Повесть о «железном» Минтимере: как поднимать целину, почему «атомная бомба татар не берет» и визит к Улугбеку

Шло бурное освоение целинных земель по всей стране, которое вызвало небывалый в мирное время патриотизм. Такое никак не могло пройти мимо студентов института сельского хозяйства. Студенты третьего, а потом и четвертого курса — без «пяти минут» инженеры-механики сельского хозяйства — умели обращаться с сельскохозяйственной техникой, и на целине в них нуждались особо. Первый сезон в 1957 году работали в Павлодарской области, в совхозе Майский Майского района, а второй в 1958 году — в колхозе имени Ленина Семиярского района Казахстана.

Целина представляла собой огромные территории, на которых выделялись полосы земель, подлежащие освоению. Расстояния между ними приличные — десятки, сотни километров. Делалось так специально, чтобы не превращать все в сплошную пашню и, таким образом, избежать эрозии почвы. Распахивали не все подряд, а только наиболее плодородные участки степи. Но это тоже было немало — сотни тысяч гектаров. Хозяйства были сильно отдалены друг от друга и сами располагали гигантскими территориями. К примеру, от места, где Минтимер и его сокурсники убирали хлеб, до центральной усадьбы совхоза было более 100 километров.

Жили студенты в степи, размещались в палатках или вагончиках. Кишлаки коренных казахов попадались лишь изредка.

Рассказывает Минтимер Шаймиев: «Мы познакомились с некоторыми местными жителями; жизнь у них была очень вольная. Например, есть где-то бахча: весной шли, сажали арбузы, осенью приходили их собирать. А пока там что-то растет — само, — на бахче даже не появлялись. Или, например, верблюды паслись там, где сами желали. Хозяева всегда знали, где искать своих двугорбых кормильцев. Они же — и молоко, и шерсть, и средство передвижения. Казахи жили в саманных домиках. Летом прохладно, да и зимы, как нам рассказывали, здесь суровые.

Меня оба сезона подряд определяли старшим комбайнером уборочного агрегата. Напарником был Анатолий Мамлин, мой однокурсник, большой умница, очень хороший шахматист, кстати. После окончания института он работал в Марий Эл; несколько лет подряд становился чемпионом республики по шахматам! Толковый, знающий, спокойный человек. Руки золотые. Мы с Анатолием прекрасно сочетались в работе, понимали друг друга без слов. О лучшем напарнике не стоило и мечтать.

Еще для работы на копнителе комбайна назначались две девушки — так комплектовали бригаду. В первый целинный год студентки из педагогического института, во второй — из университета. Сейчас пытаюсь вспомнить их имена, лица и не могу. Мы были настолько увлечены работой, что уделять девчонкам какое-то особое внимание просто не получалось. Вечером валились с ног от парализующей все тело и мысли усталости. О каких-то ухаживаниях не было и речи. Наверное, кому-то трудно в это поверить, но все было именно так, хотя мы и день и ночь проводили вместе, предоставленные сами себе, среди степей…

Мы с Анатолием старались класс показать — держали «казанскую марку». Показатели у нас были на уровне лучших в хозяйстве. Хотя и крутиться ради этого приходилось немало. Перед уборкой из-за нехватки запасных частей из двух—трех заброшенных комбайнов мы собирали один — действующий.

Местные жители к татарам относились с особой симпатией. В казахском и татарском языках много общего, мы хорошо понимали друг друга, общались запросто. Так у нас появился замечательный друг, местный житель, его звали Тимор. Практически тезки! Он тоже был комбайнером. У Тимора можно было разжиться и запчастями. Когда требовалось, он выдавал их мне по большой дружбе из своих запасников. Это позволяло нам работать без простоев.

Во время уборки мы спали прямо в поле, под звездным небом. Залезаешь в бункер, укрываешься зерном, и, пока не уснул, минуту-другую смотришь прямо в Вечность. Она тут вся перед тобой, как нараспашку. И зовет, перемигивается! Задумываешься в такие минуты о многом, самом, казалось бы, сокровенном. Только что был комбайнером, и вот, извольте, готовый философ в соломе.

Именно тогда я понял, почему на Востоке так сильно развивалась астрономия — тут же небо все время ясное! Попробуй-ка в наших краях астрономией серьезно заняться — невозможно. А ведь за этим идет и развитие математики, физики, других точных наук. Позже, когда я попал в Самарканд, зашел в обсерваторию Улугбека, которую он построил в 1428 году. И был потрясен уровнем развития точных наук на Востоке в те далекие времена. Чего стоит один только секстант диаметром 36 метров и делением на 180 градусов! С его помощью Улугбек описал 994 звезды и составил каталог звездного неба — знаменитый Зидж-и Султани. А календарь великого ученого, который, кстати, был еще и правителем державы Тимуридов!.. Ведь еще в первой половине XV века Улугбек определил длину астрономического года в 365 дней, 6 часов, 10 минут, 8 секунд. Погрешность от нынешнего — электронного века — всего 58 секунд! Удивительная все-таки точность!

…Ну а мой подсчет звезд доходил до двадцати—тридцати самых крупных, дальше меня окончательно одолевала усталость, я уже словно куда-то проваливался. С первыми лучами солнца — подъем. Я нигде таких восходов не наблюдал, как в той бесконечной целинной степи. Себя представляешь в центре какого-то фантастического полотна. Космические ощущения!»

То целинное лето оказалось весьма богатым на ощущения. Студенты работали на границе с Семипалатинской областью, где-то рядом была обозначена запретная зона. Однако толком их никто об этом не предупреждал. В те годы, конечно, все знали, что в стране есть и атомная, и водородная бомбы, слышали, что атомная испытывается на Семипалатинском полигоне. Но больше было известно об испытаниях водородной бомбы американцами. А о том, что происходит в казахстанских степях, никто не писал…

Однажды к студентам припылил военный газик, и человек в офицерской форме с группой солдат довольно буднично, будто речь шла о чем-то привычном, объявил: в такой-то день, в 14 часов, произойдет взрыв. И студентам следовало в обозначенный день, в указанное время, отложить все свое мирное дело и внимательно посмотреть на небо. Сначала появятся два самолета, которые очертят два—три круга. Общее оповещение, для всех — сигнал. Комбайнеры должны были заглушить двигатели, сойти со штурвальной площадки комбайна, лечь на землю животом вниз, а головой в указанном военными направлении.

Назначенный день был ослепительно солнечным. Только вспышка, которую увидели ребята-целинники, была несравнимо ярче. Это был ядерный взрыв. Трудно сказать, на каком расстоянии они оказались от эпицентра. Сначала услышали звуки взрыва, затем почувствовали ударные волны. Первая — самая сильная. Вслед за вспышкой они увидели быстро увеличивающийся в размерах немного вытянутый шар, который постепенно стал превращаться в клубящееся грибовидное облако.

Рассказывает Минтимер Шаймиев: «Через несколько лет, уже перед самым выпуском, когда на военных сборах из нас «делали» лейтенантов запаса, мне довелось участвовать в учениях, где имитировался ядерный взрыв. Перед нами взорвали «атомную бомбу». Но то, что я увидел на учениях, весьма отдаленно напоминало реальный ядерный взрыв. Что, впрочем, понятно.

Настоящий «гриб» изначально не темный и не больно-то красный. И только по мере его роста цвета становятся все более насыщенными, агрессивными. А потом долго еще плыли прямо над нашими головами красные томные облака — такие можно увидеть на закате. Однако времени было около 15—16 часов, не позже. Не верилось, что в этих облаках находится самое страшное — радиоактивная пыль, способная погубить сотни тысяч людей. Они величественно красовались над нами и, видимо, на сравнительно безопасной для людей высоте. Будь иначе, мы давно бы все, наверное, уже погибли.

И сразу все успокоилось. Степь больше не гудела, не рокотала. Испуганные суслики, выскочившие из своих нор после взрыва, вернулись обратно в свои жилища. Потревоженные птицы, взметнувшиеся над степью, вскоре тоже пришли в себя. Заверещали неугомонные цикады. Пора было заводить и наш агрегат — жизнь продолжалась...»

«Настоящий «гриб» изначально не темный и не больно-то красный. И только по мере его роста цвета становятся все более насыщенными, агрессивными. А потом долго еще плыли прямо над нашими головами красные томные облака». Фото re-actor.net

За два сезона работы на целине студенты стали свидетелями двух ядерных взрывов. Это были так называемые «наземные испытания». Вскоре их запретили, и бомбы стали взрывать под землей.

Позже выяснились кое-какие детали.

Взрывы проводились только в солнечную погоду, когда не ожидалось дождя. Видимо, и направление ветра учитывалось, чтобы на землю выпадало как можно меньше радиоактивных веществ. Но что-то, конечно, доставалось и ребятам. Сами испытатели во время взрывов находились в специальных бункерах и окопах, потом они претендовали на особые пенсии, льготы. Но у местных жителей и студентов окопов не было, открытая, голая степь и расстояние до места взрыва, видимо, вовсе не безопасное.

Рассказывает Минтимер Шаймиев: «Единственно, на что мы в то время обратили внимание и связали с тем, чему оказались невольными свидетелями: правительство Индии вдруг выступило с протестом. Суть такова: поставляемая СССР казахстанская пшеница имеет повышенный уровень радиации. Мы между собой с пониманием обсудили этот момент, хотя и особо на эту тему не распространялись. Беда в том, что нам ни до ядерных взрывов, ни после не объяснили всю опасность происходящего и про возможное облучение.

Я об этом заговорил впервые несколько лет назад, когда прожито уже немало годов. Не скажу, чтобы радиация оказала какое-то сильное влияние на мое здоровье. А может быть, я просто не чувствую ее до сих пор. Некоторые ребята-целинники, знаю, жаловались на ухудшение самочувствия после пережитых ядерных испытаний.

Четыре года назад меня пригласили на Сабантуй в город Семей, так теперь называется Семипалатинск. Там на встрече с представителями татарской общественности я рассказал о целинной юности и о тех удивительных событиях, произошедших в этих краях. Тут же один из соплеменников воскликнул: «Значит, татар даже атомная бомба не берет!»

Что касается самой работы, то я и сегодня считаю, что подъем целинных земель в то время был абсолютно правильным шагом правительства страны. Хлеба ведь не хватало, и чем дальше, тем сильнее росла в нем потребность. Тогда, во время нашей учебы в институте, мы впервые в своей жизни попробовали кукурузный хлеб. Страна дошла до того, чтобы завозить кукурузу и, смешивая ее с пшеницей, делать хлеб. Так было.

Но и сейчас Казахстан не мог бы выращивать столько зерна, если бы в свое время не освоили эти земли. По этому поводу высказываются разные суждения. Но если исходить из возможностей страны, степени изоляции, в которой находился СССР, то все становится на свои места — за нас никто бы не стал решать проблему продовольственной безопасности.

Рассуждать можно много, но нельзя забывать и еще об одном: тогда в стране не было минеральных удобрений. С ними можно было бы и на прежних землях выращивать достойные урожаи. Тут надо объективно смотреть: если бы Никита Сергеевич Хрущев не поднял на партийном уровне, на уровне государства вопрос о начале строительства заводов по производству минеральных удобрений, то дело бы не продвинулось вперед до сих пор. Конечно, до конца решить эту проблему тогда так и не смогли, но если бы не его решительные шаги, не его энергия, трудно сказать, как бы мы пережили годы холодной войны.

«Я и сегодня считаю, что подъем целинных земель в то время был абсолютно правильным шагом правительства страны. Хлеба ведь не хватало, и чем дальше, тем сильнее росла в нем потребность». Фото photochronograph.ru

Ну а для нас, студентов, один из самых приятных моментов заключался в том, что на целине мы зарабатывали неплохие деньги. Старались растянуть их на весь год, потратив в основном на одежду и на еду. Деньги считались заслуженной платой за труд. В первый год на целине у нас ни разу не было возможности помыться в бане, мы все завшивели. Если туда нас везли в телячьих вагонах и только на остановках кормили в солдатской столовой, то обратно мы возвращались в купе, при деньгах, и колбасу ели, пиво и более крепкие напитки пили. Веселились, песни пели, а сами-то вшивые, и это совсем не метафора. Поэтому с поезда нас первым делом направляли на санобработку. Только после нее тело переставало чесаться — уж извините за такие подробности. И наступали минуты истинного блаженства. Много ли надо иной раз человеку? Вот так мы и осваивали целину».

Книга «Минтимер Шаймиев» из серии «ЖЗЛ: Биография продолжается..."