«Бег» на Качаловской сцене: сны о прошлом и настоящем
Первой премьерой начавшегося в сентябре театрального сезона в Качаловском театре стал «Бег» Михаила Булгакова в постановке Александра Славутского. Это вторая постановка булгаковской пьесы в этом театре, первая была сделана в семидесятые годы прошлого века Наумом Орловым.
«Куда ж нам плыть?»
«Бег» Михаила Булгакова, созданный автором в 1926—1928 годах, как можно догадаться, хотя и написан по заказу Художественного театра, не был поставлен. Он вообще не увидел свет рампы при жизни автора, и его первая постановка состоялась лишь в 1957 году, да и то в провинции.
Даже финал пьесы, где часть главных героев возвращается на родину, таким образом как бы признав справедливость нового советского строя, не стал индульгенцией для драматурга. Что касается метафоры, столь популярной в советском театре, когда бег, эмиграция неким образом соотносились с «тараканьими бегами», есть такой забавный эпизод в пьесе, то ее притянутость за уши очевидна. Нет, не сумел Михаил Афанасьевич обмануть бдительную советскую цензуру.
Булгаковский «Бег» — пьеса о растоптанных человеческих жизнях, о поломанных судьбах, по которым революция прошлась катком. Эмиграция, бег — вынужденная, но не спасительная мера. Русская интеллигенция, которую Булгаков всегда справедливо считал цветом нации, в начале прошлого века почти поголовно была «больна болезнью, незнакомой душевным и телесным врачам» — ностальгией. Было заражено ею и дворянство. Так что и на константинопольской Истикляль, где традиционно селились русские эмигранты, и под крышами Парижа ностальгия пожирала души. От себя не убежишь.
Михаил Булгаков определил жанр своей пьесы как «Сны», то есть все, что происходило с Россией и ее гражданами в годы революции и после ее, весь слом и разрушенные семейные гнезда — это страшный сон. Постановщик спектакля Александр Славутский определил жанр постановки как «фантасмагория» — в принципе, это понимание булгаковской пьесы тоже в том же ключе.
Режиссер спектакля точно идет за автором, иногда даже слишком подробно в слегка затянутом первом акте, выстраивая модель хаотичного, разваливающегося мира. Основа сценографии (сценограф Александра Патраков) — кубы-ширмы, вращающиеся и создающие объемное пространство, цветовая гамма почти что монохромная.
…Армия отступает, ни железное самообладание Главнокомандующего (Михаил Галицкий), ни жестокость генерала Хлудова (Илья Петров), ни бесшабашность генерала Чарноты (Илья Славутский) ее уже не спасут. Бог отвернулся не только от белой гвардии, но и от России.
В этом хаосе, в круговороте военных событий бегут, сами не зная, куда два человека — Серафима Корзухина (Елена Ряшина) и приват-доцент Голубков (Алексей Захаров). Имена героев говорят сами за себя — Серафима и Голубков. Милые, нелепые, непрактичные люди, не от мира сего.
Надрыв, еще надрыв
Булгаковский «Бег» — пьеса о колоссальном надрыве, надрыве целого народа, потому что не было в стране ни одного человека, которого бы так или иначе не коснулся октябрьский переворот и его последствия. Этот надрыв передан в спектакле какой-то неистовой, болезненной чечеткой, которую танцуют то массовка, то главные герои.
Это — словно всплеск иронии, дьявольского смеха над самим собой, над тем, что не смогли уберечь великую страну. И даже кошмар генерала Хлудова, вестовой Крапилин (Павел Лазарев), казненный по его приказу, не оставляющий его в этих бредовых видениях, появляется отбивающим эту страшную, как дробь пулемета, чечетку.
Но самый страшный надрыв не у Хлудова, чей образ в спектакле как-то не вышел на первый план, а у генерала Чарноты. У Ильи Славутского в образе слилось множество пластов — и храбрость, и бахвальство, и азарт, и любовь, и смелость. И такая безудержная тоска, когда он говорит о том, что видится ему Киев.
Так получилось, что главная любовная сцена в спектакле не между Серафимой и Голубковым, а между Чарнотой и его бывшей походной женой Люськой (Надежда Ешкилева). Когда Чарнота, обыграв в Париже в карты жуликоватого мерзавца Корзухина (Марат Голубев), прощается с бывшей любовью.
Чарнота идет этим своим беспечным шагом, такой бравый в нелепых кальсонах, и кладет в ладонь Люськи свой крестик. Знай наших! И страшно в этот миг посмотреть ему в глазах, потому что кажется, что в этой боли можно захлебнуться. Люська закрывает рот, чтобы не зарыдать в голос, и хочется рыдать вместе с ней. Эта минутная сцена — как приговор революции и гражданской войне, разрушившей столько судеб. Ах, война, что ты сделала, подлая.
Что ждало героев «Бега»? Вернувшись в Россию, Серафима и Голубков наверняка были счастливы недолго. Годы репрессий уже наступали, ну а там и ГУЛАГ маячил, от которого не убежать. Хлудов до ГУЛАГа не дожил, там была другая история. Предсказывая, что, вернувшись в Россию, Хлудов будет жить только до первой стенки, к которой его поставят, генерал Чарнота ошибался.
Генерал Яков Слащев, прототип генерала Романа Хлудова, потомственный военный, любимец солдат «генерал Яша», был жив даже когда Булгаков писал «Бег». Он преподавал новым советским офицерам и погиб в 1929 году в собственной квартире. Его убил тремя выстрелами в голову его курсант. Мотив — месть за брата, которого якобы расстелили по приказу Слащева в Николаеве во время гражданской войны. Убийцу выпустили, признав невменяемым.
Впрочем, есть и другая версия — это было время, когда уже начинались «чистки» в армии. Ну а те, кто прошел галлиполийский клоповник и осели в окрестностях Галатской башни в Константинополе, кто доплыл до Марселя и добрался до Парижа, счастливо найдя работу шофера или носильщика, в основном жили долго и в чем-то даже счастливо. Но иногда, наверное, видели во сне, как сильный снег заносит следы. Такой снегопад бывает только в России.
