Булат Фаткуллин: «Когда хочешь быть врачом, ты должен понимать: карьерного роста не будет»

«Выбрал специальность — так чего же бояться-то теперь?»

Выбора, кем становиться, у нашего героя, по его словам, не было: врачом во второй казанской «инфекционке» работала его мама, и само собой разумеющимся стало его поступление в медицинский институт в 1985 году. Для него это было естественным, он с раннего детства даже не задумывался, кем быть, — знал, что станет врачом. Правда, поступил на педиатрический факультет — изначально не думал, что вслед за мамой будет работать во «взрослой» инфекционной медицине.

С первого курса, как и большинство юношей, Булат мечтал быть хирургом. С первого курса ребят из института забрали в армию, а вернувшись оттуда, наш герой устроился на лето подработать санитаром в оперблок. Сделать, так сказать, первые шаги в специализации. Тут-то и понял, что это ему не подходит.

— Самое яркое впечатление у меня там было такое: вот хирург пришел с утра — и стоит на операции 6 часов. Как токарь у станка. А у меня еще со школы было к этому не самое лучшее отношение: во время УТП я получил квалификацию токаря 2 разряда и даже пару месяцев работал. И еще тогда понял, что 8 часов стоять у станка не хочу. Вот так и хирургом становиться передумал. А вот анестезиология мне очень понравилась. Ведь анестезиолог — всегда рядом с хирургом. И если перед хирургом есть только операционное поле, то анестезиолог-реаниматолог полностью погружен в состояние пациента, с головы до пят. Он отвечает во время операции за организм человека в комплексе. И это мне стало очень интересно! — вспоминает Булат Шамилевич.

Во время УТП я получил квалификацию токаря 2 разряда и даже пару месяцев работал. И еще тогда понял, что 8 часов стоять у станка не хочу. Вот так и хирургом становиться передумал

Анестезиология-реаниматология — общая специальность. И в ней — не только сопровождение операции, но и драматичный процесс реанимации — спасения жизни, возвращения человека на этот свет. Доктор объясняет, что в этом-то как раз и заключалась вторая причина того, почему он в конечном итоге стал и реаниматологом и инфекционистом: быстрый и понятный эффект.

— Это связано с моим характером. Я не очень-то терпелив. Люблю, чтобы все происходило быстро. Поэтому я и не терапевт. А у нас есть быстрый результат! Назначил лечение инфекционной патологии, подождал неделю-две — и пациент здоров.

А вот о том, сколько опасностей работа в инфекционной медицине несет самому доктору, в момент выбора специальности Булат Шамилевич не задумывался. Да и до сих пор не задумывается. Он приводит в пример пандемию ковида: разве кто-то из докторов в республиканской «инфекционке» отказался работать? Разве хоть один из них убежал? Нет! А сам он стал первым врачом в республике, зашедшим в «красную зону» к тяжелому пациенту.

— Если уж выбрал специальность — так чего ж бояться-то теперь? — рассуждает доктор.

«Делай что должен — и будь что будет»

По окончании института доктор поступил в ординатуру казанского ГИДУВа (нынешняя КГМА) по инфекционным болезням. Занялся кандидатской диссертацией под руководством профессора-инфекциониста Диляры Кабировны Башировой, легенды советской и российской медицины. Булат Шамилевич с благодарностью ее вспоминает:

— Она всегда приветствовала и мои научные интересы, и стремление попутно другие специальности получить. В 1993 году я обучился на эндоскописта. Начал эндоскопически работать с инфекционными больными и понял, что на стыке этих специальностей может получиться интересная научная работа. Диляра Кабировна мою задумку одобрила.

Диссертация доктора была посвящена течению острого сальмонеллеза гастроэнтеритической формы на фоне хронического гастродуоденита.

Будучи ординатором и работая в инфекционном отделении, он заприметил для себя работу в реанимации: все-таки здесь результат достигается еще быстрее. Молодой доктор попросился на обучение, получил сертификат реаниматолога — и пришел работать в реанимацию. Тут и остается по сей день. Стал заведующим отделением, пережил вместе со своими докторами и лихие «нулевые», и возвращение кори, и пандемию коронавируса, которая оставила шрам на сердце всего медицинского сообщества — что уж говорить об инфекционистах...

Мы спрашиваем: никогда не хотелось уйти в академическую науку, после кандидатской нацелиться на докторскую, стать преподавателем? Булат Шамилевич отвечает:

— Докторская — это более серьезная наука. Она должна быть подтверждена мощными лабораторными исследованиями. Просто статистической работой заниматься мне не хотелось, а хорошей лабораторной базы в Казани тогда не было. Сейчас-то у нас лаборатория дает огромные возможности, и я своих врачей к этому стимулирую. Они у меня доклады делают, статьи пишут, болезни изучают. А я все-таки сконцентрировался на клинике.

Даже если мы видим, что пациент, к сожалению, бесперспективен и имеет только один шанс на спасение из ста — мы будем бороться до последнего. Потому что этот шанс у него есть.

Сложность работы реаниматолога мы уже показывали в целой серии портретов. Здесь жизнь идет рука об руку со смертью. Это, должно быть, очень тяжело морально? Булат Шамилевич, осознанно выбравший гремучую смесь — реанимацию и инфекционные болезни, — отвечает:

— Делай что должен — и будь что будет. Это основа нашей работы. Даже если мы видим, что пациент, к сожалению, бесперспективен и имеет только один шанс на спасение из ста — мы будем бороться до последнего. Потому что этот шанс у него есть. Мы видим разное, у нас бывают поразительные случаи.

Доктор вспоминает как в пандемию реаниматологи два с половиной месяца отнимали у смерти старушку со стопроцентным поражением легких. И ее удалось вытащить! Через четыре месяца после выписки она приходила к врачам на своих собственных ногах. Чудо? Нет. Результат работы замечательных медиков и скрытых возможностей человеческого организма. Булат Шамилевич отдельно с гордостью акцентирует наше внимание:

— Это не заслуга какого-то одного доктора. У нас над такими случаями работают все до единого. Врачи подобрались в отделении — просто замечательные! Молодые врачи очень талантливые к нам пришли, я уверен, что у меня работают лучшие.

«Приходится перебирать по зернышку, чтобы оставить здесь лучших»

Инфекционные заболевания и реаниматология и по отдельности-то не самые популярные специальности среди молодых врачей, не то что вместе. Как же Булату Шамилевичу удается набирать в свое отделение докторов? Как мотивировать их на работу в этом сложном деле?

— Приходится перебирать по зернышку, чтобы оставить здесь лучших. Кого-то воспитывали со времен студенчества: ребята здесь сначала работали медбратьями, потом проходили ординатуру, сейчас они — наши врачи, — объяснят доктор. — Мы присматриваемся к тем, кому, прежде всего, интересна врачебная работа. Этот интерес в глазах — главное. А ведь у нас, на самом деле, очень интересно!

Булат Шамилевич рассказывает про свое отделение: здесь развиваются современные методы лечения, сюда поставляется передовое медицинское оборудование и лучшие препараты. Все, что появляется нового в мировой медицинской практике, в скором времени появляется и здесь — причем в комплексном подходе.

— Это все происходит с подачи нашего главного врача, и в этом во многом его заслуга. Кроме того, у нас внедрен мультидисциплинарный подход к лечению пациентов. Здесь ведь не только реаниматологи и инфекционисты. У нас есть и прекрасный молодой кардиолог, и замечательный невролог, и эндокринолог, и сосудистый хирург, — перечисляет врачей заведующий отделением. — Все это по большей части молодые врачи.

Правда, радужной назвать кадровую ситуацию все равно пока не получается: какими бы ни были замечательными те молодые специалисты, кто уже пришли сюда работать — все равно хотелось бы, чтобы их было больше. Булат Шамилевич вздыхает: нагрузка здесь, конечно, большая. И психологически непросто — все равно реанимация есть реанимация, и врачи должны переживать все эти смерти. Впрочем, заведует отделением он уже давно, и свои методы «хантинга» уже наработал. Говорит, что ни один его сотрудник никогда не скажет: «Ну все, я больше работать не могу, я пошел домой, устал».

— Потому что они все понимают: пациент не должен страдать от того, что у нас могут быть какие-то кадровые неурядицы, — строго говорит доктор.

Благодаря мультидисциплинарному подходу, в реанимации РКИБ лечат и сопутствующие патологии: работают с сахарным диабетом, с кардиологическими болезнями, с неврологией. Делают все, чтобы пациент вышел из отделения более здоровым человеком, чем попал в него. Булат Шамилевич уверяет: эту цель преследуют все его врачи. И им всем здесь нравится! Даже несмотря на то, что реаниматолог, как правило, самый незаметный врач на всей траектории лечения пациента. Он выводит человека из критического состояния, отдает долечиваться другим специалистам — и о пребывании в реанимации пациент порой не может (или не хочет) помнить. Но это нашему герою совершенно не обидно.

И академик, и бездомный получат одинаковую помощь

Кроме тщательного отбора врачей в отделение, у Булата Шамилевича свои, особенные требования к медсестрам и санитаркам: ведь это они ухаживают за реанимационными больными, это их руками осуществляется большая часть манипуляций. От них здесь требуется не только мастерство и техника, но и душевность, и некая ласковость в общении. Особенно от санитарок.

Булат Шамилевич во время обхода оценивает состояние больного, вплоть до того, как хорошо у него почищены зубы. И если что-то в гигиеническом состоянии больного не так — делает замечание сотруднику, который за это отвечает. Даже если санитарка уже сдала смену и ушла домой. И уж тем более здесь не принято менять пациентам памперсы по часам — все происходит сразу же, по мере необходимости. Булат Шамилевич признает: конечно, это нелегко. И санитаркам в инфекционной реанимации порой сложно приходится (ведь бывают и больные с кишечными инфекциями, поди-ка, поменяй памперсы после каждого инцидента). Но такое требование у заведующего. Потому что здесь лечатся люди, которые заслуживают уважительного отношения и бережного ухода. Кем бы они ни были.

— Люди здесь порой лежат подолгу. У кого-то из них никого нет, но они тоже нуждаются в заботе, в уходе. Порой у нас девчонки и сами на свои деньги памперсы покупают им, и салфетки… У нас как-то лежал бездомный. Ему врачи и медсестры одежду собрали — принесли из дома. Так он, когда выписывался, даже не стал забирать то, в чем его привезли — сказал, ему эта очень нравится. Так и отправился потом назад, на улицу. Вылеченный, вымытый, ухоженный… — рассказывает доктор.

В силу специфики больницы здесь медики встречают не только бездомных. Приезжают в реанимацию и наркозависимые с тяжелейшими инфекциями, и заключенные. У Булата Шамилевича строгое правило: все пациенты в отделении должны получать одинаковую по качеству медицинскую помощь. И бездомный, и академик. Врачам должно быть все равно, кто перед ними — потому что, прежде всего, это человек, нуждающийся в медицинской помощи. Этот подход доктор воспитывает в своих сотрудниках, его придерживается и сам.

Качество ухода за пациентом играет огромную роль в выздоровлении, уверен доктор. И даже требование тщательно чистить людям зубы — не просто каприз медика-педанта. Бактерии, скопившиеся в ротовой полости, могут ухудшить процесс выздоровления, замедлить его. Не говоря уже о чисто человеческих, моральных моментах.

Возрастные пациенты, коварная ГЛПС и возвращение кори

Чаще всего, как рассказывает доктор, здесь лечатся пожилые пациенты — например, лежали в одном боксе две старушки, которым на двоих было 189 лет. Спектр инфекций, с которыми встречаются врачи в отделении реанимации, широкий. Чаще всего инфекционным реаниматологам доводится работать с пневмонией, с менингоэнцефалитами. Наркозависимые попадают с септическими эндокардитами и гепатитами крайне тяжелой степени. Порой «проскакивает» мышиная лихорадка (ГЛПС) — интересно, что степень тяжести зависит не только от организма пациента, но и от географического района.

— Некоторые районы очень тяжело болеют — видимо, это штаммом вируса определяется, более тяжелым, что ли. Года два назад к нам попали двое молодых еще — до 50 лет — мужчин, очень тяжелых, из одного района с этим диагнозом. А потом еще несколько, тяжелейших. Непонятно было, картина была смазанная. Мы все делали по стандарту, но их состояние не улучшалось. Мы тогда все вместе с докторами собрались, провели мозговой штурм вместе с кафедральными работниками: что у нас на входе, как мы лечим, что делаем, почему не получалось — и выработали методику, которая позволила вычленять пациентов с таким типом мышиной лихорадки сразу, на уровне приемного покоя. Выработать алгоритм лечения — в стандартный протокол еще кое-что добавили. И с тех пор полегче стало, — рассказывает доктор.

Какими бы тяжелыми ни были девяностые — в то время не встречалась корь: еще сохранялся иммунизационный щит, наработанный в советское время, еще не были сильны антипрививочные настроения в обществе. Сегодня реаниматологи РКИБ видят такие случаи с пугающей регулярностью, «откачивают» пациентов у себя — такое случается, когда вирусная инфекция дает менингоэнцефалит. Булат Шамилевич отмечает, что и сифилиса во время учебы «в натурном виде» не видел, учил по учебникам, а ближе к концу девяностых он расцвел буйным цветом. Встречается и сейчас.

Из экзотики — в последний год реаниматологи РКИБ несколько раз встречались с менингоэнцефалитом, вызванным лихорадкой Западного Нила. Первую пациентку долго не могли диагностировать — лечили симптоматически, а что лечили — не знали.

Недавно к нам поступил мужчина с лихорадкой, спутанным сознанием и больным животом — я его сам принимал и сразу подумал: «Ага, где-то я уже такое видел». Стали лечить, и вот буквально сегодня перевели в отделение из реанимации

— Клиника была необычная: начиналось все лихорадкой, было спутанное сознание, потом вдруг заболел живот до такой степени, что даже хирурги забеспокоились — решили, что это «острый живот» и нужно оперативное вмешательство. Но нет, это был не он. Мы тогда решили проверить кровь даже на самые экзотичные и редкие для нас болезни. И нашли эту лихорадку. Вместе с другими специалистами, с Халитом Саубановичем (Хаертыновым, главным внештатным инфекционистом Минздрава РТ, — прим.ред.) обсуждали, что сделать, как облегчить состояние. Собрали консилиум, кое-что решили, и вроде бы эффективным это решение оказалось. Правда, на таком количестве случаев статистическую вероятность пока доказать нельзя. Но вот когда недавно к нам поступил мужчина с лихорадкой, спутанным сознанием и больным животом — я его сам принимал и сразу подумал: «Ага, где-то я уже такое видел». Стали лечить, и вот буквально сегодня перевели в отделение из реанимации. Он уже идет на поправку.

«Не было ужаса. Было ощущение беспомощности»

РКИБ стала первой клиникой в республике, врачи которой встретились с коронавирусом. Сюда привезли первых пациентов — пассажиров со злополучного лайнера Diamond Princess. Сюда просочился первый ручеек коронавирусных больных, который потом перетек в полноводную реку, а потом наводнил клиники всей республики. Что чувствовали врачи, когда понимали, что им придется встретиться с чем-то неизведанным, что убивает людей?

— Страшно не было. Было интересно. Чего бояться-то? Если чему-то суждено случиться — ты ведь этого не избежишь, — рассказывает доктор. — Больные с лайнера перенесли коронавирус легко, как ОРЗ. А через месяц после них все началось у нас. Я помню первый день, когда нас известили, что повезут тяжелых пациентов. И повезли. Сначала одну бабушку, практически уже мертвую. Потом вторую. Мы их заинтубировать не успевали — они умирали. Трое таких за ночь было. Я уже начал спрашивать у скорой помощи: вы что нам везете? Что происходит? У нас раньше такого никогда не было: обычно было не больше двадцати смертей за весь год. А здесь три за одну ночь! Главный врач с самого утра прибежал в шоке: «Вы чем тут занимаетесь?!» А что мы могли сделать?

В ту ночь инфекционисты республики впервые встретились лицом к лицу с коронавирусом. Еще два года они будут работать на износ, учиться бороться с неизведанной хворью, ценой своего собственного морального и физического здоровья сохранять здоровье другим. И молодые, и опытные врачи сбивались с ног, но спасали, спасали, спасали людей… Булат Шамилевич кивает в сторону окна:

— Осенью 2021-го, когда пришел штамм «дельта», мы потеряли больше всего пациентов. Врачи тогда часто на улицу выходили. Плакать.

Во время ковида инфекционную больницу серьезно усилили как материально (за 100 дней построив новый суперсовременный, нашпигованный оборудованием корпус), так и кадрово. Булат Шамилевич рассказывает, что врачей сюда, в помощь инфекционистам, откомандировали из разных клиник республики. У него в реанимации работали доктора, медсестры и санитарки из «семерки», из РКОД, из 18-й больницы и даже из роддомов республики. Отделение на это время разрослось до двух этажей.

По сравнению с «мирным» временем, это было что-то невозможное, когда вся больница забита реанимационными больными

— Но нагрузка на врачей все равно была огромная. На каждого доктора в реанимации приходилось по 10—12 человек, а ведь дежурили одномоментно по 10 врачей. Представляете? По сравнению с «мирным» временем, это было что-то невозможное, когда вся больница забита реанимационными больными. У нас не было ужаса или ощущения, что мир рушится. Было ощущение беспомощности, когда мы ничего не могли сделать… — вспоминает Булат Шамилевич.

У него, как у инфекциониста, по сей день устойчивое мнение: когда в ноябре 2021-го на смену «дельте» пришел «омикрон» — он стал своеобразной вакциной, прекратившей смертельную жатву пандемии. Им переболели все, но переболели легко. И к Новому году все окончилось…

«Мы не имеем права рассказывать о диагнозах по телефону»

Булат Шамилевич объясняет, что старается эмоционально не включаться в состояние пациента. Иначе не сможет объективно реагировать на происходящее и оценивать ситуацию. По этой же причине он относится к тому лагерю медиков, кто не станет лечить своих родственников, если те окажутся в тяжелом состоянии, — лучше отдаст в руки другого доктора. Потому что сомнения и эмоциональная включенность не позволят реально оценить картину и принять правильные решения.

Правда, вот абстрагироваться и не «раскачивать» эмоции по отношению к пациентам пришлось некоторое время учиться. Причем сейчас в распоряжении медиков есть психологи. А в первые годы врачебной карьеры Булата Шамилевича их не было — приходилось прорабатывать ситуации самостоятельно или с помощью коллег.

Отдельная часть работы завотделением реанимации — беседы с родственниками. Здесь, учитывая инфекционный профиль клиники, тоже свои особенности:

— Мы не имеем права рассказывать о диагнозах или результатах анализов по телефону — мы ведь не можем знать, кто на проводе действительно, кто рядом с этим человеком находится. Поэтому для первой беседы приглашаем родственников сюда, к нам в кабинет. Того, кто записан в истории болезни как доверенное лицо. Ему и сообщаем диагноз, описываем состояние, рассказываем, как лечим. А дальше у нас ежедневно установлено время, в которое они могут позвонить и узнать общую информацию — стало лучше или хуже, как в целом обстоят дела. Результаты анализов, конкретные цифры по-прежнему по телефону не оглашаются.

Беседы с родственниками порой становятся психологической задачей. Все люди разные. Кто-то спокойно приезжает и выслушивает врачей. У кого-то начинается истерика, и тогда доктор пытается человека успокоить. Кто-то вообще не заходит в здание, потому что боится попадать внутрь инфекционной больницы — врачи эту фобию понимают и беседуют с родственниками больного на улице. Кому-то, наоборот, нужно пройти в кабинет врача, дотошно изучить историю болезни, ознакомиться со снимками и распечатками кардиограммы.

Бывают и откровенно трагикомичные случаи. Булат Шамилевич вспоминает родственников одного пациента, который, к сожалению, умер от коронавируса в его реанимации. Молодой парень с нажимом упрекал врачей в том, что те экономили лекарства и даже не попросили родственников привезти дорогостоящие препараты.

— Он был такой возбужденный. Говорил: «Мы же знаем, что есть дорогие лекарства. Уж 5 000 рублей нашли бы. Купили бы!» Я открыл историю болезни и все назначения. Показал препарат, показал, сколько инъекций было сделано его родственнику. А потом открыл интернет и показал, сколько это лекарство стоит — каждая инъекция около 150 тысяч. И только после этого возражения были сняты. У меня было ощущение, что этот парень успокоился, услышав, что его близкий умер «задорого».

«Человеческая забота очень нравится нашим возрастным пациентам»

Если пациент остается в реанимации, но уже перестал быть заразным, к нему можно пускать родственников. Реаниматологи уверены, что это поможет человеку быстрее встать на ноги. Люди после тяжелых перенесенных заболеваний (например, если речь идет о менингоэнцефалите, когда человек, по сути, заново учится пользоваться своим телом и восстанавливает речь) нуждаются в моральной и психологической поддержке. Доктор рассказывает: врачи просят родственников распечатать фотографии для пациентов, принести детские рисунки, книги. Эмоциональный компонент усиливает процесс выздоровления.

— Особенно это важно для пожилых людей, — объясняет Булат Шамилевич. — Они ведь очень часто беззащитные очень. И для них это очень важно. А еще мы обязательно включаем в работу реабилитолога, когда начинают выздоравливать пациенты с поражением головного мозга. Наш реабилитолог — очень хороший, он большой молодец. И вот он начинает с ними работу буквально с пальцев рук — когда начинает отрабатывать пассивные движения. Потом учит пользоваться руками. Потом присаживает. И знаете, такая человеческая забота очень нравится нашим возрастным пациентам. Особенно бабушкам, которые хотят чувствовать заботу. Они довольны, когда к ним кто-то пришел, поговорил с ними, погладил по голове, выслушал.

«Лучше не быть врачом, чем быть плохим врачом»

У доктора двое сыновей. Старший попытался учиться в медицинском, но быстро понял, что врачебная профессия не по нему. Отслужил в армии и работает в техническом сопровождении праздников.

— А я ни разу не возразил. Потому что лучше не быть врачом, чем быть плохим врачом. И поэтому я его поддержал в его решениях. Он сейчас нормально зарабатывает, ему нравится его работа. Все хорошо. Теперь вот младший поступил в этом году на лечфак… — улыбается доктор.

С младшим сыном другая история: он грезит о медицине уже давно, с ранних лет. Здесь отец решил, что промахов допускать нельзя. И поэтому летом между 9 и 10 классами привел ребенка работать санитаром в свое отделение. Показал все, как есть, изнутри. Особое внимание уделил гигиеническим моментам: юноша научился и те самые памперсы менять, и всю прочую непарадную сторону медицины увидел. Но от решения своего не отступил. А отец, зная, сколько пота, крови и слез в этой работе, отговаривать не стал:

— Ведь это очень интересная работа. Это лучшая работа в мире!

Отдыхать от своей непростой работы доктор предпочитает в семье, на лоне природы. Семейство построило дачный дом за городом, на Каме. Вместе с друзьями семьи, живущими по соседству, все лето ходят под парусом, занимаются виндсерфингом, водными лыжами — словом, активный водный спорт вымывает все мрачные мысли и усталость из головы доктора. Булат Шамилевич показывает фотографии: вот доска, вот парус, вот водные лыжи, вот гладь реки, вот любимые дети…

Однако приходится постоянно быть на связи: все же он заведует одним из сложнейших отделений республиканской инфекционной клиники. Булат Шамилевич рассуждает о сути своей профессии и о природе своей безграничной любви к ней:

— Когда я был совсем молодой, мне казалось, что эта работа сродни чему-то божественному. Ты держишь в руках жизнь и умеешь ее спасти. Но это все оказалось романтическим, юношеским взглядом. На самом деле, мне нравится здесь все. И диагностика, и поиск решения, и процесс вывода человека из критического состояния. Все эти этапы я очень люблю. Конечно, результат — это главное, но я и саму работу, всю эту нашу деятельность люблю.

Когда я был совсем молодой, мне казалось, что эта работа сродни чему-то божественному. Ты держишь в руках жизнь и умеешь ее спасти

«Настоящему врачу всегда интересно разобраться, что случилось и как помочь»

Кстати, доктор отмечает: возможно, окажись он в другой больнице в свое время — может быть, и не было бы в нем такой беззаветной любви к профессии. Потому что здесь реаниматологи встречают полное понимание со стороны главного врача, и отделение оснащено всем необходимым. Здесь высокая оснащенность бактериальными и противовирусными препаратами последних поколений. Здесь работает лаборатория, возможностям которой могут позавидовать и столичные научные центры. Здесь базируется кафедра инфекционных болезней — и ее специалисты всегда готовы прийти на помощь, проконсультировать, вместе подумать над тем или иным случаем.

— Потому что это интересно — всем, кто являются настоящими врачами. Настоящему врачу всегда интересно разобраться, что случилось и как помочь, — раскрывает Булат Шамилевич свое понимание сути профессии.

Размышляя о том, куда двигаться в профессии дальше, наш герой говорит, что докторскую диссертацию сам защищать не планирует, а вот своих врачей к кандидатским очень даже мотивирует. Ведь среди них есть очень перспективные медики, которые могут стать прекрасными учеными, а в РКИБ можно и материала для диссертации набрать, и лабораторная база отличная.

Если тебе нравится именно врачевание, именно лечить людей — ты будешь оставаться врачом. И весь твой карьерный рост будет заключаться только в том, как о тебе будут говорить коллеги и пациенты

А что касается собственной карьеры, Булат Шамилевич улыбается: все, чего хотел добиться, он уже добился. И объясняет такую удивительную неамбициозность:

— Когда хочешь быть врачом, ты должен понимать: карьерного роста не будет. Твой максимум — заведующий отделением. Потому что ступенью выше ты уже перестаешь быть врачом и становишься администратором. Поэтому, если тебе нравится именно врачевание, именно лечить людей — ты будешь оставаться врачом. И весь твой карьерный рост будет заключаться только в том, как о тебе будут говорить коллеги и пациенты. Поэтому меня вполне удовлетворяет то, как я сейчас работаю.