Купчая от Апанаева: как житель Старо-Татарской слободы спасает родовое гнездо
Собственник исторического флигеля в Старо-Татарской слободе Казани рассказал, нужно ли инвестировать десятки миллионов, чтобы сохранить культурное наследие в подлиннике
Доцент Казанского университета, кандидат физико-математических наук Фарид Салимов родился в доме, часть которого в 1934 году его бабушка приобрела у потомка старинного известного купеческого рода Апанаевых. Сейчас в доме №3 по улице Сафьян — флигеле усадьбы Апанаевых в Старо-Татарской слободе — живет уже четвертое поколение Салимовых. Как Рустам Минниханов спас его дом, чем закончился суд собственников старинного здания с исполкомом Казани и как скромная семья казанских интеллигентов осилила ремонт объекта культурного наследия, Фарид Салимов рассказал в интервью «Реальному времени».
Сделка с наследником Апанаевых
— Фарид Ибрагимович, как ваши предки оказались в доме Апанаевых?
— Часть дома у одного из членов семьи Апанаевых выкупила моя бабушка в 1934 году. Сохранился документ — купчая, мой отец присутствовал при ее подписании. Апанаевы остались жить в другой части дома, нам досталось три пятых части флигеля, им — две пятых. Я родился в 1948 году, их уже не застал.
— Полностью дом ваша семья не пыталась выкупить?
— Нет, впоследствии принадлежавшая Апанаевым часть флигеля отошла государству. Там жили люди, потом она долго пустовала. И лишь недавно ее выкупил наш новый сосед — Исмагилов Д.Ш.
Сохранился документ — купчая, мой отец присутствовал при ее подписании. Апанаевы остались жить в другой части дома, нам досталось три пятых части флигеля им — две пятых
Самый старый новый памятник
— Дед о знатных соседях вам ничего не рассказывал?
— Нет, деда я не помню, но я слышал, что Апанаевы были в 1937 году репрессированы. Но мы всегда старались свою часть дома беречь. Сейчас вот как раз занимаемся ремонтом.
— Проблема ремонта и восстановления старых зданий, памятников культурного наследия стоит остро, и чаще это бывает сопряжено с выселением старых жильцов. Вас угроза отселения миновала?
— Наш дом тоже пытались расселить (он был включен в программу ликвидации ветхого жилья), пришлось даже повоевать с городскими властями. Нам удалось остаться. И слава богу: я родился здесь, и уезжать отсюда не хочу.
— Вы хотите сказать, что памятник культуры — флигель усадьбы Апанаевых — могли снести по ветхости?
— Два из трех домов, составляющих усадьбу Апанаевых — особняк, в котором сейчас находится Минмолодежи, и еще один дом, где расположена префектура, считались памятниками культурного наследия еще в советское время. Таблички на них соответствующие висели. А на нашем — нет. Но потом кто-то, видимо, сообразил, что все три строения — единое целое. Тем более что наш флигель построен раньше, чем эти два дома. И наш дом признали «вновь выявленным объектом культурного наследия».
Два из трех домов, составляющих усадьбу Апанаевых — особняк, в котором сейчас находится Минмолодежи, и еще один дом, где расположена префектура, считались памятниками культурного наследия еще в советское время. Таблички на них соответствующие висели. А на нашем — нет
«Я во сне такую сумму не видел»
— Это как-то повлияло на сохранность флигеля?
— Его включили число новоявленных памятников.
— А могли ли его перестроить или снести, а потом на этом месте построить копию из современных материалов?
— От этого дом спас президент Рустам Минниханов. Когда он обходил Старо-Татарскую слободу, наш дом был в плохом состоянии. Наша часть еще ничего выглядела, а во второй (которая принадлежала государству) давно никто не жил, она разрушалась. Уже начались нарекания к нам, нам дали понять, что надо уезжать. Это было в 2008—2010 годах.
— Вы cудились с исполкомом?
— Да, но мы не попытку выселения оспаривали. В документах были прописаны только доли в доме, но было непонятно, какая наша площадь, а какая государственная, что относится к жилой, что — к нежилой площади. Законодательство постоянно менялось, и нам пришлось доказывать, что те помещения, в которых мы живем, — наши. Удалось отбиться. А потом, позднее, когда президент пришел с обходом, ему чиновники из префектуры сказали, что на ремонт нашего флигеля требуются сумасшедшие деньги — 34 миллиона рублей. Я развел руками и сказал, что даже во сне такую сумму никогда не видел.
Благодаря тому, что мы тут постоянно жили, у нас все только снаружи неказисто выглядело — внутри мы содержали помещения в порядке
Экономные собственники
— И как вы вышли из положения, ведь бремя ремонта по закону ложится на собственников?
— Когда вторую часть дома выкупил Исмагилов и мы начали ремонт, оказалось, что столько денег и не требуется. Я думаю, что президенту тогда назвали стоимость ремонта соседнего здания, а оно намного больше, чем наш флигель. В реальности столько денег не нужно было, хотя расходы для нас все равно оказались большими. Поэтому ремонт затянулся на несколько лет. Сосед наш ремонт своей части дома закончил, он очень бюджетно все отремонтировал. Ну и мы свою потихоньку завершаем. Благодаря тому, что мы тут постоянно жили, у нас все только снаружи неказисто выглядело — внутри мы содержали помещения в порядке. А вот Исмагилову было трудно, там за 10—15 лет, пока помещения пустовали, начались серьезные разрушения. Нам ведь никто ни копейкой не помогал — ни горисполком, ни Минкульт.
— Что было самым трудоемким во этом ремонте, самым сложным и дорогостоящим?
— Мы укрепляли фундамент — делали цементные инъекции. И сосед тоже, как мы поняли, его укреплял. Еще очень непросто было приводить в порядок стены изнутри. В нашем старинном доме они сложены, как было принято при строительстве крепостей — стены не отвесные, а наклонные. Основание у них шире, чем верхняя часть. Толщина стен большая, три кирпича, но наружная их часть — это кирпичная кладка, а внутри засыпан щебень. И если начинаешь их трогать, например, сверлить отверстие — все сыплется.
Старина живет в преданиях, в воспоминаниях людей. А большинство жителей по программе ветхого жилья были отселены и не вернулись в слободу, хотя, я знаю, многие из них этого хотели
«Главное — все же люди»
— Ремонт близок к завершению. Что дальше?
— Мы будем тут жить, как и прежде. А сосед — не знаю. Насколько я слышал, он планирует сдавать свою часть под жилье. Мы не возражаем. Но если он захочет сдать помещение какой-то организации — будем против.
— Вы полагаете, что в домах, которые строились под жилье, века спустя люди должны продолжать жить?
— Понимаете, когда Рустам Минниханов прошелся по Старо-Татарской слободе, он этим спас ее от уничтожения. Но беда в том, что к этому моменту уже многое здесь было утрачено. Конечно, архитектура несет отпечаток той культуры, которая когда-то была в Старо-Татарской слободе, но главное — все же люди, которые веками проживали в ней. Старина живет в преданиях, в воспоминаниях людей. А большинство жителей по программе ветхого жилья были отселены и не вернулись в слободу, хотя, я знаю, многие из них этого хотели. И это было большой ошибкой. В качестве примера могу привести художника Рушана Шамсутдинова, который, являясь коренным жителем Старо-Татарской слободы, продолжает в ней жить и многое делает для ее реконструкции. Когда Булата Окуджаву выселили в Москве с Арбата, он в своей известной песне назвал тех, кто его выселял, оккупантами. А после его смерти возле дома, где он жил, эти же люди ему поставили памятник. Мы не знаем их имена, но песня об Арбате до сих пор является одним из основных символов Москвы. И пока государство не научится относиться к жителям страны как к своим гражданам, мы никогда не сохраним то наследие, которое оставили для нас наши предки.
