выданный им худжет можно рассматривать как нотариальное свидетельство. Кроме худжетов были также и другие типы документов, выдаваемые кадиями (и'лам и маруз).

Источниковедческую ценность сиджилов трудно переоценить. Это важнейший источник по истории права, экономики, повседневной жизни, общественных и семейных отношений, культуры и проч. Данные книг (четырех томов по карасубазарскому кадылыку) стали материалом для подробных исследований по социально-экономической и повседневной жизни Карасубазара [Ozdem, 2010; Kavak, 2014].

Историография. Османские сочинения

Первую ревизию османских исторических текстов о Крымском ханстве провел в мировой науке В.Д. Смирнов [Смирнов, 1887]. Конечно, многие сочинения не были ему известны, и их привлечение к написанию истории Крыма — дело будущего. Обзор всего османского историографического наследия, касающегося ханства, в нашу задачу не входит. Османских сочинений, посвященных только Крыму, относительно немного. Это прежде всего «Теварих-и Дешт-и Кипчак» османского автора Абдуллы б. Ризвана (известного под тахаллусом Абди) — сочинение, составленное в эпоху Мурада IV (1623—1640) и преподнесенное, очевидно, каймакаму Мусе-паше около 1638 г. Сочинение дошло до наших дней в двух рукописях — парижской (BNF Supplement Turс 874) и стамбульской (Топкапы, Багдад кёшк B 289) [Zajqсzkowski, 1966; Зайончковский, 1969, с. 10-28]. Следует сказать, что в парижском списке имеется отсутствующая в стамбульском поздняя приписка копииста — хронологический перечень крымских ханов до Каплан Герая (1713 г.). Название сочинения условное, оно дано издателем. Жанр этого сочинения — «летописи, истории» — один из самых распространенных в исламской историографии вообще. Эти «летописи», по определению Н.С. Сейтягьяева, «являются многоплановыми произведениями сложной композиции, своеобразными историко-литературными эпопеями, которые излагают исторические события в государстве в тесной связи с историей правящей династии и охватывают несколько столетий» [Сейтягьяев, 2005, с. 10].

Сочинение состоит из нескольких частей (вступление, описание Дешт-и-Кипчака, генеалогия Чингизидов, краткая история Крыма от Хаджи Герая, заключение). Оно издано А. Зайончковским по рукописи Топкапы (Багдад Кёшк, В 289) и подробно проанализировано им же. В. Хензель составил индекс к опубликованному тексту [Henzel, 1968, с. 67—84]. Ряд данных «Теварих-и Дешт-и Кипчак» находит подтверждение в местных, крымских источниках, сведениях, использованных и Мехмедом Нешри. Еще одним источником «Теварих-и Дешт-и Кипчак» была кафинская канцелярия и, возможно, некоторые документы семейного архива автора: ведь отец историка — Ризван-паша — был наместником Кафы. Поэтому совершенно очевидно, что часть сочинения, касающаяся переписки претендента на ханский престол Мухаммед Герая с Ризван-пашой, основана на подлинных документах [Zajaсkowski, 1966, с. 43—44; Зайончковский, 1969, с. 19].

Наконец, стоит упомянуть и о крымских легендах, которые автор сочинения, безусловно, мог слышать от современников. Прежде всего это касается легенды о мускусном караване, которая объясняла название крымской мечети — «Мускусная».

Большое количество османских исторических текстов содержат сюжеты, связанные с Крымом. Ограничимся одним примером: османскими хрониками о событиях 1475 г.

Эти события отразились в сочинениях Турсун-бея (Тарих-и Эбу-ль-фетх), Уруджа (Теварих-и Ал-и Осман), Хадиди (Теварих-и Ал-и Ос- ман), Ибн Кемаля, Ашик-паша-заде и Нешри и ряда других, в том числе поздних авторов. Обычно при изложении хода османского завоевания Южного берега прежде всего привлекают тексты Ашик-паша-заде и Нешри, которые очень близки. Однако между ними все же есть разница. У Ашик-паша-заде завоевание Мангупа не выделено в тексте рассказа о взятии Кафы, а у Нешри представляет собой самостоятельный хикаят под тем же, 880 г. х., но завершающийся тарихом о взятии Кафы. В «Тарих-и Нешри» в рассказе о Мангупе по сравнению с «Летописями Дома Османа» действительно немного нового: оба автора пишут о том, что Гедик Ахмед, выдвинувшись к Мангупу, окружил город и приготовил пушки. Поначалу текфур/текюр хотел сдать Мангуп, однако в крепости оказался некто, не согласный с этим решением, который уговорил народ начать сопротивление, затворив ворота. Гедик Ахмед пошел на хитрость, сделав вид, что отошел от крепости, оставив небольшие силы для осады. Между тем была устроена засада. Крепость была переполнена людьми. Осажденные устроили вылазку, но газии, сидевшие в засаде, ударили со стороны, и твердыня пала. Текюра, его казну, а также захваченную добычу вывезли в Стамбул. После падения Мангупа дочерей и жен защитников османы обратили в рабынь, в крепости прочли хутбу, церкви обратили в мечети. В город был назначен кади. Делам неверных пришел конец. «Область неверия стала областью ислама», — подводит итог Нешри. Однако сравнение двух летописных текстов позволяет, кажется, увидеть довольно тонкие различия: например, о переписи населения Мангупа и Кафы сразу после завоевания упоминает только Нешри. Видимо, часть текста Ашик-паша-заде осталась ему непонятной. Эти разночтения (даже разнобой в написании названия крепости и имени ее владетеля) говорят о том, что Нешри текст переработал, местами исказил, а может быть, сознательно воспользовался другим источником. Все это вновь возвращает нас к вопросу о сложении османского летописания и его источниках. Далеко не все османские хроники так скупы в изложении истории завоевания Южного берега. В текстах той группы источников, которая связана с анонимными «Летописями Дома Османа» и восходит вместе с ними, хрониками Ашик-паша-заде, Уруджа и Нешри к одному общему источнику (тексту Якши Факиха), это изложение действительно довольно кратко. Различия в полноте объясняются тем, что этот общий источник был доведен только до 1389 или 1402 г., а в описании последующих событий анонимные «Теварих» и Урудж пользовались разными источниками: таквимами (календарями) разной степенью полноты. Обычно «Теварих» дает более краткие версии событий (т.е. использует сокращенные и более поздние таквимы), а Урудж более полные [Inalсik, 1962, с. 155, 159].

В рассказе Уруджа о крымских событиях, которые, кстати, датированы неверным 879 г. х., привлекает внимание любопытное упоминание не только о Кафе, но и «ее крепостях и областях», которые были захвачены Ахмедом-пашой, а также то, что после этого османам покорились «крымское войско и армия Дешта» [Die Fruhosmanisсhen Jahrbuсher des Urudsсh, 1925, с. 129].

Иная традиция представлена текстом «Тарих-и Эбу-ль-фетх» («История победоносного») Турсун-бея. Уроженец Бурсы Турсун-бей б. Хамза-бей (ок. 1426—1491) служил империи на разных очень высоких должностях (вроде диван кятиби — секретаря государственного совета, анатолийского дефтердара) и был современником завоеваний Мехмеда II, начиная с 1452 г. (он, в частности, очень подробно описывает строительство в этом году крепости Румели-хисары). Чиновник-историк был очень близок османскому государственному деятелю Махмуду-паше в бытность последнего великим визирем, а потом капуданом-пашой. Турсун-бею довелось сопровождать своего патрона почти во всех военных предприятиях. Однако в крымской кампании он лично, видимо, не участвовал. «История» Турсун-бея сохранилась как минимум в шести рукописях (из них пять стамбульских — в Топкапы, библиотеке Айя-Софья и университета; одна венская) и трижды была издана [Tursun, 1912; Tursun, 1977; Tursun Beg, 1978]. В прозе и стихах Турсун описывает добычу османов: «франкские, румские, русские и могульские возлюбленные, всякие богатства и деньги», «франкские юноши и румские девушки, золото и серебро... монгольские девушки, чей лик прекрасен» [Tursun, 1912, с. 160]. Наконец, есть и еще одна версия крымских событий 1475 г. Она изложена в стихотворных «Летописях Дома Османа» некого Хадиди [Hadidi, 1991]. О нем самом известно крайне мало: дату рождения мы не знаем; умер он, возможно, в 940, но, во всяком случае, до 968 г. х. (1533—1534 или 1560—1561). Историк-поэт, он избрал себе такой махлас (хадид — по-арабски «железо» и «острый», например нож), так как его отец был кузнецом-оружейником. В этом источнике говорится и о захвате Инкермана и описывается осада Мангупа [Hadidi, 1991, с. 295-300]. Хадиди пишет, что после того как в Кафе было поднято «знамя ислама», прочтена хутба на имя Мехмеда, а самая большая церковь города превращена в мечеть, были переписаны жители и имущество, которое досталось газиям. После этого паша «развернул парус и ранним утром подступил к Инкерману». Инкерман был взят сразу, стремительным ударом и залит кровью, после чего произошла перепись захваченных земель:

Любопытно, что Хадиди помещает Инкерман в дунайских округах» (Nevahi-yi tuna!), тогда как в действительности он находится на месте впадения р. Черной (Чоргуна, или Казыклы-Озен) в Севастопольскую бухту.

По данным Ибн Кемаля, для похода были в достаточном количестве заготовлены пушки, ружья (тюфек), стрелы и зенбюреки/зенбереки, т.е. легкие пушки, которые перевозили обычно на верблюдах, фальконеты по европейской терминологии. Именно они потом и использовались для осады Мангупа [ibn Kemal, 1991, s. 385, 387]. После нескольких осад Ахмед-паша оставил осаждать Мангуп загарджи (собственно «псарь»: так называлась одна из категорий янычарского корпуса) Якуб-бея, а сам вернулся в Стамбул [ibn Kemal, 1991, с. 387]. Далее Ибн Кемаль пишет, что после назначения Якуб-бея первым диздаром (комендантом) Мангупа, согласно высочайшему фирману, в Стамбул было выслано 100 семей жителей крепости [ibn Kemal, 1991, с. 388]. Якуб принимал участие в набеге 1469 г. Действительно, именно он, видимо, упомянут в письме Менгли Герая Мехмеду Фатиху 24 октября 1469 г. о кафинском грабеже [Kurat, 1940, с. 84—85; Le Khanat, 1978, с. 41—44]. Это был старый морской волк: еще в 1461 г. он принимал участие в кампании против Трапезунда, а потом занимал должность санджак-бея Гелиболу и командующего османским флотом. Сопоставляя разные версии осады и взятия Мангупа, можно предположить, что история с притворным отступлением Ахмед-паши и последующей вылазкой «засадного полка», вполне вероятно, является отражением или неверно понятой версией действительного отъезда великого визиря с театра боевых действий в Стамбул, после чего осадой руководил уже капудан Якуб-бей.

Этот пример показывает, что полноценное использование османских историографических источников в сочетании с другими данными (западноевропейскими, русскими и др.) сулит необычайно много для воссоздания объективной картины истории османского присутствия на северных берегах Черного моря и истории Крымского ханства.