Андрей Терегулов: «Врачей не зря называют вторыми после бога»
Младший член известной татарстанской врачебной династии — о выборе профессии, успехах своей команды и воспитании детей
Есть области медицины, в которых буквально за десятилетие-полтора был совершен невероятный прорыв, а результат особенно нагляден, потому что резко увеличилось количество спасенных жизней, которые прежде были обречены. Заведующий отделением рентгенохирургических методов диагностики и лечения РКБ Андрей Терегулов, представитель врачебной династии, которая включает пять поколений врачей, работает как раз в такой области и мечтает, чтобы его дети сохранили верность его любимой профессии и нашли свой путь в медицине. О том, как такое возможно, почему в «команде», созданной Терегуловым, царит непривычная для традиционных медицинских коллективов «демократия», что защищает трудящихся круглые сутки в режиме нон-стоп медиков от профессионального выгорания и по какой причине врач в глазах детей стоит куда выше любого начальника или депутата — в очередном портрете для «Реального времени».
«Мне очень повезло»
Андрей Терегулов — сын Юрия Терегулова, руководителя Республиканского центра диагностики и лечения нарушений ритма сердца. Того самого, который в далеком уже 2004 году сделал первые в Татарстане операции по установке кардиовертеров-дефибрилляторов — «мини-реанимаций» тем, кому угрожал синдром внезапной смерти из-за остановки сердца.
Терегулов-младший пришел в РКБ в 2007 году после ординатуры в качестве хирурга — как раз тогда, когда в клинике появился первый ангиограф. Это, собственно, и предопределило его судьбу.
— По окончании интернатуры мне хотелось чего-то нового, очень быстрого и эффективного, и мне очень повезло, — говорит он. — Начиналась эпоха рентгенохирургии — эндоваскулярной хирургии, которая позволяет производить операции через кровеносные сосуды — через крохотный разрез. И все это совпало также с моментом, когда государство начало вкладывать средства в лечение сердечно-сосудистых катастроф, уносивших огромное количество жизней трудоспособного, зрелого и экономически активного населения. А рентгенохирургия как раз занимается тем, что останавливает и/или предотвращает сердечно-сосудистые катастрофы. Я пришел в медицину в тот самый момент, когда рентгенохирургия получила резкий всплеск развития в том числе и за счет притока молодых специалистов — без особого опыта, но открытых всему новому. И мы получили хороший эффект по снижению смертности от сердечно-сосудистых катастроф. Так, если в 2012 году в Татарстане от острого инфаркта погибало 52 человека на 100 тысяч, то в 2019-м этот показатель снизился в 2 раза — до 26.
Инфаркт или инсульт по расписанию не случается, пациентов привозят постоянно. И мы постоянно на связи, и мне надо абсолютно доверять тем людям, которые здесь работают. А им надо абсолютно доверять мне
«Инфаркт по расписанию не случается»
Рассказывая о себе и своей работе, Андрей Терегулов практически не использует местоимение «я», оно звучит лишь при упоминании семьи, династии. А так везде — только «мы». «Мы» — это он и его команда.
Знакомство с ней и со своеобразными и неожиданными для традиционного медицинского коллектива правилами общения у корреспондента «Реального времени» началось с того, что в кабинет завотделением влетели двое молодых людей, не очень похожих на солидных докторов, но именно таковыми, как позже выяснилось, и являющимися:
— А вы сможете нас отпустить? Ну пожалуйста! Очень нужно! А я вам подарю вот гель для рук? Ага! Спасибо! — и исчезли.
— Вот в таком темпе у нас все и происходит, — расхохотался заведующий.
На немой вопрос, как вообще возможна эдакая фамильярность, он пояснил:
— У нас нет такого понятия, что в 16.12 мы заканчиваем работать и идем по домам. Инфаркт или инсульт по расписанию не случается, пациентов привозят постоянно. И мы постоянно на связи, и мне надо абсолютно доверять тем людям, которые здесь работают. А им надо абсолютно доверять мне. Поэтому мы используем все способы созидания команды.
«Команда должна работать, и всегда — на пике»
Важна мотивация, говорит Терегулов. Например, такая как приобщение к общему большому делу:
— Вся наша команда: пять хирургов, операционные сестры, санитары, отдел снабжения, отдел медтехники, администрация — делаем большое дело. В год мы оперируем больше 2 тысяч человек. И каждый доктор, каждая операционная медсестра, санитарка знают, что за январь или за сентябрь они спасли столько-то жизней и очень гордятся этим.
Не менее важно обеспечить условия для работы, и это нечто гораздо большее, чем просто комфортное рабочее место и высокая зарплата:
— Наши врачи работают не оглядываясь на нормы часов, положенные им по табелю. Они работают столько, сколько нужно в интересах пациента. В нашем коллективе доминирует дух взаимопомощи, поддержки. Например, у врачей нашего отделения есть возможность посещения практически любых всероссийских конференций, было бы только желание, а со всем остальным поможем. Если мы друг друга воспринимаем с показным почтением, но за этим не стоит комфортная работа, если каждый не воспринимает себя как очень важную часть команды, то команда через какое-то время обязательно разрушится. А она должна работать — и работать всегда на пике!
В год мы оперируем больше 2 тысяч человек. И каждый доктор, каждая операционная медсестра, санитарка знают, что за январь или за сентябрь они спасли столько-то жизней и очень гордятся этим
Оказалось, врачи отделения, которым руководит Терегулов, совсем не случайные люди:
— Изначально мы втроем пришли сюда сразу после интернатуры. Через какое-то время я защитил диссертацию, стал преподавателем, и ко мне начали приходить ординаторы. Это поток, но есть такие, которые «выстреливают», как звездочки. Они остаются, становятся врачами, и ты уже не представляешь свою жизнь без них. Потом некоторые уходят — наше отделение становится для них стартовой площадкой.
В команду он, кстати, включает и тех, кто трудится за пределами отделения, всех, вплоть до главврача — «он же нам помогает» — и отдела снабжения:
— Они днем и ночью могут достать нам нужный компонент, препарат. Недавно мужчина с разрывом аорты поступил — протез в таких случаях делается под каждого пациента, и за 24 часа отдел снабжения нам его обеспечил. И человек живет! И мы этим очень гордимся, чувствуем себя… правильными людьми.
Ни вина, ни выгорания, ни взяток
Терегулов подчеркнул, что специалисты его отделения работают круглосуточно и вынуждены постоянно быть в тонусе. Вечером нельзя позволить себе расслабиться: ни с бокалом вина, ни тем более с рюмкой чего-то крепкого, ни с пивом, даже в малых дозах. Иначе будет не та реакция, собранность, то есть результата не будет.
— А как же расслабиться, справиться с выгоранием? При таких-то нагрузках и ограничениях?
— Выгорание — это одна из проблем отделений, где есть определенная рутина. А у нас идет поток — в день по 20—25 операций, постоянно разные пациенты. Мы оперируем все — от сосудов головного мозга до пальцев конечностей. Мы оперируем беременных, плоды в утробе матери… И у нас налицо эффективность — ты видишь результат. Каждый день ты видишь множество спасенных жизней как результат нашей работы, и это дает множество положительных эмоций. В такой ситуации выгорания быть не может.
А еще, добавляет он, «заведующий отделением должен задавать ощущение великого дела, потому что хуже выгоревшего врача нет».
У такой вот «гонки» врачей есть еще и другая сторона:
— У нас есть целевое финансирование, а пациентов ни до, ни после операции мы практически не видим. Человек после операции сразу уходит в другое отделение. Поэтому в нашей сфере практически нет коррупции, взяточничества, вымогательства.
— Неужели потом никто не ищет своего спасителя. Не благодарит?
— Обычно нет, пациент в операционной находится в тяжелом состоянии, он не понимает, что с ним делают. А после операции мы передаем пациента лечащему врачу и взаимодействуем уже с ним. Но есть пациенты, которые целенаправленно выясняют, как выжили. Их немного, зачастую даже формируются дружеские отношения между врачом и бывшим пациентом.
Тяжелый бесценный опыт
Андрей Терегулов и его команда также столкнулись и с коронавирусом:
— Мы каждый день общаемся с ковидными пациентами, оперируем их. У нас все отделение в полном составе привилось в первые дни прививочной компании еще в начале года, и, скорее всего, именно это спасло наше отделение от ковидного поражения сотрудников.
Терегулов говорит, что вначале, когда вирус только пришел в Россию, медики ждали всплеска тромбозов и ишемических инсультов, но его не случилось:
— Мы получили всплеск по другому направлению — по кровотечениям. Дело в том, что для предотвращения тромбозов при ковиде вводятся большие дозы антикоагулянтов. На территории РКБ расположен перинатальный центр, и к нам стекались не только пациенты здешнего ковидного госпиталя, но и беременные пациентки, женщины после родов… Это на самом деле эмоционально очень тяжелое направление в лечении ковида: лечение беременных женщин, пораженных ковидом. Но опыт РКБ по эндоваскулярному лечению послеродовых кровотечений при ковиде один из лучших в России! В сентябре к нам приезжали коллеги из разных регионов России для изучения опыта РКБ по данному направлению.
Он подчеркнул:
— Кровотечения очень скоротечны, и если в клинике нет эндоваскулярных отделений, то пациенты обречены. РКБ в этом направление — уникальная клиника, сочетание перинатального центра и рентгенэндоваскулярной службы встречается только в федеральных центрах. А мы только за этот год прооперировали больше 40 пациентов с такими кровотечениями, и ни один из них от кровотечения не погиб. Но, к сожалению, есть погибшие от ковида…
Очевидное-невероятное и на войне как на войне
Когда Терегулов рассказывает, как через крохотный разрез по кровеносным сосудам хирург добирается до сердца, мозга, разорванной артерии и латает ее, невозможно отделаться от ощущения, что врачи творят нечто невероятное. Но еще сильнее, пожалуй, впечатление от осознания: невероятно вообще, как человек остается жив.
— К тебе привозят пациента, когда он на грани жизни и смерти, ему очень больно и очень страшно, потому что он понимает, что может погибнуть, — говорит врач. — А ты делаешь операцию, и он возвращается к жизни. И тогда ты чувствуешь себя вторым после Бога. Нас, врачей, все-таки не зря так называют: у нас в руках инструменты, которые могут либо спасти, либо отправить пациента на тот свет.
К тебе привозят пациента, когда он на грани жизни и смерти, ему очень больно и очень страшно, потому что он понимает, что может погибнуть. А ты делаешь операцию, и он возвращается к жизни. И тогда ты чувствуешь себя вторым после Бога
— А как вы выбираете, кого первым спасать? — не удержалась корреспондент от провокационного вопроса. — Если привезли не одного, а двоих, троих?
— К счастью, в нашем распоряжении три суперсовременные рентгенхирургические операционные, и у нас есть возможность одномоментно оказывать помощь трем пациентам. У нас есть очень четкие временные параметры, по которым мы должны работать. Мы взвешиваем риски пациентов. На первом месте — те, у кого острый ишемический инсульт. От того, как быстро мы окажем им помощь, зависит объем клеток головного мозга, который мы сохраним, выживет ли он, какая степень инвалидности у него будет или не будет инвалидности, то есть качество его жизни в будущем, потому что клетки мозга умирают быстрее всех других. На втором месте — острый коронарный синдром. Сердце — это мышца, и она имеет большую толерантность, приспосабливаемость к ишемии, поэтому у нас есть больше времени. Это как военно-полевая медицина, где надо выбрать наиболее нуждающихся в помощи в конкретный момент.
А еще Терегулов заметил, что высокотехнологичная медицина резко сократила то самое пресловутое кладбище, которое по поговорке имеет каждый врач в силу допущенных им ошибок:
— Современная медицинская техника может очень многое и имеет «защиту от дурака». К примеру, если раньше доктор мог часами делать ювелирный шов и его ценили за это умение качественно шить, то сейчас есть степлер, который не даст кишечному шву, например, разойтись.
Но ювелирная работа по-прежнему в цене, она просто стала другой:
— Два года назад мы провели первую в России успешную внутриутробную операцию на сердце плода: пройдя через живот матери и его грудную клетку восстановили клапан, который у него стенозировался. Это позволило ребенку родиться с полноценным, функционирующим сердцем, потом, когда он немного окреп, наши замечательные детские кардиохирурги сделали ему уже отрытую операцию — заменили клапан. И сейчас ребенок растет и развивается абсолютно здоровым, не отставая от своих сверстников. А без нашей операции кровь из левого желудочка плода не эвакуировалась бы, сердце нормальноне сформировалось бы… В таких случаях ребенок погибает сразу после рождения — при первом вдохе. Возможность спасти его есть только на сроке 24—28 недель еще в утробе матери.
Отцы и дети
Андрей Терегулов — врач в пятом поколении. Предки с обеих сторон были врачами и поднимали здравоохранение республики Татарстан. Так что перед ним была прямая дорога в медицинский вуз. Прямая, но с оговорками, продиктованными традициями семьи:
— Я старался не повторять путь близких. Мой дед — невропатолог, бабушка — педиатр, отец стал функциональным диагностом, аритмологом, ушел в кардиологию. Мой прадедушка с другой стороны — со стороны мамы — был главным врачом кожно-венерологического диспансера. А мама ушла в акушерство и ультразвуковые исследования. Родители так поступили, чтобы не повторять путь своих родителей. И это оправданно. Вот есть такое выражение — «природа на детях отдыхает». А почему отдыхает? Потому что дети успешных родителей зачастую растут в такой теплой ванне, в среде, которая не учит жизни. И если пойдешь по пути родителей, очень велика вероятность не состояться в жизни. Поэтому у меня был выбор пойти в любую сферу, кроме аритмологии, функциональной диагностики, акушерства и ультразвуковой диагностики. Оставалась хирургия. И когда после третьего курса надо было выбирать специальность, я выбрал общую хирургию, потому что это основа, после которой любое направление тебе будет подвластно. И хирургия научила меня основополагающим принципам в медицине: у тебя должен быть учитель, должно быть абсолютное подчинение учителю, и ты должен уметь ждать, смиряться и терпеть. Это мне очень помогло.
Вот есть такое выражение — «природа на детях отдыхает». А почему отдыхает? Потому что дети успешных родителей зачастую растут в такой теплой ванне, в среде, которая не учит жизни. И если пойдешь по пути родителей, очень велика вероятность не состояться в жизни
Ну а у родителей Терегулов, по его словам, учился жизни: они стали примером во всем. И в воспитании своих детей тоже:
— Они мне очень мягко, нежно показали, как классно быть врачом — еще до того, как я поступил в мединститут.
Профессиональные династии, считает Андрей Терегулов, зачастую обрываются, потому что дети становятся «золотой молодежью»: когда тебе изначально все дано, некуда стремиться:
— А надо не обделять своего ребенка, а стимулировать его к жизни. У родителей это получилось, и я этому у них сейчас учусь. Я хочу, чтобы мои дети были врачами, но я их никогда не заставлю стать врачами. Можно лишь показать всю красоту профессии, чтобы они сами захотели. Я никем не видел себя в жизни, кроме как врачом, в детстве и юности. А дети… Старшему сыну Петру скоро исполнится 13 лет, и он — центральный нападающий команды «Ак Барс». Он круглосуточно занимается спортом. Средняя дочка Варя, глядя на старшего брата, целиком и полностью ушла в фигурное катание. Младшая только встала на коньки. Это их свобода, их выбор. Но они смотрят на своего папу, на маму — кардиолога. И для них родители являются неким эталоном. Я думаю, что их уважение к профессии врача будет генерироваться. У детей есть выбор, но я потихонечку, нежно, без давления формирую отношение своих детей к профессии врача. А если они не станут врачами, значит, так и должно быть.