«Закон о домашнем насилии могут внести осенью, а когда примут — большой вопрос, ведь в Госдуме Слуцкий»

«От этого случились отрубленные руки Маргариты Грачевой, от этого произошло убийство Елены Вербы»

— Прошло два с половиной года с момента отмены уголовной ответственности за домашние побои супругов, родителей, детей, опекунов — 27 января 2017-го эта статья была перенесена в разряд административных правонарушений. Вместо нескольких лет тюрьмы сейчас насильникам грозит лишь штраф и арест на 15 суток. Как декриминализация изменила ситуацию с бытовым насилием?

— Мы считаем, что у нас на сегодняшний день в стране катастрофа, эпидемия домашнего насилия. Наше государство заявило всем насильникам: «Бейте, платите штраф и вы НЕ преступники, а просто правонарушители». Декриминализация — это большая, серьезная, концептуальная структурная вещь, которая изменила отношение насильников к своим действиям, а государство сказало: «Да пожалуйста». Административное правонарушение — это неправильная парковка автомобиля, а наше государство решило, что это равные по тяжести вещи, и поддержало насильников. От этого случились отрубленные руки Маргариты Грачевой, от этого произошло убийство Елены Вербы, которой муж нанес 57 ножевых ранений, прикрыл ее тело тряпочкой и ушел на работу, заперев несовершеннолетнего сына с телом.

Произошла масса случаев, в которых государство самоустранялось от темы домашнего насилия и удалялось от ее решения. Например, то же дело сестер Хачатурян. Декриминализовали побои с посылом: «Ну что вы, что вы! У нас, в российских семьях, такого быть не может. Это все западные агенты хотят внедрить на нашу праведную землю свои идеи, чтобы мы начали влезать в семьи». По данным судебного департамента Верховного суда РФ, за прошлый год была 51 тысяча дел, связанных с побоями в семье, и большинство из них — это штраф в 5 тысяч рублей, равный двум неправильным парковкам, штраф, который насильник оплатил из семейного бюджета.

Рита Грачева пришла в студию с отрубленными руками и стала говорить. Я помню этот момент, ее легкое платье, кисти обеих рук отрублены, она садится на диван и говорит: «Я хочу такой закон, он мне нужен. Если бы он был, со мной бы такого не случилось»

При этом после декриминализации пошла в ход консервативная общественность, которая ее и пролоббировала и укрепила в жертвах стимул «Сама виновата!». С другой стороны, из-за того, что такая катастрофа происходит и жертвы никак не защищены, эта декриминализация помогла нам объединиться — все люди, раньше разрозненно борющиеся против домашнего насилия, жертвы, стали громко говорить. Рита Грачева пришла в студию с отрубленными руками и стала говорить. Я помню этот момент, ее легкое платье, кисти обеих рук отрублены, она садится на диван и говорит: «Я хочу такой закон, он мне нужен. Если бы он был, со мной бы такого не случилось». Ее мужу, Дмитрию, просто выдали бы охранный ордер.

Жертвы стали говорить, а после декриминализации — наиболее активно, появилась надежда. Несмотря на то, что мы понимаем, что Госдума шаг назад не сделает и ничего к нормальному виду не приведет, появилась надежда на то, что примут отдельный закон, защищающий жертв, а не насильников.

«Я последователь только одной статистики: 16,5 миллиона жертв домашнего насилия в год»

— Помню статью социологов Екатерины Ходжаевой и Ирины Четвериковой «Чем полезна декриминализация побоев» в «Ведомостях» через год после реформы. Авторы писали, что число наказаний выросло почти в два раза, и это — прямое следствие декриминализации. До перевода в КОАП побои были статьей частного обвинения — жертва должна была сама написать заявление, собрать доказательства и прийти в суд, но по незнанию обращалась к участковому, а тому было невыгодно за это браться, слишком часто жертва мирилась с обидчиком, а стражу порядка премию за это не выписывали. Теперь обвинение частно-публичное: жертва забрать заявление не может, значит, полиции оно пойдет в зачет, у нее есть стимул работать. Странный аргумент, но цифрами подтвержденный…

— У нас был контрответ на эту статью от Анны Ривиной и Мари Давтян. Эту статистику крутить-вертеть бесполезно, потому что она говорит только об одном: решений стало больше не потому, что люди побежали подавать заявления, а потому что полиции стало выгодно в каких-то случаях приветствовать эти заявления и получать за них бонусы, но на этом и все, это единственная вещь, которая эту статистику формирует. Но огромное количество заявлений полиция не принимает и ничего не делает. Как и раньше, заявления принимаются по усмотрению полиции: хочет — дело возбуждается, не хочет — не возбуждается.

Я последователь только одной статистики, поскольку мне эта цифра кажется очень правдоподобной, это Росстат: 16 миллионов 450 тысяч жертв домашнего насилия в год. Исследование проводилось по методологии опроса, то есть уже 16 миллионов человек сказали, что становились жертвами домашнего насилия. Это такая цифра, к которой невозможно выстроить контраргумент.

Только на прошлой неделе убили Оксану Садыкову, воспитательницу детского сада. Муж воткнул ей нож в сонную артерию на глазах собственного ребенка. Это дело для меня очень больное, я вообще не понимаю, почему насильнику дали такой маленький срок

— До декриминализации семейных побоев защищало ли наше законодательство жертв домашнего насилия в достаточной мере?

— До декриминализации плохо работала 116-я статья Уголовного кодекса, она и сейчас плохо работает по повторным побоям (в случае повторных побоев преступление все же классифицируется по ст. 116 УК РФ). Это совершеннейший кошмар, потому что это статья частного обвинения, и если жертва получила повторные побои, то она должна сама идти в суд, сама нанимать адвокатов, сама доказывать в суде, что она не верблюд, и отвечать на вопросы в духе: не билась ли она сама головой об стену? Делать все те вещи, которые ее ставят в ситуацию вторичной опасности и вторичного психологического стресса. Конечно, 116-я так же не работала, но сам факт ее наличия в Уголовном кодексе и перспектива уголовного преследования останавливали насильников.

Домашнее насилие сейчас слишком часто заканчивается трупами — либо это труп насильника, либо это труп жертвы. Пример Гали Катаровой: она оборонялась от мужа-тирана, который ее просто убивал, она его убила, убежала к подруге, говорит ей: «Иди посмотри, идет он меня убивать?» Подруга пришла, обнаружила тело. Потом прямо в зале суда Галю арестовали и присудили ей 3 года. Через полтора года ее признали невиновной и выпустили. Невиновный человек просидел полтора года, будучи арестованным в зале суда, не попрощавшись с несовершеннолетней дочерью. Дали реальный срок Кристине Шидуковой, которая так же оборонялась от мужа-тирана: человек будет сидеть, несмотря на то, что у нее малолетний ребенок.

Трупы жертв можно пересчитывать очень долго. Только на прошлой неделе убили Оксану Садыкову, воспитательницу детского сада. Муж воткнул ей нож в сонную артерию на глазах собственного ребенка. Это дело для меня очень больное, я вообще не понимаю, почему насильнику дали такой маленький срок. Это происходит каждый день. В КОАПе, чтобы возбудить дело, требуется от 30 дней. В течение этих 30 дней государство никак не защищает жертву, а насильник уже знает, что на него подано заявление, поэтому в течение этих 30 дней и происходит вывоз девушек в лес, как в случае с Ритой Грачевой. Должны существовать превентивные меры, прописанные в законах. Сейчас же мы имеем реактивные — ждем трупа. Это уже знаменитая фраза орловской участковой: «Будет труп — приедем, опишем», — и через несколько часов приехала описывать труп Яны Савчук.

«Консерваторы часто повторяют: это все злобные феминистки хотят пересажать всех мужчин»

— Существовал ли в принципе когда-либо в России институт защиты от семейного насилия?

— В Союзе были женсоветы и комсомольские «суды Линча», где порицали все — от алкоголизма до измены и домашнего насилия. Очевидно, это имело большой вес, потому что люди жили коллективами. Были реабилитационные центры для тех же алкоголиков, а алкоголизм увеличивает число случаев семейно-бытового насилия. Но системного не было ничего, и именно в этом проблема. Просто меры здесь не помогут, здесь нужна система. Мы боремся сейчас именно за систему.

Есть у нас член Совета по правам человека при президенте РФ Светлана Айвазова, она более 10 лет бьется за систему — 40 вариантов закона о защите от семейного насилия было за последние 10 лет, в том числе нынешний омбудсмен Татьяна Москалькова была соавтором одного из вариантов законопроекта. Больше 20 лет борется за такой закон и такую систему основательница всероссийского кризисного центра «Анна» Марина Писклакова-Паркер, более 12 лет бьется моя коллега и соавтор нашего закона, адвокат Мари Давтян. Как только развалился Советский Союз, встала проблема насилия в семье, но с того времени его не просто не искореняют — его поддерживают.

Недавний пример совершенно жуткого сопротивления — выход представителей Родительского всероссийского сопротивления к Государственной думе с плакатами, подразумевающими мысль: «Государство, разреши нам бить наших детей»

Долгие годы у нас было сопротивление принятию этой проблемы со стороны консервативного сообщества с главным тезисом: «Нельзя лезть в семью». Недавний пример совершенно жуткого сопротивления — выход представителей Родительского всероссийского сопротивления к Государственной думе с плакатами, подразумевающими мысль: «Государство, разреши нам бить наших детей». То есть родители выходили с требованием, чтобы у них была свобода применять физическое насилие внутри своей семьи к детям, закрывая глаза на то, что по Конституции мы все, вне зависимости от возраста и вероисповедания, рождаемся с равными правами. Дети, в отличие от совершеннолетних, являются просто неделиктоспособными, то есть несут частичную ответственность за свои деяния, но права-то у них полные. А они повторяют это как мантру: «Нельзя лезть в семью».

Второе, что часто повторяют консерваторы, что это все злобные феминистки-иностранные агенты хотят пересажать всех мужчин за решетку, и тогда, конечно, уже начинают сопротивляться мужчины, представляя, как за ними выезжает инквизиция. Из-за этого многие даже не думают о том, что если ты проявляешь насилие, ты должен быть привлечен к ответственности, их отвлекают мысли о злобных феминистках. Но эта часть аргументов — просто лживая чушь, связанная с тем, что не было большой кампании за закон. Почему сейчас я очень благодарна девочкам-блогершам, отдельно Саше Митрошиной, за то, что была запущена кампания #яНеХотелаУмирать. Даже на мой личный взгляд, она набрала удивительные обороты. Она очень эффективна — дети политиков, депутатов начали приходить к родителям и спрашивать: «Что происходит?», «Почему ты там и ничего не делаешь?». Все это подталкивает жертв начинать говорить и рассказывать.

«От Матвиенко это звучит очень осознанно, понятно, что она не просто в курсе»

— Нынешний законопроект №1183390-6 «О профилактике семейно-бытового насилия», соавтором которого вы являетесь, был зарегистрирован еще в сентябре 2016-го депутатом-единороссом Салией Мурзабаевой и членом Совета федерации из «Справедливой России» Антоном Беляковым, но за почти 3 года так и не дошел даже до первого чтения. Что все это время тормозит его рассмотрение и каковы на сегодняшний день его перспективы?

— Изначально к документам не был приложен отзыв правительства, причем он у нас был, был положительный, но субъекты законодательной инициативы (Мурзабаева и Беляков) не приложили этот отзыв. Мы не знаем причин, мы отдавали им все документы. В отсутствие отзыва правительства законопроект был помещен в архив. В новом созыве Госдума декриминализовала побои, поэтому из архива этот закон мы достали, чтобы внести изменения — вместо 116 статьи УК РФ теперь 6.1.1. КОАП РФ. Пока вносили изменения, бегали за депутатами, появилась Оксана Пушкина, которая видела все это и предложила нам стать субъектом законодательной инициативы. Одна предложила доработать какие-то моменты, два с половиной год мы на бесконечных заседаниях обсуждаем — то выносим из закона то, что там уже есть, то вносим обратно, то добавляем какие-то идеи. При большом желании его можно было бы уже «отнести». Я думаю, что тормозило нежелание людей, принимающих решение, поддерживать закон. Там свои конъюнктурные игры.

Если Валентина Ивановна попросила проанализировать законодательство, это должно привести к одному заключению: у нас недостаточно профилактических мер и нет никакой системы профилактики, защиты от бытового насилия

Сейчас это желание есть, это видно. Госдума скоро уйдет в отпуск, на прошлой неделе я была на заседании рабочей группы Оксаны Пушкиной, там я услышала, что депутаты из разных комитетов готовы этот закон поддержать, что надо быстрее вносить. Во вторник высказалась Валентина Ивановна Матвиенко, между этими двумя событиями высказалась Москалькова, так что лет тронулся. Если они сделают сейчас откат назад, выйдут осенью и скажут: «Нет, проект недоработан», им уже можно будет предъявлять. То, что закон нужен, прозвучало.

— Валентина Матвиенко заявила, что Совет Федерации проанализирует законодательство и правоприменительную практику, касающуюся семейного бытового насилия. Правозащитники с большим энтузиазмом отнеслись к этим словам, но разве все уже не было много раз проанализировано, откуда такое воодушевление?

— От Матвиенко это звучит очень осознанно. Конечно, людям, которые уже давно занимаются этой темой, понятно, что Валентина Ивановна не просто в курсе, но уже был много раз и анализ всего законодательства, в том числе во время декриминализации. Более того, в утро голосования за декриминализацию в Совете Федерации было опубликовано наше открытое письмо Валентине Ивановне лично, «Новая газета» нам в этом помогла. Оно лежало у них на столах, я видела, что сенаторы читали.

В любом случае, в отличие от Госдумы, женская повестка в Совете Федерации есть, они активно поддерживают экономическое равноправие, женское предпринимательство. И если Валентина Ивановна попросила проанализировать законодательство, это должно привести к одному заключению: у нас недостаточно профилактических мер и нет никакой системы профилактики, защиты от бытового насилия.

«Задача закона — не дать появиться в деле трупу»

— Если предположить, что Матвиенко действительно даст толчок законопроекту, а Пушкина не откажется внести законопроект — когда вы рассчитываете на первые результаты?

— Я считаю, что в этом составе Госдумы закон о домашнем насилии могут внести, а примут ли его — большой вопрос, ведь в Государственной думе ходит-бродит господин Слуцкий (Леонид Слуцкий, председатель комитета по международным делам, — прим. ред.), обвиненный в домогательствах. Это — лицо того, что происходит при нынешнем составе. Так или иначе, я рассчитываю, что законопроект будет внесен осенью, по крайней мере, до нас такая информация уже доходила.

— Могли бы мы пройтись по тексту рабочего варианта законопроекта — основные понятия и меры, которые он закрепляет?

— Закон закрепляет три основные новации, которые очень сильно меняют всю ситуацию в сфере домашнего насилия. Во-первых, он дает определение домашнего насилия и всех его видов: психологическое, экономическое, сексуальное, физическое — все они есть в градации ВОЗ, это не наша придумка, а реально существующие закрепленные понятия. Второе: закон вводит охранные ордера — полицейские и судебные. Полицейские выдаются полицией на месте, судебные, соответственно, судом. Ордера — это предписания, которые запрещают насильнику приближаться к жертве, преследовать ее, угрожать, применять насилие, преследовать и угрожать родственникам, близким людям, что очень важно, потому что насильник может перестать преследовать жертву, но продолжить угрожать близким.

Я считаю, что в этом составе Госдумы закон о домашнем насилии могут внести, а примут ли его — большой вопрос, ведь в Государственной думе ходит-бродит господин Слуцкий, обвиненный в домогательствах. Это — лицо того, что происходит при нынешнем составе

Третье — это перевод всех дел о домашнем, семейно-бытовом насилии, в сферу частно-публичного или публичного обвинения. Это будет означать то, что жертва просто пишет заявление, и ее защищает государство, либо жертва сама даже не пишет заявление, это могут сделать третьи лица, в этом случае жертву тоже должно будет защищать государство. Охранные ордера при этом могут быть отменены, обжалованы жертвой или агрессором, которому этот ордер был выдан, а помимо ордера агрессор будет обязан посещать специальные психологические программы по работе с гневом. Если он их не посещает, для него наступает ответственность, и это тоже очень важно — целая система.

Эти три нововведения в законе — самые фундаментальные. Задача закона — не закрыть всех за стену, а профилактировать насилие, не дать появиться в деле трупу.

«Закон приняли почти все европейские страны, оставались только мы, Узбекистан и Армения»

— Очевидно, что один закон всю систему не переломит. Какие сферы необходимо будет отрегулировать законодательно после его принятия, какие институции создать, чтобы он заработал в полную силу?

— Нужно понимать, что это не просто один закон, а целый фолиант, рамочная история. Конечно, для его реализации потребуется внесение изменений в отдельные законодательные акты. Их там огромное количество, и все они направлены на то, чтобы закон был не просто бумажкой, не шел по пути закона о профилактике преступлений, который тоже был написан именно рамочно, но не является реализуемым, а потому бесполезен. Мы хотим, чтобы закон работал.

Конечно, нужно будет открыть в стране больше государственных кризисных центров, в которые жертва может быть помещена в случае домашнего насилия. Сейчас они тоже есть, например, на территории Москвы работает кризисный центр на улице Дубки, куда жертвы насилия могут бесплатно попасть, если они являются жителями Москвы, если не являются — тоже могут, но уже платно. Это такой прописной ценз в кризисных центрах, которого, по сути, тоже быть не должно, поскольку по конституции у всех равные права.

Плюс, конечно, когда его примут, понадобится система контроля за правоприменительной практикой, но это обычная нормальная практика во всех странах мира — постоянная доработка и внесение изменений. В соседней Белоруссии уже 4 года как действуют охранные ордера, они постоянно смотрят, как это право применяется. В 144 странах мира приняты законы, касающиеся бытового насилия, в 127 — есть охранные ордера. Приняли почти все европейские страны, оставались только мы, Узбекистан и Армения. Армения приняла, а Узбекистан идет по пути принятия закона.

Это постановление означает, что у нашей страны есть обязательство защищать жертв насилия, и это не просто рекомендательная история

— В Сети происходит большое обсуждение постановления Европейского суда по правам человека от 9 июля по делу Валерии Володиной — российские власти выплатят ей 26 тысяч евро в качестве компенсации за бездействие, отсутствие реакции на ее заявления и жалобы о многочисленных случаях домашнего насилия. Чем является это решение ЕСПЧ и так ли оно весомо в масштабах нашей страны, как пишут многие правозащитники?

— Это постановление означает, что у нашей страны есть обязательство защищать жертв насилия и это не просто рекомендательная история. Помимо дела Володиной, коммуницированы жалоба Маргариты Грачевой, еще несколько жалоб. Это важный большой шаг, который накладывает на государство обязательство не только возместить ущерб, но и начать двигаться в сторону принятия закона, о котором мы говорим. Мне очевидно, что дело Володиной сыграло очень большую роль вкупе со всей общественной кампанией. Я уверена, что законы о защите жертв домашнего насилия так или иначе будут вноситься. Один или несколько вариантов, но они будут вноситься.