«Наше поколение может дожить до того момента, когда телевидение отомрет»

«Моя дочь просто убрала телевизор из своей комнаты»

— Екатерина Викторовна, как мы с вашей помощью выяснили в первых двух частях интервью, сегодня растет популярность компьютерных «миров». А какую роль в настоящее время играет телевидение?

— Это на самом деле вопрос сложный и дико актуальный. Я понимаю, что наше поколение может дожить до совершенно новой культурной ситуации, когда телевидение просто отомрет. Что сделала моя дочь? Она просто убрала телевизор из своей комнаты. При том что все ее детство прошло в бесконечном смотрении телевизора. В какой-то момент современный человек начинает понимать, что все, что ты хочешь посмотреть, можно смотреть в интернете в удобном для себя режиме, и тогда телевидение не очень нужно. Возможно, оно начнет отмирать, будет собирать слишком мало зрителей, от него будут отказываться рекламодатели, оно не сможет ворочать фантастическими деньгами и станет коммерчески невыгодными, а все существенное будет уходить в интернет и куда-то еще.

Другой вариант развития событий тоже возможен. В телевидении есть что-то обаятельное. Лежишь себе на диване, листаешь каналы… Для кого телевидение до сих пор привлекательно? Для людей физического труда, которые настолько выматываются на работе, что им хочется пассивного отдыха, в том числе и физического, у них нет сил и желания напрягаться и решать самим, что они будут смотреть. Потому что ведь можно полчаса или даже час сидеть в Сети и не понять, что ты хочешь. Телевидение в первую очередь для таких людей, которые чего-то хотят, но не знают, что. Ты нажал, и там тебя не спрашивают, хочешь или не хочешь — смотри. Причем такой стиль восприятия свойствен не обязательно людям нетворческим. Я разговаривала со студентами-хореографами, и оказалось, что, когда они натанцуются, приходят домой и падают без сил, то включают именно телевизор. Им не хочется лазить по компьютерным мирам и как-то интенсивно формировать свой досуг. Или — человек лежит в больнице, он еле шевелится, его мысли заняты чем-то тяжелым, и он не будет активно проявлять себя в интернете, он тоже смотрит телевизор.

Одна моя коллега, Людмила Ивановна Сараскина, литературовед международного уровня, известный специалист по Достоевскому и Солженицыну, говорит, что смотрит телевизор, потому что хочет знать, что творится в нашей стране. «Творится» — это не новости, а то, что тебе предлагают надличные структуры в качестве продукта для восприятия. Каков этот продукт, таков парадный портрет страны, таким его моделируют те, у кого есть для этого ресурсы.

«Голос. Дети» — это жестокая модель социальных отношений»

— Например?

— Например передача «Голос. Дети». Это, с одной стороны, миленькое, симпатичненькое шоу, где все замечательно поют. И можно его смотреть, исключительно наслаждаясь хорошим пением разных юных дарований. А можно смотреть на это шоу как на достаточно жестокую модель социальных отношений, в которой сколько бы у тебя ни было таланта, все равно ты, скорее всего, окажешься не нужен, на какой-то стадии тебя выбросят, и ты должен будешь это публично пережить. Это ужасно. Мне такие программы совсем не нравятся. Это социальный террор. Милый симпатичный ребенок, который прекрасно поет, гораздо лучше, чем те, кто его оценивают… И все равно мы его сейчас выбросим, и мы будем вам показывать, как он плачет, как сдерживает слезы и как переживают его родные. Мы покажем, что происходит с милыми, красивыми, пушистыми, талантливыми, много работающими. Вот что делает с ними общество — оно их потребляет, отрабатывает и отставляет в сторону как ненужный материал. А зрителя зовут в компанию потребляющих, которые влияют своими голосами на происходящее. На самом деле очень мрачная картина. Вместо того, чтобы придумать такую модель, в которой они все нужны и чем-то вместе могут заниматься, здесь все работает на постепенное уничтожение талантливого человека.

«Милый симпатичный ребенок, который прекрасно поет, гораздо лучше, чем те, кто его оценивают… И все равно мы его сейчас выбросим, и мы будем вам показывать, как он плачет, как сдерживает слезы и как переживают его родные». Фото 1tv.ru

— Я помню, в моем детстве по телевизору шла передача «Утренняя звезда», в ней не было отбора.

— Да, но сейчас нам как будто бы говорят, что конкурентная модель — единственно правильная. Но это не так, моделей очень много. Если не будет нервотрепки, опасности выбывания, что, не будут смотреть «Голос»? Это же просто подыгрывание самым низменным чувствам — социального злорадства, холодного любопытства. Я совершенно не поддерживаю эти игры на выбывание. Мне кажется, все они очень вредны. Они создают атмосферу панического напряжения, акцента на конкуренции и несправедливости. Этот акцент не всегда полезен. Когда совсем нет конкуренции, плохо. Но когда человек видит, что при всех его талантах у него нулевые шансы куда-то пробиться, это тоже очень плохо. Это означает, что обществу все эти люди не нужны. Вернее, нужны как одноразовая салфеточка.

Поэтому современное телевидение я включаю не часто — только чтобы понять, до чего мы докатились, какие общественные модели взаимодействия популярны, котируются. Это портрет общества, государства.

«Телевидение задает странные модели поведения, оторванные от человеческой повседневности»

— А можете привести еще какой-нибудь пример? Например, разнообразные передачи про ремонт квартир, модные перевоплощения героев — о чем они свидетельствуют?

— Участие во всех этих шоу добровольное, никто никого не заставляет. Человек должен прийти, полагая, что в его жизни что-то не так, он должен себя довольно низко оценить и понять, что сам со своей жизнью не справляется. Он хочет особое красивое жизненное пространство, поэтому должен обратиться к каким-то профессиональным экспертам, которые знают, как должно выглядеть престижное, крутое, модное жилье. Это программа на тему «отдам свою судьбу в чужие руки». И с человеком — с его жильем, внешностью — что-то делают. На мой взгляд, всегда получается очень претенциозно и не похоже на приватное жилье, однако человек не имеет права сказать: «Какой кошмар вы мне сделали!», он должен быть довольным. Поэтому эти программы вроде бы импровизационные, вроде как все происходит по доброй воле, но на самом деле они предполагают некий ритуал, заданный паттерн общения, при котором рядовой человек всегда в зависимом положении, всегда априори несовершенен, недоволен собой. И его надо улучшать, исправлять, делать модным, сексапильным. Он должен себя или свое жилье превратить в конфетку, которая будет одобрена какими-то надличными структурами.

Что это такое? Это блокировка органической человеческой самооценки, свободы мышления. Допустим, человек не похож на Джеймса Бонда или рекламную красавицу. Ну и что? Есть разные идеалы красоты. И человек совершенно не обязан вписываться в уже существующие. Очень важно просто иметь внешность, которая устраивает самого человека, и жить с ней в гармонии, принимать себя.

— Ну, неудовлетворенность своей внешностью и положением и желание иметь что-то лучше сегодня считаются чем-то нормальным. Подогревать такое желание — в этом в общем-то и состоит задача рекламы.

— Я часто наблюдаю у молодежи это сформированное телевизионными программами недовольство собой: «У меня то не так и это не так, буду себя перекрашивать в жуткие цвета, буду себе делать татуировки, что-то с собой творить». Но получается часто гораздо хуже, чем естественная нормальная внешность. И телевидение работает на то, что человек занижает самооценку, зная, что так принято, так надо: надо думать, что ты некрасив, немоден, непривлекателен. Происходит и отказ от свободы изменять себя — обязательно надо перепоручить это кому-то, хотя этот кто-то совсем не представляет, как ты живешь, какие у тебя ценности и цели, потребности. Соответствует новая внешность его характеру, его жизни в профессии, или нет.

Наверное, иногда человеку нужно что-то с собой делать. Я сама с юности работаю над своей внешностью: когда мы смотрим мои детские фотографии, мы просто хохочем, я была толстенькой и смешной. Я очень много работала над своей внешностью. Но это было мое решение и мое многолетнее упорство. На это нужно решиться, это требует воли — я 20 лет не ела сладостей, делала гимнастику, долго ходила в бассейн. Тут, мне кажется, был некий смысл, когда я сама решала, что буду делать и как, сама отслеживала результаты, оценивала их. И совершенно другой вариант, когда нам показывают мгновенное преображение человека за один день — непонятно в кого, непонятно зачем. Может, ему это совершенно не подходит, и он не сможет так ходить на работу, потому что на работе он не должен выглядеть сексапильно, это будет вызывающе. Или он не может выглядеть слишком модно, потому что это будет подчеркивать его отличие от коллег, и они будут раздражаться и обсуждать его наряды вместо его работы.

Но телевидение задает странный паттерн поведения, который совершенно оторван от человеческой повседневности. Ведь человек не модель, это живое существо, которое встроено в определенные жизненные обстоятельства. И этот человек уже, возможно, чего-то добился, чему его нынешняя внешность совершенно не помешала.

«Эти программы вроде бы импровизационные, вроде как все происходит по доброй воле, но на самом деле они предполагают некий ритуал, заданный паттерн общения, при котором рядовой человек всегда в зависимом положении, всегда априори несовершенен, недоволен собой». Фото 1tv.ru

— То есть телевидение выступает как некий эксперт, а ведущие-переделыватели людей и пространств как некие божества, которым нельзя сказать нет?

— Им нельзя сказать: «Мне не нравится то, что вы сделали, переделайте или верните обратно». Нет, надо обязательно прийти в восторг, сказать, что произошло обновление и ты счастлива. Ритуал, канон, отказ от свободы действия и признание того, что сам человек без этого всего какой-то не такой, его обязательно надо выправлять. Но вот женщин, как правило, на ТВ делают очень стандартными. И получается, что стандарты важнее, чем человеческая индивидуальность и непосредственность. Мне такая позиция не близка и кажется очень вредной. Потому что проблема многих людей в том, что они боятся проявлять себя и сами менять свою жизнь. Они идут к психоаналитикам, на какие-то бесконечные тренинги, они идут в салоны красоты, все время думая, что улучшения и изменения нужно покупать у профессионалов за деньги. И при этом они ничего не делают сами, чтобы быть лучше, по собственному желанию и в соответствии с собственными возможностями. Получается такая добровольная инфантилизация. Взрослому мужчине или взрослой девушке вдруг начинают объяснять, как маленьким детям, что им нужно не то, а это, что жить надо не так, а эдак. Что это такое? Телевидение вдруг начинает играть роль воспитательницы в детском саду, и не очень душевной воспитательницы.

«Ток-шоу сегодня — не магистральный жанр»

— Что можно сказать о различных телевизионных ток-шоу?

— Ток-шоу на наше телевидение пришли в эпоху перестройки, когда стало можно свободно высказывать свое мнение по поводу острых актуальных проблем. И тогда это было не столько базарной площадью, сколько бесконечным круглым столом, обсуждением в кругу думающих людей. Приходили политики, общественные деятели, люди, которые могут думать и способны это выражать в словах. Было очень интересно наблюдать все эти ток-шоу, телевизор не выключался, смотреть их можно было часами. Зритель мысленно погружался в свободное обсуждение. Иногда было совершенно непонятно, к чему придет страна, что с ней будет. Было понятно, что прежние советские порядки устарели, общество от них отказывается. Но что будет вместо этого? Это был открытый вопрос.

Тогда, в конце 80—90-х, было ощущение, что от этих обсуждений что-то зависит в судьбе нашей страны. Что люди говорят-говорят, и это обязательно повлияет на общественную атмосферу, на принятие решений, на выборы. И до известной степени так и происходило. Сейчас ток-шоу существуют в весьма условном режиме, когда всем прекрасно понятно, что это просто шоу, оно, в общем, сильно ни на что не влияет. Ток-шоу в основном ушли из прайм-тайма, и многие люди, которые хотели бы все это посмотреть, не могут себе этого позволить: утром рано они бегут на работу, на учебу. И кто это будет смотреть около полуночи? Люди, которым не надо вставать рано утром и которым не надоела политика. Так что аудитория достаточно узкая — пенсионеры и политически ориентированные граждане.

К тому же сегодня мы видим шоу, где присутствует примерно один и тот же набор людей, которые умеют хорошо говорить, которые уже выработали определенные позиции и защищают определенные направления общественной мысли и деятельности. Ничего нового в этих ток-шоу открыть невозможно, никаких импровизаций там нет. Совершенно понятно, что не в ток-шоу формируется политика. Это не магистральный жанр телевизионного вещания и политической самореализации.

«Сегодня никто не воспринимает рекламу как реальную информацию о реальных продуктах»

— Как меняется роль рекламы на телевидении?

— Эта роль очень грустная, потому что многие люди, в том числе я, отказываются от просмотра телевидения из-за обилия рекламы. Для того, чтобы посмотреть серию сериала в 40 минут, надо потратить час и даже больше и периодически выключаться на всевозможные рекламные вставки. На самом деле реклама отвращает людей от телевизора. Это ее парадоксальная и грустная функция. С другой стороны, сегодня никто не воспринимает рекламу как реальную информацию о реальных продуктах. Если реклама более-менее интересно сделана, ее воспринимают как разновидность визуального произведения. Ее просто потребляют так же, как клип, фильм, новости, как любое другое экранное произведение. Смотрят, кто в ней задействован, интересный ли сюжет, много ли бреда, абсурда, потому что в рекламе много нелепостей. Соответственно, реклама отрывается от прямой коммерческой функции. Я не знаю таких людей, которые, посмотрев рекламу по телевидению, вдруг начинают потреблять какой-то продукт. Мне кажется, что сейчас мы живем на рынке, который перенасыщен продукцией, предложением. И все устали от того, что им что-то суют, что везде идет какой-то спам, и телевизионная реклама — еще один такой спам, никто уже не реагирует на нее, как на объективную информацию, которой можно пользоваться. Но реклама создает обертона в общественной атмосфере. Вместе с рекламой продвигается какой-то стиль жизни, моды. Допустим, рекламируется какой-нибудь чай или майонез, но важнее, на какой кухне герои, во что они одеты. Потому что современного человека очень раздражает, когда его напрямую агитируют, а когда не напрямую, это съедается лучше. Поэтому, например, когда рекламируют сок, человек смотрит, в какой стакан его наливают, какие слова при этом говорят, как накрашены губы героини. Но сам сок его, скорее всего, совершенно не будет интересовать.

«Если реклама более-менее интересно сделана, ее воспринимают как разновидность визуального произведения. Ее просто потребляют так же, как клип, фильм, новости, как любое другое экранное произведение». Фото nvdaily.ru

«Сейчас очень много знаменитых актеров, но очень мало настоящих звезд»

— В советское время и даже еще какое-то время назад существовало такое понятие, как «звезда экрана», это была личность, которую любили, узнавали. Кажется, что сегодня актеры на телевидении сменяются очень быстро, не успевая заслужить любовь публики. Как сегодня формируется образ экранной звезды?

— Это очень драматичный вопрос. Потому что вроде как звезд очень много, но у человеческого восприятия есть некие лимиты. Зритель не может любить сразу тысячу актеров. В России на самом деле очень много талантливых людей. Я в свое время была театральным критиком, ездила в разные города, смотрела провинциальный театр. И такого не бывало, чтобы, приехав в маленький, даже многим неизвестный город, я не обнаруживала там хотя бы одного интересного актера на сцене. Знаменитых актеров гораздо меньше, чем актеров хороших. Это трагично. Конечно, все актеры пытаются засветиться на телевидении, в кино, потому что на сегодняшний день, если они туда не попадут, они, скорее всего, и в театре окажутся не сильно востребованы, а потом просто канут в небытие.

Но дело в том, что быть знаменитым и быть звездой — это две разные вещи. И я бы сказала, что сейчас очень много знаменитых актеров, но очень мало настоящих звезд. Что такое звезда? Это актер, который всегда больше тех персонажей, которых он играет, который свою человеческую масштабность сообщает им и несет в себе важные ощущения времени, ими увлекает большую аудиторию или живет с нею в унисон. И этого актера не просто узнают, но очень любят, воспринимают как родного для всех нас человека. Например, люди среднего и старшего возраста до сих пор соотносят себя и свою молодость с советскими актерами. Вернее, даже чаще с героями этих актеров, потому что сам актер не светился постоянно на телевидении и в светской прессе, не был медийным лицом. Персонаж больше запоминался и вызывал более стойкие эмоции. И когда на каком-нибудь кинофестивале или вручении премий видели Вячеслава Тихонова, многие говорили: «Вон Штирлиц!»

— А что происходит сейчас?

— Актер где-то сыграл неплохо, кто-то его заметил, и его начинают «раскручивать», но не развивать как творческую личность, как человека с потенциалом, который надо уметь угадать и обнаружить. Происходит эксплуатация актеров, но может ли она рождать шедевры актерского исполнения? У меня недавно выходила книжка о современной визуальной культуре и мне хотелось поставить на обложку фото какой-нибудь нашей современной актрисы. Но я так и не придумала, кто бы это мог быть. Чтобы это была какая-то очень значимая персона, характеризующая современное кино и вообще нашу эпоху. Но кого ни назови, все это будут какие-то мнимые звезды с мнимой значимостью. Существует гигантское количество красивых, прекрасных, хорошо умеющих играть актрис, а вот чтобы это был символический образ эпохи… Я бы на любую согласилась: пускай она будет самая массовая, или пускай это будет совсем не та актриса, которая мне нравится… Допустим, лет десять назад я бы сказала, что такая актриса — Анастасия Заворотнюк. Еще дальше в прошлое — Дина Корзун, Татьяна Догилева, Татьяна Друбич, Евгения Симонова, Маргарита Терехова, Людмила Гурченко — могли бы претендовать на статус важной актрисы своего времени. А сейчас образовался дефицит настоящих звезд и символических фигур.

С другой стороны, эта проблема связана с дефицитом настоящих, значимых ролей. Многие думают, что актер — это главное лицо в игровых искусствах. Да, так, но он зависимое лицо. Если ему не дать материал, с которым он совпадет, он не сможет себя реализовать, раскрыться. Проблема очень многих современных актеров — не один раз совпасть с каким-нибудь интересно придуманным персонажем, действительно актуальным и трогающим аудиторию, но чтобы такие персонажи периодически появлялись в биографии актера.

Допустим, Максим Аверин был хорошим, но совсем не знаменитым актером, пока не появился «Глухарь», и тут произошло совершенно замечательное совпадение с образом, некое слияние, и он стал звездой. Что дальше? А дальше начинают эксплуатировать то, что найдено в «Глухаре», пытаться строить другие роли из элементов найденного образа. Ничего другого пока придумать не могут. Но современным актрисам еще сложнее, потому что все время возрастают требования к внешности, и актрисе важно состояться в определенном возрастном диапазоне.

«Когда на каком-нибудь кинофестивале или вручении премий видели Вячеслава Тихонова, многие говорили: «Вон Штирлиц!»

— Сегодня часто актер вроде бы активно снимается, играет и играет, и вроде как неплохо, но это все какие-то несущественные произведения, проходные, они не могут стать визитной карточкой своего времени.

— Да, а через какое-то время актер просто надоедает, его перестают активно снимать, и если он не стал звездой, то он ею, скорее всего, уже не станет. Сегодня сценарный материал настолько невысокого качества, что он не дает актеру шанс за что-то зацепиться и создать незаурядный образ. Но актер не может работать за сценариста и режиссера. Кому-то из актеров очень повезло: Дмитрию Певцову, например, Евгению Миронову или Константину Лавроненко. Но тем, кто приходит сейчас, везет гораздо меньше. Телевидение и даже кино, за исключением очень небольшой когорты артхаусных фестивальных режиссеров, уходит в тиражирование весьма примитивных клише, и в них актерам просто не на чем раскрыть свою актерскую индивидуальность.

Актер не всегда может играть тонко, если его просят выполнять какие-то очень примитивные задания. Поэтому проблема большинства актеров — это не их проблема, а проблема всего современного игрового искусства. Мы недополучаем актерских возможностей, они недораскрываются, функционируя в множестве проектов. Некоторые актеры кажутся такими незамысловатыми, а на самом деле никто не знает, на что они способны, если их не использовать, но серьезно с ними работать и ставить перед ними небанальные задачи.

Допустим, известный актер Альберт Филозов во множестве фильмов использовался как внешняя фактура, как характерная индивидуальность, но никто не возлагал на него особо сложных задач. И вот его потрясающе использовал Панфилов в сериале «В круге первом» по роману Солженицына. Филозов там сыграл дядю Авенира — совершенно грандиозно. Из эпизодического персонажа получилась значимая, масштабная личность провинциального советского, а в душе несоветского, художника. Нужен был Панфилов и нужен был роман Солженицына, и нужно было увидеть в Филозове возможность воплотить то, чего в кино и на ТВ он никогда раньше не играл.

«Это просто вредно для психики — смотреть столько плохого юмора»

— Телевидение традиционно славится и юмористическими программами. Как вы оцениваете качество юмора на современном ТВ?

— Юмор — это штучный товар, и его не может быть очень много. А современное телевидение у нас только коммерческое, и оно все хочет поставить на большой поток. Я помню то время, когда Comedy Club вызывал уважение, и я даже про него писала большой положительный текст в «Частный корреспондент», отмечала большие плюсы в том, что они делают что-то новое именно в телевизионном юморе. А потом его стало совершенно невозможно смотреть: чем выше популярность юмористической программы, чем больше востребованы ее участники, тем у них больше шансов начать скатываться на все более низкий уровень. Потому что юмора не может быть очень много. На советском телевидении была программа «Вокруг смеха», ее очень ждали, она выходила достаточно редко. И при этом она представляла из себя произведение искусства, и там был высокохудожественный юмор. Мой старший коллега киновед и телекритик Анри Вартанов недавно вспоминал, что Петросян когда-то рвался в программу «Вокруг смеха», но ему сказали, что он пока не на должном уровне. И вот уже после советского периода уровень Петросяна оказался вполне пригодным для активного тиражирования на телевидении.

Для современного телевидения важен не уровень, а бесконечное воспроизводство. Нужны новые, новые и новые шутки, еще выпуск, еще, еще. Но дело в том, что тогда невозможно сохранять высокое качество юмора. И однажды мне какое-то издание предлагало написать большой материал про весь телевизионный юмор. Я извинилась и сказала, что это просто вредно для здоровья и психики — смотреть столько плохого юмора.

Также у этого юмора есть такое качество: он всегда одобрительный, это юмор без сатиры, который, скорее, умиляется и веселится, чем критикует. Например, популярные ситкомы, те же «Воронины». Мне очень трудно присоединиться к такому юмору, потому что он дает прописку в социуме недалеким людям, с очень ограниченными интеллектуальными способностями, которые не хотят развиваться. Этот юмор говорит: «Ничего, вам тут тоже есть место, это нормально, будьте такими, какие вы есть». Мне не нравится, когда человека пытаются улучшать с помощью телевидения, но тут обратная ситуация — его гладят по головке и говорят: «Будь каким угодно, самым примитивным, живи на животном уровне». С таким человеком удобно иметь дело, потому что у него очень маленькие потребности, государство их всегда удовлетворит, общество знает, что с такими людьми делать: вот вам 100 вариантов пельменей, 200 сортов пива и телевизионные юмористические программы.

— То есть современный телевизионный юмор работает на невзыскательную аудиторию?

— Да, не любящую ни задавать вопросы, ни конфликтовать, ни испытывать какие-то дискомфортные переживания. И закадровый смех, который очень часто звучит в таких передачах, это всегда смех одобрительный, всегда смех приятия. А если посмотришь, что при этом вытворяют персонажи, то передергивает. Так что современный юмор обслуживает очень низкие вкусы и очень низкую шкалу потребностей. Юмор на телевидении задает сегодня очень низкую планку и притязаний, то есть требований к жизни, и самопозиционирования личности.

Может быть, такой юмор помогает стабилизировать жизнь в обществе. Столичная жизнь высококонкурентна, все пытаются что-то доказать, куда-то пробиться. Если все так будут жить, конечно, общество взорвется, поэтому юмор на телевидении обслуживает ту инертную часть, которая никуда не рвется. Но если такие люди, которые никуда не рвутся и всем довольны, могут удовлетвориться скромными и низкими культурными потребностями, то общество вскоре перестанет нормально развиваться. Мое отношение к современному юмору очень критическое, именно потому, что он теперь очень не критичен.

«Уже после советского периода уровень Петросяна оказался вполне пригодным для активного тиражирования на телевидении». Фото yaplakal.com

«Мы не смотрим Олимпиаду потому, что вообще не включаем телевизор»

— Зависит ли от нас то, что будет дальше с телевидением?

– Относительно. Ведь развивается стихийный процесс. Раньше телевидение было на магистрали культуры, а теперь на магистраль выходит интернет-культура. Возможно, телевидение просто займет свою нишу. И речь не о том, что каждый должен самоопределиться и либо выбросить телевизор на помойку, либо усиленно его смотреть. Просто надо понять, что оно будет жить в этом мире в каких-то новых формах и с новым статусом. Это не трагедия и не победа «хорошего» интернета над «плохим» телевидением. Думаю, скоро мы начнем ностальгировать по «телевизионной эпохе».

— Но многие передачи завязаны именно на телевизионный формат, например, трансляции Олимпийских игр.

— Меня как-то недавно спросили, почему мы в этом году вообще не смотрим Олимпиаду. Да потому что мы вообще не включаем телевизор. А искать ее в интернете на каких-то сайтах некогда, потому что мы работаем.

Совершенно очевидно, паттерны нашего взаимодействия с телевидением будут меняться. Ведь очень хорошо известно, что Олимпиады важны именно как медиасобытия. Если телевидение будет постепенно отмирать, то у меня вопрос к социологам: будет ли уменьшаться количество людей, которые дистанционно смотрят Олимпиаду? Потому что чтобы смотреть ее не по телевизору, надо приложить больше усилий. И не приведет ли отмирание телевидения к тому, что Олимпиады перестанут быть громкими пиар-кампаниями? Потому что сегодня это громкая пиар-акция государства, каких-то компаний, общественных организаций. Это часть политики, потому что вся политика завязана на медиа. Но если телевидение будет постепенно уходить с магистрали медийной культуры, то что будет? В данном случае мы не столько можем прогнозировать, сколько задавать вопросы. Телевидение сейчас находится в такой ситуации, когда хочется задавать о нем вопросы. Надо не бояться этого делать и наблюдать — продолжение истории телевидения следует…