«Работу в кремлевском пуле паркетной я бы не назвал, иногда паркет-то мы не видим очень долго»

«Иногда, конечно, от всего этого устаешь, думаешь, что не тем ты занимаешься, но...»

— Дмитрий, сложно стать журналистом из кремлевского пула?

— Я выбрал журналистику потому, что мне очень нравилось писать — это было, наверное, одним из самых доступных способов излагать свои мысли на бумаге. Я не видел в этом какого-то призвания или общественной задачи. Мне просто было интересно. Помню, что моя первая заметка была опубликована в моем родном городе, в газете «Тверская жизнь» (когда-то она была органом областного комитета партии). Это был 91-й год — почти 26 лет прошло.

Что касается пула, то у меня не было никакого особого стремления — это, в принципе, произошло случайно. В 2012 году в Кремле произошла смена — ушел Медведев, а человек из нашей редакции, который с ним работал, не захотел переходить из его пула в другой, так что освободившееся место предложили мне, и я подумал: «А почему нет?». До этого, как это ни странно, я пять лет проработал в отделе спорта, и когда мне предложили заняться политикой, я решил попробовать. С тех пор я этим и занимаюсь.

— За все эти пять лет у вас не возникало желания вернуться к спорту, уйти в другую специализацию или вас устраивает такая журналистика?

— Тут дело даже не столько в журналистике, поскольку ее качество тут довольно специфичное — она дает возможность наблюдать и видеть то, чего ты не увидишь иным способом. Иногда, конечно, от всего этого устаешь, думаешь, что не тем ты занимаешься, но проходит пара дней, тебе становится скучно и кажется, что надо куда-то поехать, посмотреть что-то новое. А вообще на моих глазах сменилось довольно много людей в пуле.

— Там серьезная текучка?

— Я бы не сказал, что она серьезная. Если посчитать, то люди, которые работали со мной пять лет назад и которые работают сейчас, — десяток их точно есть. Много людей меняется у новостных агентств, которые ездят в пуле, так как у них аккредитовано несколько человек, и они периодически меняются. Не назову это текучкой, но вот такого жесткого, что ты пришел в пул и это на всю жизнь — такого точно нет.

«Если посчитать, то люди, которые работали со мной пять лет назад, и которые работают сейчас, — десяток их точно есть». Фото facebook.com

— А как же Андрей Колесников, который столько лет работает в пуле? Он, конечно, не всю жизнь там работает, но очень приличное количество лет.

— Надо начинать с того, что он, по большому счету, работает в кремлевском пуле, наверное, дольше, чем Путин. Он был одним из тех журналистов, которые писали автобиографическую книгу президента, когда тот баллотировался на свой первый срок. У него опыт, конечно, гораздо больше.

«Мы прилетели туда, пытались утеплиться — накинуть куртки теплые, двое штанов, но при -35 это вообще «ни о чем»

— Дмитрий, насколько справедливо называть работу в кремлевском пуле «паркетной журналистикой»? В каких условиях вам приходилось работать?

— Честно говоря, паркетной я бы ее не назвал, потому что иногда бывает, что паркет-то мы не видим очень-очень долго. В основном это, конечно, разъезды и работать приходится где попало. Моя первая командировка была тогда, когда Владимир Путин участвовал в экспедиции со стерхами на берегу Оби далеко за Салехардом. Я приехал и мне казалось, что там какой-то Кремль должен быть или еще что-то, но нет — лес, глухая Тайга, Обь, заброшенная деревня, палатки. И я подумал: «Да, тут жить интересно».

Где мы только не были: на Северном Полюсе, на всех, наверное, морях и океанах. Это бывает тяжело физически, это требует определенной подготовки и здоровья. Это, скорее, полевая журналистика, когда приходится быть готовым к любым условиям. Это не так, что ты пришел в Кремль, сел в пресс-центре и смотришь, как проходят заседания правительства (такое бывает гораздо реже).

— Можете вспомнить самые тяжелые условия, с которыми вам приходилось сталкиваться за эти годы?

— Сразу надо заметить, что перед нами стоит задача не просто поехать, а еще и написать что-то интересное, чтобы читателю хотелось это прочитать, но никого не волнует, в каких условиях ты это пишешь и есть ли, условно говоря, куда поставить ноутбук.

Думаю, физически одними из самых экстремальных были условия во время поездки на Землю Франца-Иосифа. Мы прилетели туда, все пытались утеплиться — накинуть куртки теплые, двое штанов, но по прибытию стало понятно, что там при -35 это вообще «ни о чем». Люди, которые там живут и работают, посмотрели на нас, посмеялись, а потом повели нас нормально экипироваться. В общем, если бы не они, мы там бы и остались.

«Физически одними из самых экстремальных были условия во время поездки на Землю Франца-Иосифа. Мы прилетели туда, все пытались утеплиться — накинуть куртки теплые, двое штанов, но по прибытию стало понятно, что там при -35 это вообще «ни о чем». Фото kremlin.ru

А вообще, никогда не угадаешь, где тебя настигнет. Например, была экспедиция, когда Путин ездил выпускать лошадей Пржевальского под Оренбургом: мы приехали в заповедник, перед этим как раз прошел дождь, а лошади дикие — к ним нельзя подъезжать, так что нам пришлось идти пешком. Мы несколько километров шли по этой раскисшей степи, а я шел и понимал, что это что-то сродни «Ледяному походу», хотя было тепло. Смотришь себе под ноги и понимаешь, что это не «паркетная журналистика». В любой момент тебя может настичь какая-то непредвиденная история.

Мы ездили на корабль «Петр Великий» на Северный флот. Помню, мы вышли и нам объявили: «Сейчас прилетит президент, вертолет скоро садится». В итоге мы вместе с матросами два часа стояли на ветру и понимали: еще немножко и все здесь околеют. Но, к счастью, в этот момент он уже прилетел и началась работа.

Я не жалуюсь абсолютно. Просто это журналистика непредвиденных ситуаций — ты не знаешь, что тебя ждет завтра. Ты можешь представить себе регион или город, а как там будет — непрогнозируемо. Каждый журналист собирает себе небольшой походный чемоданчик и едет.

— Сколько времени в неделю вы проводите в пути?

— Это сложно посчитать — проще сказать, сколько ты дней проводишь дома. Хотя бывают разные периоды: бывают насыщенные, как сейчас, бывают менее насыщенные, когда ты живешь обычной жизнью, ходишь на мероприятия в Москве, в редакцию.

На прошлой неделе я был два дня дома, а на этой — сегодня и завтра, а потом мы опять поедем по стране и вернемся в воскресенье. Много приходится летать. Мы, кстати, считали, сколько у нас бывает перелетов в год — за сотню точно выходит.

— А полноценный отпуск у вас хотя бы иногда бывает?

— Конечно бывает, просто мне приходится его подстраивать под график президента. Пытаешься понять, когда будут важные мероприятия, когда будут менее важные — вот в эти две недели желательно попасть. В этом году, например, многие успели сходить в отпуск после того, как Путин вернулся из Германии с G20.

«На прошлой неделе я был два дня дома, а на этой — сегодня и завтра, а потом мы опять поедем по стране и вернемся в воскресенье». Фото facebook.com

«Заметки злее, чем пишет тот же Андрей Колесников про Путина, придумать трудно, но человек работает 18-й год и ничего»

— Какие ограничения и правила есть для журналистов кремлевского пула? Действительно ли достаточно одного «неосторожного движения», чтобы вылететь оттуда?

— Я, честно говоря, не помню, чтобы кого-то выгоняли из пула, да и цензуры никакой нет. Ко мне за пять лет никто не подходил и не говорил: «Вот это пиши, а вот это не пиши». Но существует редакционная политика — каждое издание заточено под свой формат. Там есть много иностранных журналистов, к примеру, из Bloomberg и Reuters, есть телеканал «Дождь», который со своей точки зрения подает информацию, есть «Российская газета», «Комсомольская правда». Мы сидим рядом, пишем про одно и то же, а заметки получаются совершенно разные.

Никаких ограничений нет. Меня часто спрашивают: «А есть ли дресс-код?». Мы периодически общаемся с региональными журналистами, которые рассказывают, что им запретили ходить в местное правительство в джинсах — здесь такого нет. В принципе, ты в Кремль можешь прийти в чем хочешь, но есть какие-то логичные ограничения, которые от человека зависят, а вообще люди ходят кто в чем пожелает.

Сказать, что есть жесткий дресс-код или какие-то литературные ограничения… Заметки злее, чем пишет тот же Андрей Колесников про Путина или людей, которые у власти, придумать трудно, но человек работает 18-й год и ничего.

— К слову, Андрей Колесников сильно выделяется на общем фоне? Не кажется ли вам, что его иногда заносит в своих заметках?

— Я не считаю, что его заносит. Любые плюсы — это продолжение минусов и наоборот. Если человек увидит что-то по-своему, иногда ему кажется, что где-то он должен сделать это острее, а где-то нет. Мне кажется, он не перегибает палку — он пишет то, что считает нужным. Другое дело, что это очень сложно — 18 лет писать про одного и того же человека в схожих ситуациях, причем каждый раз находить какие-то ходы, чтобы это было интересно или смешно.

То, что делает он, — это колоссальный труд и к этому я лично отношусь с очень большим уважением. Мы постоянно общаемся внутри пула, и Андрей очень хороший человек. Несмотря на то, что он несомненно звезда российской журналистики, никаких абсолютно вопросов по человеческим качествам к нему нет. Если бы все были такими, то наша журналистика только выиграла бы.

— Интересна и материальная сторона вопроса: говорят, что в США редакции платят около миллиона долларов в год на человека из пула Белого дома. А как обстоят дела в России? И что оплачивает Кремль?

— Я не знаю, какая точно сумма в США, но действительно такая система существует, когда за нахождение в пуле Белого дома, перелеты и все остальное платит редакция. У нас, в принципе, все то же самое, только редакция платит не какой-то структуре в Кремле, а это просто ложится на плечи самих журналистов: оплачиваются и поездки, и автобусы, часть перелетов, гостиницы, суточные. Это довольно дорогое удовольствие для редакции и далеко не все могут его себе позволить, а только те, кто считает, что они должны находиться внутри событий и получать информацию самостоятельно, а не от кого-то. Поэтому российские газеты, которые этим занимаются, можно по пальцам пересчитать.

«Несмотря на то, что Колесников несомненно звезда российской журналистики, никаких абсолютно вопросов по человеческим качествам к нему нет. Если бы все были такими, то наша журналистика только выиграла бы». Фото vokrug.tv

«У Путина есть такая особенность — если он участвует в чем-то, то он вовлекается в событие по полной программе»

— А какие возможности для вас открывает эта работа, помимо того, что вы уже озвучили?

— Это возможность посмотреть то, чего бы я никогда в жизни не увидел. Например, я бы, наверное, никогда не побывал бы в каком-нибудь Иволгинском дацане — это буддистский монастырь в Забайкалье, где находится Нетленный Хамбо Лама Итигэлов, лидер российских буддистов, которого по его же просьбе закопали живым в соляном коробе. Думаю, я бы сам никогда в этот монастырь не попал и не знал бы всей этой истории.

Возможность видеть необычные вещи в самых разных местах России и мира — это главное преимущество человека, который работает в кремлевском пуле. Мы все говорим, что у нас огромная, прекрасная страна, но, когда ты ездишь по всей России, ты видишь, что это действительно правда и что наша страна огромна. Россия действительно прекрасна в своем разнообразии. На этой неделе мы полетим из Москвы в Благовещенск, потом в Улан-Уде, а затем в Киров — то есть, за несколько дней ты побываешь не то, что в нескольких регионах, а в нескольких часовых поясах.

— Дмитрий, свидетелем каких необычных и неформатных событий, связанных с президентом, вы стали, благодаря работе (я имею в виду что-то из серии «кошка, вид сзади»)?

— С «кошкой, вид сзади» у нас получилось не очень хорошо (смеется). Непосредственно «кошку» мы как раз пропустили. У Путина действительно есть такая особенность — если он участвует в чем-то, то он вовлекается в событие по полной программе. В частности, с «кошкой» была следующая история: если я правильно помню, это было в курганской школе первого сентября, и президент должен был пройти по нескольким классам, пообщаться со школьниками. Журналисты решили разместиться в тех точках, где будет проходить Путин, и он действительно пришел, поговорил, ответил на вопросы, все было нормально, после этого мы сели в самолет, прилетели в Москву, включили телефоны и выяснили, что «все пропало» — Путин нарисовал «кошку, вид сзади», а мы этого не видели вообще. Как выяснилось, он зашел в класс, увидел интерактивную доску и решил школьникам что-то нарисовать. Все. Никому ничего больше не нужно было — только то, что Путин нарисовал «кошку».

Таких историй масса. Феномен в том, что любое нестандартное действие Путина вызывает страшный ажиотаж, может быть, потому что все привыкли видеть его в стандартных ситуациях, когда он, к примеру, сидит за столом и разговаривает с кем-то.

Совсем недавно мы ездили в старообрядческий духовный центр в Москве, и я снимал, как президент идет вместе с Митрополитом Корнилием. А рядом на дорожке стоял голубь и Путин ему помахал. Мой ролик выложили в Сеть и это моментально разошлось: «Путин поприветствовал голубя». Что бы он ни сделал, это будет в топе новостей.

— А как вы думаете, почему у нас все-таки не принято, чтобы личная жизнь президента была открытой для народа? За рубежом ведь совсем иная ситуация.

— Это большой вопрос, и сам президент на него во многом ответил, когда его недавно спрашивали про внучек. Он сказал примерно следующее: «Вы меня поймите, если я начну рассказывать, то им просто жизнь сломают — их вычислят и к ним будет повышенное внимание. Я хочу, чтобы они выросли обычными людьми, а не «принцами» и «принцессами». У нас все-таки общество немного не такое, как на Западе, и внимание к личной жизни будет чересчур повышенное. Можно вернуться к истории с реакцией на нестандартные, житейские ситуации — если уж приветствие голубя вызывает такой ажиотаж, то что про личную жизнь говорить.

«У Путина действительно есть такая особенность — если он участвует в чем-то, то он вовлекается в событие по полной программе». Фото kremlin.ru

«Ты ложишься спать и думаешь: «А он-то лег спать? Или он сейчас что-то еще сделает и надо проснуться и что-то написать?»

— За эти пять лет вам удалось узнать Владимира Путина не как президента, а как человека? Какой он, на ваш взгляд?

— Действительно, периодически ты видишь человека не в стандартных ситуациях, а в каких-то житейских. К сожалению, мы не видим, как принимаются решения на его уровне по тем или иным поводам (это было бы, наверное, самое интересное), но мы видим, как он общается с людьми, реагирует, и это вызывает очень большое уважение. У Путина есть свойство — он не общается просто так. Если он слушает человека, то он пытается понять суть вопроса, суть проблемы и думает, как можно в этом случае помочь. В этом, может быть, одна из его слабостей, потому что, когда к нему идут с вопросами, это может растянуться на сколько угодно.

Недавно, например, президент в Сочи общался с детьми, и они задавали-задавали-задавали вопросы. Ведущие уже прямо говорили о том, что время кончается и надо «сворачиваться», а он говорит: «Нет, давайте мы всем ответим. Возьмем два вопроса отсюда, два — оттуда, а потом еще вопросы от тех, у кого сегодня день рождения». Человек не то, что никому не может отказать, он просто старается помочь всем, кто оказывается в поле его зрения.

Уважение вызывает его колоссальная работоспособность. Я-то ничего не делаю, грубо говоря, сижу на стуле и слежу за мероприятием или езжу по городу за ним, а у него во время командировок бывает по 5—7 точек, и ты удивляешься тому, сколько сил у человека, сколько ему хочется охватить. И так происходит не раз в месяц, так происходит практически в каждом городе, в каждом регионе, куда бы ни приехал президент. Это правда физически тяжело.

Чтобы далеко за примерами не ходить, можно вспомнить, как он прилетел недавно на G20 в Гамбург, и этот «марафон» длился практически трое суток: у него шли встречи, официальные заседания двадцатки, потом двухсторонние встречи, поздно ночью у него был какой-то неформальный ужин, затем еще встречи, и вот ты ложишься спать и думаешь: «А он-то лег спать? Или он сейчас что-то еще сделает и надо проснуться и что-то написать?». Действительно, у него работоспособность такая, что я лично позавидовал бы.

— Сейчас в соцсетях можно наблюдать интернет-баталии между людьми, яро поддерживающими президента, и теми, кто воспринимает его крайне негативно. А как на него реагирует народ в оффлайне, когда он подходит к обычным гражданам, допустим, уже после официальных мероприятий? Какова реакция?

— Он довольно часто делает так: выходит откуда-нибудь из здания, с мероприятия или из кортежа, и подходит к людям, общается с ними (может быть, непродолжительно, но тем не менее), и народ, конечно, воспринимает это восторженно. Они видят живого президента в первый раз в жизни и это для них событие.

Вообще, я бы не сказал, что существует какое-то большое лобби или большое количество людей, которые неприязненно относятся к Путину лично, возлагая на него ответственность за происходящее в стране, потому что я вижу, насколько глубоко он разбирается в ситуации, которая происходит в стране. И я, наверное, могу объяснить вот этот тезис, когда говорят: «Если не Путин, то кто?». Я не знаю, есть ли сейчас человек, который одновременно разбирается в производстве самолета МС-21, который делают в Иркутске, в международной политике, в ценах на нефть и в образовании. К Путину идут со всеми вопросами и часто звучат упреки, что к нему идут с вопросами вообще не его уровня, которые должны решать губернаторы, мэры или кто-то еще ниже, но ему приходится с этим разбираться. Он глубоко погружен в ситуацию, и это очень большой плюс для нашей страны. Минус, наверное, в том, что на нем пытаются замкнуть все, а система должна работать сама по себе, но это тоже вопрос не совсем к нему.

— Вы не согласны с тезисом, который периодически звучит и от федеральных коллег, о потере управляемости системы? У него все под контролем?

— Нет, контроль никто не терял, система управляема. Если что-то происходит в той же судебной системе, то, когда начинается разбор, выясняется, что там двойное, тройное дно обнаруживается, как в истории с тем же блогером Соколовским, которого не за покемонов судили. У меня нет ощущения, что система судов, силовиков творит что угодно. И тут тоже не совсем к Путину вопрос, конечно.

«Он довольно часто делает так: выходит откуда-нибудь из здания, с мероприятия или из кортежа, и подходит к людям, общается с ними и народ, конечно, воспринимает это восторженно». Фото kremlin.ru

«Мне позвонили из редакции и сказали, чтобы я спросил у Пескова о том, как реагировал Путин, когда перед ним махали красным носком»

— Дмитрий, давайте переключимся с президента на его пресс-секретаря. Как вы можете охарактеризовать Дмитрия Пескова?

— Это один из самых выдержанных людей, которых я знаю. Есть такая вещь, как конференц-колл — каждый день в телефонном формате журналисты задают ему вопросы, и там преимущественно солируют наши иностранные коллеги. Его могут каждый день по 50 раз спрашивать: «А когда Россия что-то сделает в Сирии?», «А как отразится высылка дипломатов на российско-американских отношениях?». Песков всегда максимально терпеливо и дружелюбно отвечает на вопрос, на который буквально только что отвечал и который я сам уже слышу в десятый раз, и меня это выводит из себя. Он продолжает делать свою работу, поскольку он понимает, что он — лицо страны и от него как раз-таки ждут, когда он выйдет из себя, но он этого не делает. В этом ему тоже можно позавидовать.

— А были ли какие-нибудь забавные случаи с его реакцией на ваши вопросы?

— Поскольку у нас газета «живая», то вопросы у нас возникают крайне неожиданные. И была история, когда итальянские журналисты пришли брать интервью у Путина. Итальянец пришел, сел перед президентом, положил ногу на ногу, при этом на нем были ярко-красные носки, что сразу бросалось всем в глаза. Мне позвонили из редакции и сказали, чтобы я спросил у Пескова о том, как реагировал Путин, когда перед ним махали красным носком. Я сказал, что вопрос, конечно, странный, но я спрошу. И я спросил: «А как президент отреагировал на красные носки?». Он задумался, и, по-моему, это был первый раз в его практике, когда он сказал мне: «Вы знаете, вы поставили меня в тупик. Я не знаю, что на это ответить». Затем он продолжил: «Не знаю, что думает президент по этому поводу, но лично я люблю красные носки и иногда их надеваю». Мне кажется, это их обоих характеризует каким-то образом.

— Напоследок хочу спросить вас о грядущих выборах: вы уже в предвкушении или с болью в душе ожидаете начала «горячей поры»?

— Никакой душевной боли у меня это не вызывает, так как я не думаю, что это будет как-то сильно отличаться от того, что происходит сейчас. Лично я спрашивал пару месяцев назад у Путина, не принял ли он решение об избрании на очередной срок, и тогда он дал очень короткий ответ (возможно, самый короткий за всю историю его пресс-конференций). Он сказал: «Нет».

Он сам говорил о том, что чем позже будет объявлено о начале его предвыборной кампании (если она будет объявлена), тем лучше, потому что все начнут бегать только с этим, а работы никакой не будет. Это было во время общения с лидерами иностранных информагентств на ПМЭФ. Думаю, чаще мы ездить точно не станем (куда еще чаще?), так что для нас мало что изменится, как, наверное, и для него.