«Нам не потребовалось на это 8 лет, как в школе, — достаточно было одного урока»

«Учителей туда отправляли «в ссылку» или в наказание»

— Виктор Кириллович, расскажите, чем вы сейчас занимаетесь?

— Мы только что закончили большой грант для департамента образования Москвы. На протяжении 25 лет у нас идет работа по помощи учителям, имеющих дело с трудными неуспевающими учениками. Предыстория такая. В 90-е годы я работал в институте педагогических инноваций. Первая наша работа была в том, что мы проводили такой проектный семинар «Переход системы образования Пермской области на новые условия хозяйствования». То есть как жить системе образования в новых условиях рыночных отношений, в отсутствие необходимости проводить идеологическую линию (отсюда вставал вопрос о содержании и форме образования).

Мы 12 лет поддерживали отношения с Пермской областью. Работали со школами, районами, со всем регионом. Что интересно, если в 1991—1992 году проекты были в основном направлены на создание лицеев, гимназий, интеграцию с вузом, углубленное техническое образование, то с 1993 года пошли другие: трудные дети, неуспевающие дети, необучаемые дети, дети с инвалидностью, которые формально по Конституции имеют право на образование, а реально их в школу не пускают.

Мы столкнулись с этими проблемами как раз в работе с общественными родительскими организациями в 1993 году, а в 1994-м начали ощущать эту проблему, работая со школами. Потому что именно в то время были созданы классы коррекционно-развивающего обучения, куда собирали всех неуспевающих детей. Учителей туда отправляли «в ссылку» или в наказание. Здесь нужно отметить, что мы работали в малых городах Пермской области: Нытва, Оса, Очер. Представляете себе такую ситуацию, когда все друг друга знают, и в школе собирается комиссия, кого же из детей определять в коррекционный класс… Все же знают, что это будет класс для дураков. Соответственно, родители этих детей тоже дураки, а учителя, которые собираются их учить, тоже дураки, потому что это невозможно. Но, тем не менее, учить отстающих учеников надо.

Учителей же никто не научил, как работать с неуспевающими детьми. А дети изолированные, да еще с клеймом, а еще с сомнением в собственных силах

Я думаю, что вы представляете себе масштабы проблемы. Учителей же никто не научил, как работать с неуспевающими детьми. А дети изолированные, да еще с клеймом, а еще с сомнением в собственных силах: «Может, я правда не могу учиться, тогда какой смысл прилагать усилия?»

И вот мы оказались на семинаре в Нытвенском районе, который был самый худший по подростковой преступности. Там было примерно 12 школ на весь район. Заврайоно, услышав, что мы продвигаем идею, что учиться могут все, что необучаемых нет, что это вопрос только педагогического искусства, технологии, индивидуального подхода, сказала: «Давайте попробуем у нас реализовать ваш проект». А мы с 1995 года собирали конференции, куда приглашали всех, кто умеет работать с трудными детьми. Это были представители, например, «Центра лечебной педагогики», который до сих пор работает с самими тяжелыми детьми; педагог Э.И. Леонгард, которая разработала метод обучения речи для людей с нарушением слуха; А.И. Бороздин, один из самых известных педагогов-новаторов, создатель центра абилитационной педагогики в Новосибирске, который уже имеет порядка 20 филиалов по России. У нас возник проект летней школы, куда мы пригласили всех учителей, желающих поработать с неуспевающими детьми, которых мы только знали. И в 1996 году мы провели первую школу с выдающимися учителями, а с 1997-го начали помогать и широкому кругу учителей проектировать урок, проводить его и анализировать результаты. У нас благодаря этому появился свой собственный опыт.

«Первый диктант показал, что у детей более 100 ошибок на 186 слов»

— Можно какие-то практические примеры работы с трудными детьми?

— Однажды к нам приехал без старшего настолько ужасный класс, что никто из учителей не хотел с ними летом проводить время. А у нас была уникальная учительница русского языка Н.Ю. Абашева из Перми, в то время работавшая в вечерней школе. Она помогала доучиться и потом даже поступить в институт в том числе людям, которые пришли после отсидки в тюрьме. Мы предложили: давайте будем с ними заниматься русским языком, потому что русский язык — это основа всех предметов, это понимание текстов, умение грамотно изложить мысль, это понимание любых задач, в том числе математических. Мы решили, попытаемся помочь им с языком с тем, что это, может быть, облегчит их учебу в дальнейшем.

Класс был очень запущенный, их школьные учителя не скрывали, что переводят их условно, потому что выгнать на улицу нельзя. То есть учителя мечтали, когда эти дети закончат 9 класс, и они их никогда больше не увидят. Это был как раз 9 класс. Мы делали на летней школе по два урока в день для этих ребят и начали с работы над ошибками. Первый диктант показал, что у детей более 100 ошибок на 186 слов. Ошибки страшные, один мальчик писал союзы и предлоги слитно со всеми словами, то есть у него строчка получалась цельная, без каких бы то ни было пробелов. Непонятно как он доучился до 9 класса. Другой написал «деблые тни» вместо «теплые дни». А самый уникальный случай был, когда ребенок словосочетание «ни на что» написал с 7 (!) ошибками.

Мы предложили: давайте будем с ними заниматься русским языком, потому что русский язык — это основа всех предметов, это понимание текстов, умение грамотно изложить мысль, это понимание любых задач, в том числе математических. Мы решили, попытаемся помочь им с языком с тем, что это, может быть, облегчит их учебу в дальнейшем

Мы поняли, что имеем дело с тотальной безграмотностью. И в этих условиях организовали простую работу. Каждый из учеников систематизирует свои ошибки. На систематизацию у некоторых ушло до трех дней, потому что выписать просто 100 с лишним ошибок, анализируя, с чем они были связаны, — это тяжелая работа. Потом они выбирали ошибку, которую больше не будут допускать, и дальше осваивали все, что нужно для этого.

Я помню, что с мальчиком, который писал все слова слитно, у нас был такой диалог:

— (он) Я хочу научиться писать раздельно предлоги с существительными.

— (я) Отлично. А ты вообще знаешь, что такое существительное и предлог?

— Нет…

— А про части речи слышал?

— Слышал. Про падежи слышал.

И я начал объяснять, что существительные — это одна часть речи, предлоги — другая часть речи. И чтобы научиться писать их правильно, нужно их различать. И затем сказал: «А вообще частей речи всего 12». И мальчик мне говорит: «А почему вы до сих пор не рассказали мне про части речи?!» Провели уроки по частям речи, научились их различать, все 12. Восемь лет (как в школе) нам не потребовалось, чтобы это сделать, достаточно было одного урока. И дальше работа пошла уже полегче.

Потом такая же работа была с частями слова, с членами предложения. Оказалось, что для грамотного письма в теории русского языка больше ничего знать не нужно, потому что все правила привязаны либо к частям слова, либо к частям речи, либо к членам предложения.

«Эти дети стали успешными по всем остальным предметам и хорошо закончили школу»

— Была какая-то общая проблема у детей из этого тяжелого класса?

— В том-то и дело, что у каждого была своя проблема. Одна девочка сказала, что никогда и не пыталась учить правила русского языка, потому что их слишком много и они слишком сложные. С ней у нас был такой диалог:

— Как же ты будешь писать грамотно?

— Я буду учить слова.

— В русском языке 50 тысяч слов, а правил 100. Что легче выучить, правила или слова?

— Ааа… Правила легче выучить. Давайте тогда будем учить правила.

То есть за 8 лет с ней об этом никто не поговорил. В когнитивно-бихевиоральной психотерапии это называют автоматическими убеждениями. То есть человек живет в этом убеждении, что правила выучить нельзя, легче выучить слова, и поэтому не учит правила русского языка.

Каждый ребенок проработал пару правил, узнал про части речи, про части слова, про члены предложения. Но эти дети стали не только грамотно писать, они стали успешными по всем остальным предметам и хорошо закончили школу. Мальчики и девочки, которые у нас учились в летней школе, поступали в колледжи, в вузы

— То есть они не видели смысла в обучении?

— Да. Вводный первый урок, когда мы начинали летнюю школу, у нас был о смысле учебы, смысле русского языка, смысле диктанта, который мы предлагаем детям написать. И пока этот смысл не был выстроен, пока ученики не сказали: «Давайте уже будем писать этот ваш диктант», — начинать урок было нельзя. Вот этот мальчик, который «деблые тни» написал, реально не различал звуков. Он и говорил не очень внятно. Пришлось провести специальный урок на различение глухих и звонких звуков. На это опять же ушло одно занятие, больше он таких ошибок не допускал.

Другой мальчик писал в диктанте «ранние утро». Мы пытались научить его видеть эту ошибку, но в течение 12 дней он продолжал ее делать. И в предпоследний день школы я ему сказал: «Я не знаю, чем тебе помочь. Вот тебе все книги, все методические пособия. Иди и думай сам, как ты себе будешь помогать». Он пошел и весь вечер сидел на берегу Камы, читая книги. И на следующее утро написал правильно это словосочетание. И потом не допустил ни одной ошибки на согласование. Вдохновленный, он очень успешно закончил 9 класс.

Это была для нас загадка, потому что мы занимались только русским языком. Что мы там успели пройти за 13 дней летней школы? Каждый ребенок проработал пару правил, узнал про части речи, про части слова, про члены предложения. Но эти дети стали не только грамотно писать, они стали успешными по всем остальным предметам и хорошо закончили школу. Мальчики и девочки, которые у нас учились в летней школе, поступали в колледжи, в вузы. Кстати, Нытвенский район ушел с первого места по подростковой преступности, так что был еще такой большой социальный эффект от этого проекта.

«Все построено на самостоятельной работе. Пока ребенок работает самостоятельно, не надо вмешиваться»

— Виктор Кириллович, в чем же проблема нашего образования? Учителя не умеют преподавать?

— Преподавать умеют. Скажу сейчас самую главную нашу идею. Учителя не умеют другого, точнее это отсутствует в технологии обучения. Они не умеют оказывать индивидуальную помощь в преодолении учебных трудностей. Вот я вам рассказал несколько случаев из моей работы с детьми, и у каждого ребенка была своя причина трудностей в учебе.

Современный учитель, у которого в классе 30 человек, просто физически не может проводить индивидуальную работу с учениками при той технологии работы с классом, к которой он привык. Для этого нужно что-то в уроке существенно изменить, чтобы осталось время на индивидуальную помощь, которая и является самой ценной для ученика, которая продвигает его в борьбе с ошибками и способствует развитию в целом.

Скажу сейчас самую главную нашу идею. Учителя не умеют другого, точнее это отсутствует в технологии обучения. Они не умеют оказывать индивидуальную помощь в преодолении учебных трудностей

Мы предлагаем делать акцент на осмысленную самостоятельную работу учеников. Допустим, они выполняют серию заданий, нарастающих по сложности, пока не столкнутся с заданием, которое вызывает у них затруднение. Здесь у них есть возможность попросить помощь учителя. Поскольку у всех разные трудности, разный уровень знаний, то ученики будут не одновременно запрашивать помощь, и учитель сможет работать — пусть короткое время, но все-таки индивидуально прямо на уроке. Но если ученик входит во вкус самостоятельной работы, то он уже не может остановиться. В психологии есть важное понятие «эффект незаконченного действия», открытый одним из наших учителей в университете Б.В. Зейгарник еще в 1927 году. В данном случае он выражается в том, что начав на уроке работу над трудностью и ее не закончив, ученик продолжает думать над ней, искать способы, делая это уже за пределами урока.

В летних школах мы тоже работали с классами, мы вели урок или два урока по русскому языку, но в течение дня мы давали индивидуальные консультации. У нас 24 часа в сутки была работа. Каждый ребенок мог к нам прийти, если мы были не заняты, и задать вопрос, провести консультацию. У нас был такой метод погружения в работу. Это не значит, что учитель не может работать индивидуально с каждым. Например, та же Н.Ю. Абашева, про которую я уже говорил, проводит свои уроки не так, как обычно. Когда она заходит в класс, то все уже сидят с перемены и чем-то занимаются. После приветствия учеников она задает вопрос: «Кто не знает, чем ему сегодня заниматься?» Как правило, ни одной руки не поднимается, если это не первые ее уроки в классе.

То есть все построено на самостоятельной работе. Пока ребенок работает самостоятельно, не надо вмешиваться в его работу. Когда у него возникает трудность и он сам не может решить вопрос, задачу, то он поднимает руку. Учитель к нему подходит и они разбираются. Представьте себе, в скольких школах России системно ведутся уроки таким образом? А результаты по русскому языку у учеников Абашевой такие: в классе из физико-математического лицея, в котором она вела с 9 по 11 класс, было пять стобальников по ЕГЭ и средний бал 94. И у нее не было выпусков без стобальников, а это физматлицей, где русский язык не является приоритетом.

— Вы до сих пор проводите летние школы?

— В Пермской области нет, они были до 2002 года. Теперь уже сами учителя, которые к нам приезжали, проводят на базе своих школ летнее обучение. Мы стали проводить летнюю школу в Челябинской области, потом в Москве. Потом, есть такой фонд «Дети.мск.ру», который был создан еще по инициативе Александра Меня при Российской детской клинической больнице. Они создали этот фонд для того, чтобы организовывать лечение детей, но в 2012 году поставили проблему образования. Потому что они действительно начали достигать больших успехов в лечении самых безнадежных заболеваний, потому что чуть ли не весь мир им помогает. Там был построена школа, которая существует уже 5 лет. Там мы проводили летние школы с учителями, с детьми, студентов я также приглашал. Сама форма летней школы стала популярной и эффективной. Мы даже просто проводили летние школы в Москве в обычных учебных заведениях и в детских домах без всякого выезда. В таких школах действительно можно сосредоточиться на решении индивидуальных проблем ребенка, потому что среди учебного года в текучке дел это очень сложно сделать.

Еще в 90-х годах была идея ввести шахматы в школы. Было указание Министерства образования о том, чтобы это делать. Но вот Сатка стала одним из первых городов, где всеобщее обучение шахматам ввели всерьез

«В другом классе было 30 человек. 21 из них закончил 11 классов, и семеро — с золотыми медалями»

— Расскажите о вашем проекте, в котором вы обучаете детей игре в шахматы.

— В городе Сатке Челябинской области мы начали проект «Шахматы для общего развития» совместно с шахматным клубом «Вертикаль» и отделом образования города. В этом году ему исполнилось уже 15 лет. Там была реализована, конечно, не новая идея, что шахматы способствуют общему развитию человека. Н.Г. Алексеев, мой учитель, еще в 1979 году говорил, что шахматы — это игра, созданная самим Богом для развития способности действовать в уме. Потому что, как говорят сами шахматисты, игра происходит в голове, а тот, кто играет на доске, тот играет в деревянных солдатиков, просто двигает фигуры. То есть вся работа происходит в голове: расчет вариантов, видение позиции, понимание того, как она может измениться, как может сходить противник.

Еще в 90-х годах была идея ввести шахматы в школы. Было указание Министерства образования о том, чтобы это делать. Но вот Сатка стала одним из первых городов, где всеобщее обучение шахматам ввели всерьез. С 2004 года мы работаем с саткинскими учителями. Они ведут шахматы в начальной школе и изменили свои подходы к проведению других уроков. Я помню директора саткинской школы №14 Л.П. Волгутову, где и был первый экспериментальный класс. Ее так заинтересовал наш проект, что она уже в достаточно зрелом возрасте освоила шахматы и стала консультантом по шахматам в начальной школе. Потом она привезла в летнюю школу 2005 года трех своих самых тяжелых учеников (она преподавала с 8 класса математику). Потом, после окончания летней школы, проходит время, наступает 1 сентября, она заходит в класс: «Здравствуйте, вы зачем сюда пришли?» Все замолчали, а потом она смотрит и три руки поднимаются. Это были как раз те, кто был в летней школе. Один из них сказал: «Я пришел на урок математики, потому что у меня есть трудности с какими-то квадратными уравнениями. Я так и не смог в них разобраться… Хотел бы сегодня разобраться в них». Кстати, все трое ребят успешно закончили школу. То есть дети учатся думать, делать все осознанно. И не делать тупо все, что скажет учитель.

В 2014 и 2016 годах у нас был выпуск первого и второго экспериментальных классов, где преподавались шахматы. В первом классе из 24 человек 18 закончили 11 классов, и пятеро — с золотыми медалями. А во втором было 30 человек, 21 закончили 11 классов, и семеро — с золотыми медалями. И еще один ушел в другую школу, потому что опасался большой конкуренции, что ему не дадут золотую медаль. И другую школу закончил с золотой медалью.

Эффект этот исследуется. С одной стороны, дистанция между первым классом и 11-м большая, но положительный эффект наблюдается только там, где преподавали шахматы. В Саткинском районе даже в таких депрессивных городках, как Бакал, где тотальная безработица, и то появились золотые медалисты.

Продолжение следует