«Татарские старости»: где в Татарстане можно найти «горцев»

Человек сам создает границы пространства. Проведенную на карте прямую линию нельзя найти на земле, но она прочно утверждается в сознании. Сейчас мы привыкли мыслить странами, областями и районами, и нам даже в голову не приходит мысль о том, что все эти границы всегда были подвижными и создавались людьми. Путешествуя по стране, отличить один субъект федерации от другого можно зачастую лишь по качеству асфальта.

Попробуйте представить мир без границ или хотя бы в динамике их появления (для примера можно почитать замечательную книгу о создании советских границ в Средней Азии). Иногда бывает так, что воображаемые границы накладываются друг на друга. В Золотой Орде, например, были свои представления о «регионах» и «границах». По монетам и письменным источникам мы знаем, что уже тогда существовала «земля Булгара». Представление о такой булгарской региональной идентичности пышным цветом расцвело в XVIII-XIX веках и даже существует до сих пор (замечательную книгу о булгарской идентичности написал Аллен Франк). При этом «земля Булгара» существовала в мусульманской истории параллельно с Казанской губернией, уездами и прочим имперским административным делением, воспринятым мусульманами.

«Горный край» в Татарстане

Однажды в одной из рукописных книг я наткнулся на упоминание региона «Джабалистан» — то есть «горный край». По аналогии с Дагестаном в моем воображении предстала картина с каменистыми обрывами, чистым небом и кружащим далеко в вышине орлом. Но дело обстояло в Татарстане, и такая романтика явно не соответствовала реалиям ландшафта. Поэтому дело обстоит проще: Джабалистаном в письменных источниках иногда называется Нагорная сторона бассейна реки Волги — Тау ягы. Казалось бы, что тут такого необычного? Многие татарстанцы знают, что в республике есть Нагорная сторона, есть Заказанье — Казан арты. Но меня заинтересовало вот что.

Несмотря на потерю государственности и полную перекройку административной карты, мусульмане внутренних регионов России сохранили собственные представления о границах. Многие люди напрямую ассоциировали себя с тем или иным регионом через так называемую нисбу — часть имени, указывающую на происхождение или место проживания. Поэтому я не думаю, что Нагорная сторона — это всего лишь указание на высокий правый берег реки. Это ментальный конструкт; одно пространство, намеренно отграниченное от другого.

Летом прошлого года мы с моим итальянским другом Маттео Бенусси решили посетить загадочный «горный край» на юго-западе Татарстана. Как мы ни вглядывались в даль, ни Маттео, ни я высоких гор не заметили. Более того, оказалось, что многие наши собеседники в местных деревнях не считают, что они живут в «горном крае». Зато местные краеведы о региональной особенности прекрасно осведомлены. О чем это говорит? Архаичная география имеет значение в основном для культурной элиты. Скорее всего, так было всегда. Легенды о булгарской идентичности или о распространении ислама в Сибири вплоть до XX века не были достоянием публичного знания, а культивировались лишь в образованной среде.

Вопрос о том, что составляло «особость» Нагорной стороны в ментальной географии мусульман Поволжья, пока остается открытым. Однако надо иметь в виду, что эти границы тоже были очень условными. Некоторые люди в XIX веке называли себя одновременно ал-Джабали и ал-Булгари, т.е. из Нагорной стороны и Булгара. А конкретная история развития исламского образования показывает, что существовали прочные интеллектуальные связи между разными регионами Поволжья и Нагорной стороной. Обратимся к некоторым фактам.

Учителя и ученики Нагорной стороны

В начале XIX века из Бухары в родные деревни стали возвращаться студенты. Хабибулла ал-Урыви стал имамом в Уры, что под Арском, а Губайдулла ал-Кизляви — в деревне Кизляу в современном Нурлатском районе РТ. У обоих было много учеников, в первую очередь они прославились как суфийские наставники, делившиеся сокровенными знаниями о пути самосовершенствования ради довольства Всевышнего. У Хабибуллы ал-Урыви большинство учеников были мишарями. Как сообщает Марджани в своем труде «Вафийат ал-аслаф», Габденасыйр ал-Чокалый (ум. 1833) — родной дедушка Марджани — учился у Хабибуллы и потом стал имамом в деревне Ашыт Казанского уезда.

У Габденасыйра учился Башир ал-Чокалый — духовный наставник большинства имамов Нагорной стороны в первой половине XIX века. Другим учителем Башира был вышеупомянутый Губайдулла ал-Кизляви. К слову сказать, Губайдулла ал-Кизляви стал основателем целой династии богословов, одним из последних представителей которой был Ахметзаки Сафиуллин (ум. 1995), имам мечети Марджани в советское время.

В Институте восточных рукописей РАН в Санкт-Петербурге сохранилось несколько писем Хабибуллы ал-Урыви своим ученикам в Нагорной стороне. Среди этих учеников упоминается Яхуда ал-Чокалый, один из родственников Марджани по материнской линии. Сын Яхуды — Габделатиф — обучался у Джагфара ал-Булгари из деревни Кулатка в Ульяновской области, того самого, что наставлял казахского султана Джихангира. Прямые потомки Яхуды вплоть до советских репрессий служили имамами в соседней деревне Тинчәле.

К чему все эти имена и связи? Мне кажется важным попытаться взглянуть на мир глазами людей прошлого, через ту призму, что казалась важной для них самих. Иначе история оказывается как бы переведенной с языка другой культуры, все события прошлого показываются в свете, не присущем самим деятелям истории. Пусть рукописи заговорят и расскажут нам свои истории — о своих воображаемых границах, своих героях, учителях и о том, как они показывали, что границ на самом деле нет и успех кроется в открытости и масштабности мышления.

Часть 1. Как казахский хан оказался учеником татарского суфия

Часть 2. «Татарские старости»: люди знания между Поволжьем и Дагестаном

Часть 3. «Татарские старости»: переселенцы из Сибири в Турцию

Часть 4. «Татарские старости»: туда и обратно в загадочный Хорезм»