Фиринат Халиков: «Диорама Казани будет не хуже Бородинской»

«Лучшее место — Казанский кремль»

— Фиринат, насколько я знаю, вы сейчас начинаете новый крупный проект?

— Да, мне предложили создавать диораму Казани.

— Современного города?

— Нет, это будет Казань середины шестнадцатого века. В любой диораме есть два пласта: живописный, изогнутый — это словно фон — и первый план, предметный. Я выполняю живописную работу, к сотрудничеству планирую привлечь профессионалов из студии Грекова — военных художников.

— Где разместится диорама?

— Самое лучшее место для нее — это Казанский кремль, круглое здание пожарной части перед мечетью Кул Шариф, это историческая постройка. Она бы подошла идеально. Здание и по формату подходит, и туристов бы диорама могла еще привлечь. Наша диорама может получиться интереснее, чем Бородинская.

— Как скоро мы сможем посмотреть диораму?

— Думаю, по самому благоприятному прогнозу, работа займет не менее года.

Самое лучшее место для диорамы — это Казанский кремль, круглое здание пожарной части перед мечетью Кул Шариф

— Чья это идея, и кто финансирует проект?

— Идея принадлежит мэрии Казани, стоимость проекта и источники финансирования мне неизвестны, я занимаюсь только творческой частью. Но, думаю, проект будет недешевый.

«Мы вписали мечеть в архитектуру Москвы»

— Совсем скоро, 23 сентября, в Курбан-байрам, открывается долгожданная Соборная мечеть в Москве, на проспекте Мира.

— Да, это итог моей работы последних восьми лет, я автор ее интерьеров и фасада.

— Вы предложили при оформлении мечети какие-то новые идеи?

— Идей было много, одна из них — золотой купол. «Москва златоглавая» — эта фраза всем известна, и она верна. Мне захотелось вписать новую мечеть в архитектурный контекст города. У нас и купол золотой, и минареты, и входная группа.

— Сколько минаретов у новой мечети в Москве?

— Три. Она вообще получилась очень красивой, величественной. Мусульмане Москвы долго ее ждали, надеюсь, их ожидания не будут обмануты.

После марокканских мечетей захотелось сделать что-то монументальное, и это получилось от правильно выбранных цветов, от гранитной облицовки

— Работая над интерьерами, вы ездили в Марокко, смотрели их мечети. Эта командировка вам помогла?

— Безусловно. В этой стране изумительные мечети, необыкновенной красоты. После марокканских мечетей захотелось сделать что-то монументальное, и это получилось от правильно выбранных цветов, от гранитной облицовки. От орнаментов, от надписей из Корана, выполненных золотом. Хотя внешне мечеть непафосная. Я просто иначе стал смотреть на эти здания после командировки. Но в Марокко не было периода тотального атеизма, там мечети не рушились, вера в людях не истреблялась. У нас же вековые традиции постройки этих зданий были нарушены. В конце концов, неважно какая мечеть — крошечная деревенская или огромная, пафосная, — главное, что там люди разговаривают с Богом. Хотя в Марокко я был в мечети, которая вмешает около 100 тысяч верующих.

— А сколько прихожан вместит соборная мечеть в Москве?

— Около десяти тысяч.

— Вы будете на открытии?

— Конечно, ведь мой скромный труд тоже есть в ее создании. На открытии ожидается президент России Владимир Путин и главы многих государств.

— Во время работы над интерьерами мечети вам приходилось общаться с муфтием Равилем Гайнутдином. Какое впечатление он на вас произвел?

— Это образованный, мудрый человек, он настоящий лидер наших мусульман. Работать с ним было легко, он открыт новым идеям, открыт в общении. Я всегда буду вспоминать совместную работу с ним с благодарностью и радостью.

— Каким образом художник из Казани стал автором интерьеров мечети в Москве, главным ее художником?

— Я выиграл конкурс. Он был сложный, но я представил свои эскизы, дизайн-проект, и они понравились. Все было по-честному, все решали только идеи и видение объекта. Конкурс проходил в Москве, было несколько туров.

В конце концов, неважно какая мечеть — крошечная деревенская или огромная, пафосная, — главное, что там люди разговаривают с Богом

— В восстановлении мечети у вас на родине, в Кировской области есть ваш труд?

— Нет, мечеть рядом с Шурмой открыта уже давно. Кстати, у нас там неподалеку есть и церковь. Народ там живет дружный, обе конфессии одинаково уважаемы. Работая над интерьерами мечети в Москве, я, наверное, стал более верующим.

— Очевидно, после работы в Москве у вас много предложений оформлять интерьеры мечетей?

— Много, вы угадали, но мне приходится отказываться, потому что я, как уже сказал, сейчас полностью переключусь на работу над диорамой.

«Арт-рынка у нас нет»

— По сути, публика узнала вас изначально как мастера многофигурной исторической картины, потом мы увидели ваши пейзажи «с настроением». Что вы сейчас чаще всего пишите, и что лучше продается?

— Историческая картина требует много времени, если писать ее по-настоящему, приходится изучать много источников. Я именно так и делаю. Без исторической подготовки, без изучения источников это не историческая картина, а дилетантизм. Не надо думать, что такие работы плохо покупаются, это не так. Есть много людей у нас в Татарстане и за его пределами, которые целенаправленно коллекционируют именно такие работы. Арт-рынок у нас практически не существует, но на мне это не отражается — покупатели приходят ко мне в мастерскую.

Деревенские пейзажи. Такие тихие, негромкие, трогательные. К ним душа больше лежит. Это наша уходящая натура, противовес урбанизму

— А пейзажи покупают?

— Пейзажная живопись традиционно в поле зрения коллекционеров и просто любителей. Я люблю писать с натуры, езжу на пленэры. Правда, в связи с работой над Соборной мечетью писать стал меньше — трудно перестраиваться. В последнее время много сил отнимал авторский надзор Соборной мечети.

— Какие пейзажи особенно милы вашему сердцу?

— Деревенские пейзажи. Такие тихие, негромкие, трогательные. К ним душа больше лежит. Это наша уходящая натура, противовес урбанизму — хочется сохранить ее хотя бы на полотне.

— Некоторое время назад вы стали руководить творческими мастерскими Академии художеств России, но там была тяжелая финансовая ситуация. Какое сейчас положение?

— Нам удалось получить деньги и закрыть все долги. Мы не просто долги закрыли, но даже работаем над выпуском альбома мастерской живописи за 37 лет ее существования. За это время выпущено 50 человек, по две их работы будет представлено в альбоме. Стоимость альбома — около четырехсот тысяч, мы расплатились картинами. В мастерских у меня сейчас четыре стажера, очень серьезные, целеустремленные люди.

— Вы давите на них при выборе тем?

— Да нет, конечно. Я могу посоветовать, подсказать, но даю полную свободу выбора. Моя задача — помочь им найти свою тему, которую они, возможно, потом будут развивать всю жизнь. Я сам был стажером этих мастерских, сам прошел эту школу, очень нужную художнику. В мастерских занимаются взрослые люди со своим видением, своими взглядами на мир и искусство. Они пришли туда, потому что понимают: оттачивать мастерство надо всю жизнь. Наши стажеры попадают в мастерскую после прохождения конкурса, они представляют свои работы президиуму Академии художеств РФ, учатся у нас три года и получают небольшую зарплату.

Художники очень коммерциализированы, пишут на продажу, нет коллекций картин, которые можно было бы выставлять

— Мы редко сейчас видим ваши выставки в Казани, не планируете нас порадовать?

— Год назад у меня была персональная выставка в Третьяковской галерее. А в Казани в ближайшее время намечается совместная выставка московских и казанских творческих мастерских. Она откроется в зале «Манеж» через полтора месяца. В 2017 году у меня будет персональная выставка в Москве, в залах академии художеств.

— Почему в Казани не столь интересная художественная жизнь, как, например, в Нижнем Новгороде или Перми?

— Художники очень коммерциализированы, пишут на продажу, нет коллекций картин, которые можно было бы выставлять. Людей трудно осуждать — кризис, а жить надо.

— Кризис сказался на продажах?

— Конечно. Людям не до искусства, надо выживать. У художников то густо, то пусто. От удачи многое зависит.