Оскар Юнусов: «Мы хотим в этом году сделать концерт с оркестром»

Как татарские альбомы писали в Уфе

— В одном из интервью ты сказал, что у тебя есть таблица, в которой расписаны альбомы на несколько лет вперед.

— У нас много готового материала. Я фанатею от того, что могу раскидать песни по будущим альбомам, иметь представление, что они выйдут в такой-то форме. У меня готов материал для еще четырех альбомов. Ребята, может, этому факту не обрадуются — ведь придется работать. Надо будет с ними посоветоваться. После того, как все альбомы запишем, я, наверное, успокоюсь. Потому что есть такое ощущение, что пока я не сделал то, что должен был, не сказал то, что должен сказать, не показал то, что должен показать.

— Прошлый альбом вы писали в Казани, а этот — в Уфе. Как это произошло?

— Случайно. Тем летом я пошел на концерт группы Lumen в Big Twin Arena. Их фронтмен Тэм написал мне, пригласил посетить концерт. Мы с ним познакомились в 2018-м, когда попали на канал «БСТ» в передачу «Уфа. Живое», которую он вел. Он мне показался тогда очень приятным, искренним человеком. С тех пор мы почти не общались. После концерта, когда мы уже уходили, Тэм вновь написал, что у него есть время пообщаться минут 30—40. Он сказал: «У нас есть классная своя студия в Уфе, приезжайте, чем можем, тем поможем». Я сразу загорелся, он попросил прислать демозаписи, мы их начали делать, это затянулось месяцев на восемь, я отправил их в конце зимы. Тэм ответил, что у них скоро тур, так что если мы можем в срочном порядке забронировать какие-то даты и приехать, то запись можно устроить. Мы смогли съездить два раза, работали по два дня. Сначала записали барабаны и бас, потом наши гитаристы ездили фиксировать свои партии. Марат Шаяхметов часть гитар записал в Казани, вокал также я записал здесь.

В Уфе мне очень понравилось — и студия, и аппарат, с которым можно экспериментировать, подход к работе. Звукорежиссер был крайне вежлив с нами. Нам не было дискомфортно, надеюсь, им тоже. Все очень легко прошло. И сведение тоже происходило в Уфе.

— Почему вокал писал в Казани?

— Марат мне помогает, в этом плане мы с ним сработались. Потому что вокал я могу писать долго. Иногда только одну песню в день. В последние дни записи оставалось около четырех песен, я то ли заболел, то ли голос потерял, несколько вещей записал уже без голоса, на последнем издыхании. Но вышло достаточно хорошо.

— А зачем уфимцам нужны были демозаписи?

— Чтобы понимать, как с нами работать. Как сказал Тэм, «чтобы иметь представление, какая у вас музыка, как будете играть». Возможно, он хотел понять наш уровень. Мы в Уфе так и не пересеклись, но однажды он приехал после нас. Послушал и написал сообщением огромный текст, что ему понравилось, что у нас классная музыка. Говорил, кстати, что ему хотелось бы такую музыку услышать на русском языке. Но я сказал, что вряд ли вытащу, потому что не умею, не знаю… В общем, так искренне писать на русском, как на татарском, у меня не получается.

— У многих песен в альбоме — достаточно жесткий звук.

— Так получилось, что в альбоме много достаточно жестких песен. Я только сейчас это заметил. Когда мы их писали, мне так не казалось. Думаешь, что надо было вот этот трек сделать полегче или попроще. Мне самому иногда хочется чего-то легкого и простого, но ребята от простоты уходят. Мне самому простота часто больше нравится, потому что в ней, мне кажется, больше энергии, силы и прелести.

— Сейчас у тебя в группе играют не просто музыканты, а личности. У них есть параллельные проекты? К примеру, гитарист Тимур Милюков играет в группе Juna, пишет музыку для кино. Басист Наиль Мингазов и барабанщик Искандер Хабибуллин известны по Lazy Days. Альберт Садрутдинов — промоутер и диджей. Мне кажется, с ними тебе чаще приходится идти на компромисс.

— В некоторых песнях сохраняются придуманные мною рифы, не только основа. Но в этом альбоме я чуть-чуть отстранился, дал больше возможности Марату. Мы все ему доверяем. Если Марат что-то советует, скорее всего, так действительно будет лучше. Поэтому значительную часть аранжировок делали Марат, Тимур, ну и я, мол, «давайте так».

При этом мне кажется, что лучше всего получилась песня «Җил», она идеально сделана по настроению, чувствам. Я себя, в принципе, никогда в записи не слушаю. А «Җил» услышал так, словно это чужая песня, которая меня сильно зацепила.

А еще помню, что в песне «Ай кызы» я даже не успел сочинить пару строк, а уже пора было ехать на студию писаться. В итоге я дописал текст, спел с телефона, потом переслушал, там поется «Айга иңеп, тыңлый йөрәкләр тибешен» («Прильнув к луне, слушает биение сердец»). И меня прямо в дрожь бросило. Думаю, блин, что за дурацкая фраза, попсовая. С тех пор как услышу, меня колбасит каждый раз. Именно «йөрәкләр тибешен», если даже было бы «йөрәкнең тибешен» («биение сердца»), это имело бы иную ценность, и я бы не содрогался от этого.

«Я выбрал возможность быть свободным»

— Сколько ты уже нигде не работаешь официально?

— Официально год.

— Ты на это сознательно решился?

— Все очень просто. Ты месяц работаешь — и получаешь примерно столько же, сколько за концерт. Я выбрал возможность быть свободным, один раз в месяц где-то играть, а не мучить себя каждый день изнутри. Правда, концертов больше от этого не стало. Кажется, что время, которое я проводил на работе, я теперь умудряюсь тратить на какую-то другую фигню. Это слегка удручает, но, видимо, пока еще не так сильно.

— Сколько ты сыграл акустических концертов?

— В этом сезоне около 15. Я удивлялся тому, что люди всегда приходили, постоянно был полный зал в Доме татарской книги.

— Потянул бы ты большой тур?

— Ездить из города в город у меня вообще абсолютно нет желания, я люблю комфорт. Но если это был бы серьезный большой тур, скажем по Европе — с большим удовольствием.

Небесные мифические существа

— При этом вы стабильно играете в театре Кариева в спектакле «Ромео и Джульетта». Насколько было удобно вам работать с режиссером Ильсуром Казакбаевым?

— С самого начала было интересно. Когда режиссер был в Казани, он говорил нам, что делать. Потом случилась премьера, он уехал, у меня было такое ощущение, словно у нас был отец, он нас отпустил, и теперь мы живем без него. В первый спектакль его не хватало. Потом я подумал: ты же пишешь песню, отпускаешь ее. Тут тоже самое.

Потом привыкаешь: идет спектакль, ты сидишь, думаешь о чем-то другом, играешь. Однажды я вышел на сцену с температурой. Иногда ты чувствуешь себя как на концерте. Волшебство, которое со зрителями происходит, ты не чувствуешь, потому что находишься на сцене, в процессе. Поэтому я не могу сказать, хорош ли этот спектакль или недостаточно хорош. А посмотреть в качестве зрителя хотелось бы.

— Насколько образ музыкантов в спектакле соответствовал образу группы в основном?

— Казакбаев сказал, что мы должны немного напоминать неких небесных мифических существ, которые спустились на землю, которые знают будущее, находясь на одном уровне с волшебницей, королевой Маб. Что касается песен, то Казакбаев взял все наши записи и выбрал те, которые мы вообще уже не играем. Я говорю: у нас же только что вышел новый альбом? В итоге нам пришлось за пару репетиций с ребятами все пересобрать. Раз в месяц выходить на сцену в театре несложно, но все равно есть ощущение, что ты привязан к чему-то. К примеру, мы попросили отменить спектакли в мае — июне, потому что не были уверены, что не разъедемся. Не знаю, будет ли он в следующем сезоне.

Теперь — с оркестром

— В 2023-м ты собираешься отмечать десятилетие группы.

— Мы хотим в этом году сделать концерт с оркестром. Получается, что он, скорее всего, будет осенью. И нам как раз будет 10 лет. Я решил: ну ладно, не так-то много татарских групп, которые дожили до такого возраста.

— Если бы тебе в 2013 году сказали, что тебе придется упорно работать, что пары песен не хватит для популярности, чтобы ты сказал?

— Я был другим человеком тогда. Помню, в первый раз пришел на студию, познакомился с гитаристом Фархадом Сибгатуллиным, показал песню и говорю: ну что, давай ты поиграешь, я тебе подыграю. А он отвечает: мол, наоборот, ты поиграешь, а я подыграю.

— Сейчас успех можно измерить в прослушиваниях.

— Я никогда не заходил в статистику. Может, мне неинтересно или лень. Вообще, настроение часто меняется. Сегодня вышел из дома, думаю, блин, может все бросить? А иногда думаешь, что это надо делать, даже если в минус уходишь. То, что ты делаешь, точно войдет в историю, это надо ценить больше, чем деньги или успех.

— Бесит ли тебя, что до сих пор надо доказывать, что татароязычная рок-музыка имеет право на существование?

— С одной стороны, это кажется нормальным. Ну мало таких, кому интересно, почему поется именно татарский текст. Даже друзья наших друзей, увидев нас где-то, вряд ли зайдут в интернете посмотреть, прислушаться. Люди особо не тратят время и желание на что-то новое. Более действенно, когда кто-то лично кому-то говорит и показывает вас, при этом еще объясняет, в чем прелесть и так далее.. И часто работает, когда блогеры вас отмечают, часть публики проявляет интерес.

— Ты был бы рад, если появилась бы еще одна стабильная татарская рок-группа?

— Я бы хотел, чтобы их было много, прям действительно много, не только рок-групп, но и других коллективов. Тогда слушатели будут заинтересованы в этом явлении. Чем будет больше групп, тем больше будет слушателей. И чем больше будет слушателей, тем больше будет групп. И язык при этом обретет более стойкое положение.