Рустем Кутуй — грустный мачо с казанского двора
Он был «Рыжим с нашего двора» и сыном автора культового романа, который не утратил актуальности и сейчас. Поэт, прозаик, переводчик, философ, мудрец, мачо шестидесятых и отшельник в нулевые — все это Рустем Кутуй. Вчера о нем напомнили самым неожиданным образом — в галерее литературного музея А.М. Горького открылась выставка группы «Дастан», посвященная Рустему Адельшевичу. На вернисаже побывала корреспондент «Реального времени».
Взгляд с забора
Рустем Кутуй — сын автора романа «Неотосланные письма» Аделя Кутуя, создавшего, пожалуй, самое пронзительное произведение о любви в татарской литературе прошлого века. Кутуй-младший — плоть от плоти казанец, выросший в ее старом центре, живший по законам «двора», как это было принято у детей войны и послевоенных лет.
Его друзья детства с Комлева были друзьями на всю жизнь. Один из них — Василий Аксенов, живший рядом, с ним он учился в одной школе. Василий Павлович посвятил другу детства рассказ «Рыжий с нашего двора».
По биографии Кутуя-младшего можно изучать историю страны. Отец дважды был репрессирован, потом ушел на фронт, дошел до Польши, здесь его настигла болезнь, и он скончался уже после победы. В Польше и похоронен. А сын жил жизнью мальчишки из центра Казани, где в чести было прыгать с высокого берега Казанки у еврейского базарчика, ловить лягушек, сидеть на заборе. Здесь был свой кодекс чести — не бить лежачего. Не делать подлостей, защищать слабых. Этот кодекс остался с ним на всю жизнь.
Военное детство — одна из тем Рустема Кутуя-прозаика. У него есть пронзительный рассказ о том, как играли мальчишки, чьи отцы были на фронте. Надо было сидеть на заборе и считать мужчин в шляпах. Если насчитаешь в день пятьдесят, значит, сегодня похоронку не принесут. Но если увидишь мужчину в черной шляпе… Герой рассказа насчитал сорок девять шляп, но пятидесятым был мужчина в черной шляпе…
Рустем Кутуй учился в казанской школе номер 19, там, где учились Василий Аксенов и Роальд Сагдеев. Школа была мужская, а девочки учились на той же улице, в третьей школе, туда летели все помыслы. После школы поступил на истфилфак КГУ, учился хорошо, в какой-то момент задумал перевестись на журфак МГУ, но передумал. Работал потом на телевидении, в журнале. Писал, переводил.
Среда его детства — друзья отца и матери: композиторы Александр Ключарев, Назиб Жиганов, великая актриса Фатима Ильская, певец Усман Альмеев. Среда его юности и взрослости — поэт Николай Беляев, художник Анатолий Аникиенок, основатель «Прометея» Булат Галеев и другие знаковые фигуры. Шестидесятники, до хрипоты дискутирующие в редакции молодежной газеты «Комсомолец Татарии». Казанская творческая субкультура, которую не пощадила жизнь, и мы ее стремительно теряем. Увы, закон времени, которого не избежать.
По личному общению с Рустемом Адельшевичем, впрочем, очень краткому, могу сказать, что было ощущение — он знает что-то такое о жизни и смерти, как-то открывшееся ему, что это знание сделало его тихим и мудрым, одарило приятием неизбежности конца и лишило страха перед ним.
«Если осень — паутина…»
Группа «Дастан», точнее два ее члена — лидер объединения Анвар Сайфутдинов, и его друг Альберт Галимов решили сделать выставку памяти Рустема Кутуя. Само по себе явление «Дастана» зрителю уже интересно — группа, активно выставлявшаяся в постперестроечное время, пожалуй, самое непростое время для художников, сейчас нечасто балует поклонников своими экспозициями.
Анвар Сайфутдинов на вопрос, почему вдруг пришла в голову идея сделать выставку памяти Рустема Кутуя, ответил просто: «Он был наш друг, мой друг. Рустем Кутуй из тех людей, которых надо помнить». Впрочем, кто знает творчество одного из самых интересных татарстанских художников Сайфутдинова, его необычную, такую «мозаичную» манеру письма, вспомнит, что Рустем Кутуй появлялся на многих его полотнах.
В экспозиции представлены картины разножанровые, но все они каким-то неведомым образом проникнуты духом нашего города. Ведь Казань с ее литературными традициями, знаковыми местами, с луной, напоминающей «державинский стих», как написал о небесном светиле поэт Сергей Малышев, — это та среда, в которой вырос и жил Рустем Кутуй.
Татарин, писавший по-русски, подаривший миру многих замечательных татарских поэтов, сделав их переводы. Кстати, Кутуй-старший в свое время перевел на татарский «Левый марш» Владимира Маяковского и даже ознакомил с ним его автора.
Одна из знаковых работ открывшейся выставки — двойной портрет, точнее автопортрет художника. На полотне Анвар Сайфутдинов, такой, какой он в жизни — высокий, стройный, с тонкий чертами героя булгарских сказаний, а за спиной у него, как мудрый наставник, Рустем Кутуй. Немного печальный и все понимающий.
Вообще выставка в галерее музея А.М. Горького получилась немного грустной, но очень теплой, она соответствовала осеннему вечеру, фонарям, свет которых расплывается на мокром асфальте, желтым листьям в находящемся недалеко Лядском саду, они выстилают на земле свой узор.
Над ней словно витали строки Кутуя: «Если осень — паутина, если осень — крик утиный…». И, выходя из зала, очень захотелось взять в руки одну из книг Рустема Адельшевича и перечитать ее. Ощущение, которое наверняка хотела подарить нам группа «Дастан».
