«Классической музыкой нередко пытаются прикрыть политическую проблему»
Культуролог Дарья Журкова — о «Лебедином озере» во время августовского путча, оркестре в рекламе люксовых авто и связи криминального мира и оперы
Огнестрельное оружие в футляре от скрипки, убийство в оперном театре, маньяк-любитель классической музыки. И это только несколько примеров связи классики с криминальной сферой, которая наблюдается сегодня в массовой культуре, в частности, в кинематографе. Серия Бондианы, «Леон» Люка Бессона, «Отчаянный» с Антонио Бандерасом. За этими мотивами прячутся страхи и разочарования современного общества, в котором уже ничему нельзя доверять: зло запросто может оказаться в личине добра. Об этих и других моментах в восприятии классической музыки современным обществом рассказала «Реальному времени» в третьей части интервью культуролог Дарья Журкова.
«А что-нибудь нормальное они сыграть могут?»
— Дарья, а какую роль играла классическая музыка в жизни людей в советскую эпоху? Сразу вспоминается «Весна на Заречной улице», когда героиня-учительница замирает у приемника, по которому объявляют, что по заказу тракториста такого-то, рабочего такого-то и учительницы такой-то прозвучит Второй концерт Рахманинова для фортепиано с оркестром.
— Сильно спрямляя, можно сказать, что тогда классическая музыка содержала большой просветительский пафос воспитания некоего идеального советского человека, которому доступны для понимания все пласты мировой культуры. Считалось, что самые лучшие достижения мировой музыки являются повседневной «пищей для ума» такого идеализированного индивида. Тогда существовала развернутая сеть филармоний, от которых приезжали концертные бригады на заводы. Правда, мало кто знает, что после таких концертов рабочие нередко писали письма из серии: «А что-нибудь нормальное они сыграть могут?» То есть отнюдь не все понимали такое искусство. Поэтому в фильме показана идеализированная ситуация. Классической музыкой нередко пытаются прикрыть политическую проблему: многие помнят, как «Лебединое озеро» показывали по телевизору во время августовского путча 1991 года.
— Почему до сих пор советские музыканты, которые играли классическую музыку, настолько котируются за рубежом? Впрочем, как и артисты классического балета.
— Потому что существовала система закрытой страны, обеспечивающая благодатную почву для оттачивания уже сложившихся традиций. Например, писать радикально новую музыку было опасно, она не проходила худсоветы, вплоть до того, что композитор мог быть исключен из Союза композиторов СССР и, соответственно, потерять возможность получить официальную работу и хоть какой-то заработок. Оставалось культивировать традицию, оттачивать ее до совершенства. И для таких музыкантов создавались все условия. Это патерналистская система, когда государство берет тебя на содержание: если ты попадаешь в «обойму» признанных талантов, тебе можно не беспокоиться о зарабатывании средств, и ты можешь целенаправленно и всецело заниматься своим делом. Эта ситуация создавала потенциал, чтобы классическая школа была на высочайшем уровне.
— Какова нынешняя ситуация?
— Сегодня ситуация иная. Не секрет, что на нее сильно влияет рынок. Современные музыканты должны во многом соответствовать параметрам, которые предъявляются артистам шоу-бизнеса. Та же Анна Нетребко почему в свое время сделала феноменальную карьеру? Во многом благодаря своим внешним данным. То же самое с Ванессой Мэй, Дэвидом Гарретом, многочисленными мужскими вокальными ансамблями типа Il Divo. Все они по внешним параметрам соответствуют стандартам модельной внешности.
«Та же Анна Нетребко почему в свое время сделала феноменальную карьеру? Во многом благодаря своим внешним данным». Фото vmireteatra.ru
— А что можно сказать о сегодняшних слушателях классической музыки?
— Для большинства людей, которые слушают классическую музыку, в том числе в живом исполнении, важны две составляющие. Первое — это ореол качественного искусства, безусловно всеми поощряемых ценностей. Человек, заявляя, что он любит слушать классику, создает себе сразу некий статус. Второе: тот же поход в оперный театр или филармонию — это ритуальное действо. В Европе к посещению концерта классической музыки или оперного театра относятся проще, потому что они являются родиной этой музыки. В Россию эта музыка и, соответственно, культура слушания пришли гораздо позже. Показательно, что в XIX веке мы только освоили традиции и смогли дать композиторов, которые входят в конгломерат великих классиков. Для нашей публики важны исторические декорации, ритуал «внемления» произведениям культуры, считающейся рафинированной. Поэтому у нас так любят надевать вечерние платья, всевозможные украшения. Это игра. Ты сразу начинаешь себя вести по-другому, у тебя взгляд другой, манера общения. Для современного слушателя важен флер высокого настоящего искусства, проверенного временем.
— Но насколько мы способны воспринимать эту музыку? Что для этого нужно?
— Сейчас, кстати, в этом отношении проводится большая работа. Есть проекты, лекции, которые учат разбираться в классической музыке. (Например, Levelone, онлайн-курс «Как слушать классическую музыку» и курс Learn out Loud.) Ведь чтобы слушать классическую музыку целенаправленно, нужна базовая грамотность, некий терминологический аппарат. Я сама проделала такой опыт. Повела человека на концерт классической музыки, перед этим прочитав лекцию, как строится сонатная форма. И потом спросила, каковы ощущения. Поначалу мой «подопытный» следил, ловил разные темы, но в какой-то момент «выключился» из этого процесса и начал просто наслаждаться музыкой самой по себе. Это двойственно — вслушиваться в ее ситуативное развитие или отдаваться процессу. Это разные слушательские установки. Ее можно и так, и так воспринимать, получая искреннее удовольствие и в том, и в другом случае.
— Что вы скажете насчет руководств типа «Классическая музыка для чайников», где публикуются выдержки и анекдоты из жизни композиторов?
— Это такой более американизированный подход, чтобы окружить музыкальное произведение некими историями, вокруг классической музыки создать «информационное облако» и сделать вид, что ты как-то в нее погружен и с ней соприкасаешься. Но это, конечно, совсем другой уровень восприятия, нежели когда ты погружаешься в само произведение и с ним вместе живешь, эмоционально сопереживаешь. Это опыт, который трудно зафиксировать, потому такие пособия и делают акцент на анекдотах. Тем самым они как бы «выписывают» универсальный рецепт для светской беседы в антракте.
«Замахнувшись на сложные оперные партии, поп-звезды подмочили свою репутацию»
— Часто классическая музыка сегодня используется (если не сказать, эксплуатируется) в массовой культуре. Как вы к этому относитесь?
— О, это большая и очень увлекательная тема. В свое время я защитила диссертацию и написала целую книгу по этому поводу. Для начала определимся, что классика и массовая культура ни в коем разе не эксплуатируют друг друга, а находятся во взаимовыгодном сотрудничестве. Массовую (или, как ее называют на Западе, популярную) культуру привлекает в классике особый статус высокого, вечного, безусловно качественного, эталонного искусства (хотя надо учитывать, что история классической музыки зачастую оперирует шедеврами, оставляя за скобками «проходные» опусы гениев и композиторов «второго ряда»). На мой взгляд, с одной стороны, такая востребованность классики в современной поп-культуре отчасти связана с «комплексом неполноценности» в отношении качества и долговечности, который испытывает сама поп-культура. С другой стороны, за счет отсылок к классическому искусству поп-культура делает себе неплохой рейтинг и, соответственно, продажи.
Но не стоит забывать, что не только массовая культура нуждается в классической музыке, но и наоборот. Присутствуя, пусть и в упрощенном виде, в рекламном ролике или в качестве декорации для блокбастера (вспомним, например, что ключевая схватка в «Пятом элементе» разворачивается в интерьере оперного театра), классическая музыка получает свою «прописку» в современности, доказывает тем самым свою вечность, непреходящую ценность и необходимость. Так или иначе, массовая культура приводит в сферу классической музыки новых слушателей. Например, услышав ту же арию Лючии ди Ламмермур в «Пятом элементе», обыватель вполне может захотеть побывать на этом оперном спектакле. Ровно то же чувство вызывают классические мелодии в рекламе или в видеоигре — у человека просыпается интерес: а что это, а где еще такое можно послушать? Особую «просветительскую» роль в этом играет целое направление в поп-музыке, так называемый классический кроссовер, когда смешиваются популярный и классический стили исполнения.
— Расскажите, пожалуйста, немного об этом направлении, которое сейчас так популярно.
— В начале 90-х годов прошлого века классический кроссовер появился в журнале Billboard в качестве отдельного чарта, а в списке музыкальной премии Grammy — как самостоятельная номинация. С этого момента данный стиль получает официальный статус, хотя фактически он начал проявляться уже в 1930—50-х годах в творчестве таких исполнителей, как Энрико Карузо и Марио Ланца. (В СССР первыми представителями классического кроссовера можно назвать Муслима Магомаева, Георгия Отса и Юрия Гуляева.). Особенностью классического кроссовера как жанра является соединение элементов классического и популярного исполнительских стилей. Причем искомое перекрещивание (crossover) может осуществляться во множестве направлений — академический музыкант может исполнять поп-музыку, и наоборот, поп-звезда может попробовать силы в классике. Или и тот, и другой могут написать собственное стилизованное под классику сочинение. Не говоря о бесчисленных современных аранжировках классических произведений и цитировании их отрывков в поп-музыке.
Примечательно, что массовая культура в целом и поп-музыка в частности все чаще и с большим воодушевлением привлекают кроссовер в свое поле. Например, в 2011 году на Первом канале выходил проект «Призрак оперы», где звезды отечественного шоу-бизнеса пробовали свои силы в оперном пении (среди участников проекта были Филипп Киркоров, Ани Лорак, Полина Гагарина, Дима Билан, Сергей Лазарев, Валерия). Поначалу, замахнувшись на самые сложнейшие оперные арии, поп-артисты весьма сильно «подмочили» свою репутацию, так как отсутствие поставленного голоса и фальшивую интонацию не смогли прикрыть ни затейливая режиссура, ни роскошные костюмы. Поэтому продюсеры шоу стали постепенно «спускать» репертуарную планку, в конечном итоге придя к мюзиклу и народной песне, то есть к жанрам естественного амплуа данного рода артистов. В этом отношении шоу «Большая опера», которое начало выходить параллельно на телеканале «Культура», было столь же более качественным, сколь и несопоставимым по рейтингу.
«В современном кино самые хладнокровные убийцы оказываются поклонниками классики»
— В 2012 году появился телепроект «Голос», который поначалу был рассчитан на «ковку» поп-звезд. Но среди участников все чаще стали появляться певцы с поставленным оперным голосом.
— Да, и апофеозом всей этой тенденции, на мой взгляд, стал сюжет только что вышедшего в прокат фильма Кирилла Плетнева «Жги!». В нем надзирательницу женской колонии пригласили поучаствовать в телешоу, подобном «Голосу», но с условием исполнения на прослушивании оперной арии. Если задуматься, ситуация довольно абсурдная — «на входе» в шоу-бизнес, то есть в поп-музыку, человек должен спеть не шлягер, а оперную арию.
«В только что вышедшем в прокат фильме Кирилла Плетнева «Жги!» надзирательницу женской колонии пригласили поучаствовать в телешоу, подобном «Голосу», но с условием исполнения на прослушивании оперной арии». Фото kino-teatr.ru
— Не менее странно то, что оперную арию должна исполнить надзирательница тюрьмы, то есть героиня, профессия которой не то что не имеет какого-либо отношения к «высокому» искусству, а связана с агрессией, грубостью, жестокостью.
— На самом деле вы уловили еще один лейтмотив отношений массовой культуры и классической музыки. Он замешан на сопоставлении классики и, как ни странно, криминальной сферы. Особенно много подобных примеров в кинематографе. Вспомним, например, хрестоматийный прием, когда в футляре от скрипки, виолончели или гитары оказывается опасное огнестрельное оружие. Такой мотив есть и в сериях бондианы, и в «Отчаянном» с Антонио Бандерасом, и в «Леоне» Люка Бессона, и в бесконечном множестве боевиков. Или другой мотив — убийство в оперном театре: вспомним опять же «Пятый элемент» Бессона или третью часть «Крестного отца» Копполы. За этими мотивами прячутся страхи современного общества, в котором уже ничему нельзя доверять. Зло запросто может оказаться в личине добра, больше нет незыблемых идеалов, мир видится насквозь опасным. За этими, казалось бы, сугубо развлекательными кинотрюками, скрывается проблема тотального недоверия и полного разочарования в прежде безусловных гуманистических ориентирах.
Или, например, другой мотив, в котором самые хладнокровные убийцы оказываются поклонниками классической музыки. В данном случае самыми известными и показательными являются киноленты «Заводной апельсин» Стенли Кубрика, «Молчание ягнят» Джонатана Демми, «Талантливый мистер Рипли» Энтони Мингеллы. Здесь связь между классической музыкой и миром жестокости проходит уже на более глубинном уровне. В данном случае классика нужна, чтобы продемонстрировать высокий уровень интеллекта героя-преступника, который «разыгрывает» убийство словно по партитуре. Но опять же мы оказываемся в мире с перевернутыми ценностными ориентирами. Это шокирует, впечатляет и, конечно же, развлекает, что, собственно, и требуется от поп-культуры.
«Классическая музыка чаще используется в рекламе люксовых брендов, уравнивая товар с произведением искусства»
— Но не все же контексты взаимодействия массовой культуры с классикой настолько радикальны? Есть же и гораздо более оптимистичные сценарии?
— Да, безусловно. В этом отношении, наверное, самой позитивной сферой взаимодействия является коммерческая реклама, в которой часто звучат мелодии из классики. Мне удалось выявить определенный набор рекламных сценариев и групп товаров, для которых привлекается классика. Например, вполне закономерно, что она звучит в рекламе товаров «с историей» и «люксовых» брендах. В первом случае классическая музыка создает ауру прошлого, убедительно вписывает рекламируемый предмет в быт минувших эпох, вводит особый хронотоп и как бы «подтверждает» подлинность товара. А тандем люксовых брендов и классики уравнивает товар с произведением искусства и тем самым заявляет о его безоговорочном качестве. Как и в случае с уравнением классики и насилия в кино, тут происходит подмена ценностных ориентиров, но гораздо более тонкая и незаметная. Товар из сферы материального переходит в сферу духовного, начинает цениться прежде всего не за функциональность, а за некий статус, что очень востребовано современной «экономикой впечатлений».
— Можете привести конкретный пример?
— На мой взгляд, одним из самых удачных примеров взаимодействия классики и рекламной индустрии является отрасль автомобилестроения. В ней часто проводятся параллели между сложностью устройства музыкального произведения и автомобиля (например). Порой параллели доходят до того, что детали автомобиля становятся инструментами оркестра. В оркестре рекламу привлекает невероятная слаженность работы большого количества людей, когда звучание произведения рождается благодаря совместным и детально просчитанным усилиям нескольких десятков музыкантов. Оркестр становится как бы моделью идеальной команды сотрудников, взаимодействие которых отлажено до безупречности. Показательно, что в этой проекции присутствует даже фигура руководителя — это дирижер, который, собственно, и вносит упорядоченность в действия музыкантов.
Первую и вторую части интервью читайте здесь
Подписывайтесь на телеграм-канал, группу «ВКонтакте» и страницу в «Одноклассниках» «Реального времени». Ежедневные видео на Rutube, «Дзене» и Youtube.