Француз в России 100 лет назад: татарские ишаны в Башкирии, кастраты-ростовщики и спор с муллой
Выдержки из вышедшей в свет книги французского путешественника Поля Лаббе
Недавно в издательстве «Паулсен» вышла книга французского путешественника Поля Лаббе «По дорогам России от Волги до Урала» (на русском языке), которую он написал более 100 лет назад. Редактор издания Игорь Кучумов специально для «Реального времени» подготовил новый очерк сочинения (перевод с французского — Алсу Губайдуллиной). Автор возвращает читателя в Башкирию и знакомит с семьей татарских богословов, основавших знаменитую мечеть, стерлитамакскими жителями, купающихся голышом, и заключенными местной тюрьмы.
«Сегодня муллой быть непросто, от прихожан мало дохода»
Башкиры — монотеисты. По их мнению, бог один и одновременно присутствует в небе и на земле:
— Всевышний у всех народов общий, — поделился со мною один башкир, — все религии равны и отличаются друг от друга только своими священными книгами.
Мулла укоризненно посмотрел на моего собеседника, но лишь промолвил, что «Нет бога, кроме Аллаха!».
Башкиры верят, что на том свете им за все воздастся, хотя толком не знают, в чем это выразится.
— Чтобы получить благодеяние, — разъяснял мне мулла, — нужно не делать никому зла и регулярно посещать мечеть. Правда, теперь туда чаще ходят старики, и пока они совершают намаз, юноши совращают их молодых жен. Только тогда, когда у человека выпадут все зубы, он становится богобоязненным!
— Эх, мулла, мулла, — воскликнул я со смехом, — такое сейчас можно встретить везде! Юноши ведь не могут одновременно избегать женщин, творить добро и ходить в мечеть. Вы слишком много от них требуете!
На минуту задумавшись, мулла ответил:
— Если бы они почаще посещали мечеть, то могли бы искупить свои грехи подаянием! Сегодня муллой быть непросто, от моих прихожан мало дохода, да и толстопузый поп из соседней деревни что-то слишком зачастил к нам!
Уезжая из Мурзагулово, я хотел заплатить мулле за его гостеприимство, но он отказался принять деньги. Его сын взял чаевые только за оказанные им услуги кучера. Как бы то ни было, меня сильно впечатлили почтительность и культурный уровень мурзагуловского священнослужителя. Когда одна парижская газета попросила меня рассказать о моих приключениях в России, я послал в нее заметку об этом человеке, особо подчеркнув его набожность и добродетель.
Как школьный учитель стал крупным ростовщиком
Дорога от Мурзагулово до Стерлитамака была ничем не примечательна кроме разве что плотной завесы пыли, иногда полностью заслонявшей нам путь. Антонов утверждал, что никогда такого еще в этих местах не видел, и уверял, что на нас навели порчу (хотя не признавал себя суеверным). Несмотря на это, ему постоянно хотелось есть, в то время как моему первому проводнику-башкиру все время требовалось выпить.
— Мы должны сделать остановку в Услах, — сообщил Антонов, — там живет душа-человек по фамилии Иулин, он всегда хорошо принимает путников, и у него можно будет перекусить…
Что ж, нам пришлось свернуть к Иулину. Этот, как оказалось, умный, но совершенно бесстыжий человек одно время служил школьным учителем, но быстро понял, где можно сорвать куш. Решив воспользоваться доверчивостью башкир, он заделался ростовщиком и вскоре разбогател, сокрушаясь, что не застал времена, когда башкиры готовы были платить огромные деньги за всякую понравившуюся им безделушку.
Но и сегодня, давая кредит под огромные проценты, ростовщик постепенно прибирает к рукам всю деревню. Представители этой профессии есть почти в каждом башкирском селении и действуют заодно с русским писарем — сельским делопроизводителем, этаким секретарем на все случаи жизни, в котором башкиры видят представителя власти, за взятку готового на все. Но не все коту бывает масленица: если башкирских крестьян обкрадывают русские ростовщики, то русских крестьян обводят вокруг пальца еврейские и армянские кредиторы.
Иулин сумел подмазать нескольких чиновников и взамен получил иммунитет от преследования: бюрократ, попавший в долговую кабалу, начинает плясать под дудку кредитора.
«Почти французский повар» Стерлитамака
Покинув этого прохиндея, мы отправились дальше. Впереди нас ждал город Стерлитамак, своими размерами напоминавший губернскую столицу. Вдалеке показались белоснежный храм (имеется в виду собор Казанской Божьей Матери, построен в 1837—1864 году, разрушен в 1938 году, — прим. Кучумова), две деревянные мечети с украшенными минаретами и черные тополя и серебристые березы между желтых домов. И хотя мы ехали довольно быстро, город не приближался. Так часто бывает, когда путешествуешь по степи. Кажется, что через каких-то двадцать-тридцать минут доберешься до цели и сможешь отдохнуть, ан не тут-то было! Лошади несутся галопом, но как будто стоят на одном месте. Бывает, требуется два-три часа, чтобы достичь искомого.
Гостиница в Стерлитамаке оказалось простенькой, но пригодной для проживания.
— Вы хорошо отобедаете, — убеждал нас ее хозяин, — так как у нас почти французский повар!
«Впереди нас ждал город Стерлитамак, своими размерами напоминавший губернскую столицу». Фото nevsepic.com.ua
Повар на самом деле оказался неплохим, но я так и не понял, почему этот русский мужик считался «почти французом».
Стерлитамак — второй по значению после Уфы губернский город (третьим является Златоуст, в котором производят холодное оружие). Во время нашего пребывания в Стерлитамаке в нем числилось 15 538 человек, но теперь их еще больше. В основном, это русские, татары и немного башкир: они с трудом приспосабливаются к городской жизни. В городе имеются несколько церквей (особенно велика та, что виднеется издали) и больших мечетей, крупный и многолюдный рынок, где каждому виду товаров отведена отдельная зона. Стерлитамак омывают две реки — Ашкадар, широкий и полноводный приток Белой, которая течет с юга на север в 6 километрах отсюда, и намного меньшая, неглубокая и впадающая в Ашкадар Стерля. На берегах Ашкадара мужчины и женщины летом постоянно купаются нагишом, причем женщины, выходя из воды, в отличие от мужчин нисколько не стесняются окружающих. То же самое я наблюдал на Волге вблизи Казани, на Белой рядом с Уфой и на больших сибирских реках у Омска, Томска, Иркутска, Благовещенска и Хабаровска. Заметив, что я каждый день прихожу на берег, женщины, видимо, наконец-то решили, что иностранец приходит сюда не для купания, а чтобы поглазеть на них, и стали стыдится меня.
Тюрьма: «Большинство валютных менял — кастраты»
Я нанес визит уездному начальнику, который сразу же предложил мне посетить местную тюрьму. По дороге туда я поделился с ним своими положительными впечатлениями от мурзагуловского муллы. Чиновник, выслушав мои дифирамбы, от души расхохотался:
— О, как я рад, что покажу вам тюрьму. Вполне возможно, что там вы встретите своего друга, он ведь частенько туда попадает — большего конокрада во всем уезде не сыщешь!
Действительно, насколько я могу судить по своему опыту, чем башкир культурнее, тем он вороватее. Он готов поделиться всем с первым встречным, напоит его кумысом и чаем, не притронется к чужому багажу, если тот хранится в избе или лежит в повозке, но стоит какой-то вещи случайно упасть наземь или выскользнуть из стоящего во дворе экипажа, то он сразу ее присвоит. Он даже может якобы случайно уронить багаж, а потом забрать его себе! Поэтому уездный глава, или, точнее, уездный исправник (начальник уездной полиции), не открыл в этом для меня ничего нового. Жаль, что и мурзагуловский мулла оказался не лучше.
Тюрьма не произвела на меня никакого впечатления, но я сфотографировал в ней нескольких заключенных-башкир. Каземат с его засаженными красивыми деревьями просторными двориками произвел на меня лучшее впечатление, поскольку там я встретил одного здоровяка лет 35 и очень красивого 18-летнего юношу, ожидавших отправки в Сибирь. Оба они принадлежали к секте скопцов — добровольных евнухов, которые, ложно толкуя евангельскую заповедь и думая, что спасение человека состоит в усмирении плоти, подвергают себя ужаснейшей хирургической операции. Мужчина постарше провел ее над юношей. Увидев последнего, я не мог поверить, что такой красивый молодой парень решил по собственной воле отказаться от радостей, которые дает любовь. По достижении 15 лет кастратов ссылают в Сибирь, точнее, в Якутскую губернию, где они сумели поднять сельское хозяйство. Видимо, утрата мужского достоинства компенсировалась у них особым трудолюбием и неудержимой страстью к деньгам: большинство валютных менял, сидящих у большого рынка в Петербурге, — кастраты. Однако эти сквалыги всегда готовы оплатить юношам операцию, которая является пропуском в их секту.
Стерлибашевское медресе: в гостях у татарских священнослужителей Тукаевых
Выйдя со мной из здания тюрьмы, исправник пообещал:
— Теперь я познакомлю вас с самым нужным человеком на свете, он превосходно знает наш край и окажет вам помощь.
«Самый нужный человек на свете» оказался полицейским стражником и вполне заслуживал этого эпитета: именно он уговорил меня до отъезда к горным башкирам посетить в маленьком городке Стерлибаш (ныне с. Стерлибашево, административный центр одноименного района Республики Башкортостан, — прим. Кучумова), что находится в 50 верстах от Стерлитамака, семью татарских священнослужителей Тукаевых.
Чтобы добраться до них, нам пришлось пересечь унылую степь, которая по мере приближения к истоку Стерли становилась все более дикой. Здесь находятся знаменитейшие на всю Башкирию мусульманские школы, которые, как и медресе, готовящее мулл и учителей, дали немало высокочтимых богословов. С давних пор этими заведениями управляют Тукаевы, могилы предков которых почитаемы башкирами.
Меня встретили два их младших брата (вероятно, имеются в виду Габдулкадыр (1866—?) и Мухамедшакир (1867—1932) Мухамедхарисовичи Тукаевы, — прим. Кучумова), которых мой татарский кучер приветствовал глубоким поклоном. Старший из братьев (вероятно, имеется в виду Хабибулла Мухамедхарисович Тукаев (р. 1856), однако он умер в январе 1897 г., за полтора года до прибытия П. Лаббе. Видимо, французский путешественник что-то не так понял, — прим. Кучумова), якобы хорошо владеющий русским языком, на тот момент находился в отлучке в Бухаре. Уютный и хорошо обставленный дом муллы напоминал жилище зажиточных мещан. Нас угостили чаем, кумысом и накормили превосходным ужином. При каждой смене блюд менялись и столовые приборы, сплошь серебряные, золотые или из позолоченного серебра, чтобы, во-первых, засвидетельствовать свое почтение к нам, а, во-вторых, продемонстрировать достаток.
Лишь один из домашних мог свободно изъясняться по-русски (вероятно, имеется в виду вышеупомянутый М.М. Тукаев, — прим. Кучумова), но предпочитал говорить скороговоркой, чтобы не отвечать на мои каверзные вопросы. Он показал мне медресе, где ученики живут в стандартных деревянных избах под сенью больших деревьев, иногда по одному в комнате, но чаще всего группой, и сами оплачивают свое проживание. Обстановка классных комнат была предельно скромной, на стенах были развешаны тексты молитв, сур Корана, планы Мекки и знаменитых мечетей. Обучение занимает несколько лет, русский язык преподается факультативно (при Стерлибашевском медресе существовал русский класс, содержавшийся Министерством народного просвещения, в котором в 1890 году обучалось около 35 человек, — прим. Кучумова), а обязательным предметом является только религия. Однако при желании и возможностях можно изучать арабский, персидский и русский языки, математику, и, не поверите… логику! Кроме башкир здесь учатся татары, а также киргизцы и туркменцы.
Мы посетили полуденную службу. Мечеть здесь просторная и состоит из пяти-шести комнат (точнее, семи комнат, — прим. Кучумова). Среди окружающих я приметил несколько характерных мусульманских типажей. Моление длилось долго и было более торжественным, чем в других селениях и даже в Уфе.
«Оказывается, известность экс-депутата от Монбельяра докатилась уже до Урала!» Фото fr.wikipedia.org
Размышления о политике и французах-мусульманах в парламенте
Неожиданно один из Тукаевых стал расхваливать мне Францию, ибо — тут он пересказал мне по-русски большую статью о докторе Гренье (Гренье Филипп (1865—1944), французский врач и политик: разочаровавшись в колониальной политике Франции в Алжире, принял ислам и в 1896 году добился своего избрания депутатом французского парламента, являлся им до 1898 г., — прим. Кучумова), напечатанную на татарском языке в одном ускользнувшем от внимания цензуры казанском издании — мусульмане могут быть у нас депутатами и министрами. Ничего себе! Оказывается, известность экс-депутата от Монбельяра (Монбельяр, — город на востоке Франции, в 13 км от границы со Швейцарией, — прим. Кучумова) докатилась уже до Урала!
В этой статье, выпущенной специально, чтобы взбудоражить мусульман, сообщалось, что хотя Гренье уже не является депутатом, ему на смену пришли другие мусульмане-парламентарии, которые из Бурбонского дворца (Бурбонский дворец — место заседаний Национальной ассамблеи (парламента) Франции в Париже, — прим. Кучумова) управляют Францией! (На самом деле, после 1898 года мусульмане не избирались во французский парламент, — прим. Кучумова.) В публикации проводилась мысль, что, в отличие от нашей страны, в России права мусульман постоянно нарушаются, православие при поддержке властей и полиции вытесняет их религию, а образованные последователи ислама не могут делать политическую карьеру и не участвуют в управлении страной. Тукаев отказался отдать мне эту газету, но еще раз засвидетельствовал свои симпатии Франции.
Он не знал, что у нас редко кому удается надолго задержаться на пике славы: доктор Гренье уже давно вернулся к занятиям наукой и передал свой депутатский мандат другому человеку. Однако я не стал разочаровывать Тукаева и разрушать те представления о нас, которые сложились в умах мусульманских богословов. Не стал я говорить ему и о том, что предпочтения французского избирателя не отличаются постоянством…
Подписывайтесь на телеграм-канал, группу «ВКонтакте» и страницу в «Одноклассниках» «Реального времени». Ежедневные видео на Rutube, «Дзене» и Youtube.