«В поисках муки приходилось отправляться пешком в деревню Кизганово или Тазларово»

«В Башкортостан мы переехали в августе 1938 года. Август того года мне запомнился как очень засушливый и солнечный. Тогда мы погрузились на пароход на пристани города Набережные Челны, проследовали на нем вверх по течению реки Кама и Агидель (река Белая) и сошли на пристани города Уфа».

Это продолжение воспоминаний Габсаляма Иштирякова. Жизнь Поволжья и Приуралья глазами простого советского учителя, воспитанника трудовой школы, шакирда медресе, сына деревенского муллы. Оригинал мемуаров — на татарском языке, текст написан в 1987—1988 гг. Публикутся в переводе на русский язык (перевод выполнен Ильгизаром Ахмедовым). В этом фрагменте автор описывает свою жизнь в Башкирии накануне Великой Отечественной войны.

«Прибыв в Уфу, я отправился на поиски Наркомпроса. На трамвае добрался до улицы имени Ленина и спросил у прохожих, как пройти к нужному мне месту.

Найти Наркомпрос оказалось несложно, и вскоре я уже вошел в кабинет руководителя по школьному образованию. Там я предъявил открепление, подписанное заведующим Сармановским РОНО товарищем Андрияновым и попросил направить меня для работы в одну из школ в такой местности, где можно было бы пользоваться кумысом в лечебных целях.

Мне было предложено место в башкирской глубинке, которое меня не очень устраивало по причине того, что это была чисто башкирская школа. Я попросил подыскать мне место поближе к границам родного Татарстана в местах проживания татарского населения.

Тогда мне предложили место в семилетней школе татарской деревни Тангатарово Бураевского района. Такое предложение меня вполне устроило, я дал свое согласие и поспешил к своей семье, ожидавшей меня на речной пристани.

... До сих пор перед моими глазами стоят прекрасные пейзажи, которые мы наблюдали с борта парохода вместе с семьей в этот теплый солнечный августовский день. Тогда на моей душе тоже царило удовлетворение от удачно складывающейся поездки. Мимо нас не торопясь проплывали прибрежные селения — Благовещенск, Дуваней (совр. Удельно-Дуваней), Бирск. После Бирска нам предстояло высадиться на пристани села Казанцево (совр. Вострецово, — И.А.).

Бураево и Новая Каргала

Во время следования на пароходе я познакомился и разговорился с одним человеком, который оказался известным учителем Бураевского района. Этот человек был старше меня по возрасту, а звали его Афлятунов Мухтасим. Мухтасим агай оказался человеком с чистой и открытой душой, он жил и работал в селении Новая Каргала.... пригласил нас к себе в гости, где мы пообедали и переночевали.

Утром следующего дня, а это было 19 или 20 августа, я пешком отправился в РОНО в районный центр Бураево.

Мой путь пролегал через крупные селения Байрак (совр. Большебадраково, — И.А.), Калмык, Шабаево и в конце концов я достиг райцентра Бураево. По сравнению с Сарманово этот населенный пункт выглядел более богатым, зажиточным, здесь не было засилья многочисленных соломенных крыш, как это было в Сарманово.

По центральной улице я дошел до широкой площади, рядом с которой в небольшом переулочке располагалось здание РОНО, которое занимало небольшой двухэтажный дом. Заведующий РОНО, товарищ Нуриев, занимал комнату на втором этаже. В его кабинет я зашел с некоторой долей нерешительности и подал направление от Наркомпроса. Нуриев задал вопрос о моем образовании, на это я показал ему свою зачетную книжку Казанского педагогического института. Хотя эта зачетка и произвела на заведующего очень благоприятное впечатление, однако он меня огорчил, школа в Тангатарово была уже полностью укомплектована.

Нуриев предложил мне занять свободное место учителя географии и биологии в семилетней школе селения Азяково. Получив такое предложение, я был вынужден пояснить причину моего переезда в Башкирию — для возможности лечения кумысом. На это Нуриев ответил мне, что кумыс выделывают в селении Новотазларово, расположенном неподалеку от Азяково. К тому же, добавил он, Азяково находится на большой дороге из Уфы в Бирск.

Я был вынужден согласиться и, получив назначение, немедленно вернулся к своей семье. Мы переночевали еще раз у Афлятуновых. Надо упомянуть, что ночь мы спали беспокойно по причине того, что очень нас доставали постельные клопы. Но гостеприимство хозяев было на высоте, мы покидали их гостеприимный дом с чувством благодарности. Сожалею, что по жизни не получилось больше увидеться с этой семьей и я не смог отблагодарить их за заботу и помощь.

Азяково

Наутро мы вышли на большую дорогу с целью остановить попутную машину, одну из тех, что в это время вывозили зерно из глубинных районов на приемный пункт «Заготзерно», расположенный на пристани Казанцево. На наше счастье попалась машина из нужного нам колхоза и мы довольно легко и быстро добрались до селения Азяково. Водитель высадил нашу семью прямо у здания школы. Школа располагалась в обыкновенном одноэтажном деревянном доме, без всяких надворных построек, почти на самом краю деревни, со стороны Бураево. ... В этом селении Азяково мы прожили всего около десяти дней.

Новое Кизганово

На состоявшемся 28—29 августа районном совещании учителей Нуриев сообщил мне, что переводит меня учителем татарского языка в среднюю школу деревни Новое Кизганово. Там же на совещании он познакомил меня с директором той школы Хамитовым Шаймуллой Набиевичем. Уже 30 августа директор прислал за моей семьей лошадь, на которой мы благополучно переехали в деревню Новое Кизганово. Получилось так, что следующие одиннадцать лет мы прожили в этом селении.

В Азяково за нами приехал завхоз Новокизгановской средней школы Ахметвали Жагъфаров. Он был лет на 10-15 постарше меня и оказался вполне открытым мужиком.

Сама деревня Новокизганово произвела на меня хорошее впечатление. Это было большое селение, состоящее из трех махаллей, соответственно, имеющая три мечети, дома большей частью были хорошие, с дворовыми постройками, только некоторые из дворовых построек были крыты соломой. В 2-3 километрах от деревни уже начинался лес, а всего в километре протекала речка с названием Кизган, на которой была устроена водяная мельница. К тому же прямо посреди селения протекала совсем небольшая речушка, которая питалась от родников и ручьев, вытекавших из леса. На этой речушке были устроены три пруда, водой из которых пользовались жители. В деревне Новый Кизган было три больших, длинных улицы и пять улиц покороче.

Нас поселили на квартиру к одной одинокой бабушке, дом которой располагался неподалеку от нашей школы на самой середине большой улицы, на левой стороне речушки....

Еще в Азяково мы купили корову с белой отметиной на голове, которая перезимовала в немного худших по сравнению с нами условиях. Она зимовала в сарае с наполовину отсутствующей крышей.

... В школе я преподавал географию. В 5—8 классах этих уроков набралось всего 12 часов, а недостающие 6 часов приходилось набирать на занятиях физкультуры и рисования. Размер моей тогдашней заработной платы я уже не смогу назвать, но она позволяла нам сводить концы с концами.

В год нашего приезда в Новокизганово среди 12-15 школьных учителей не было ни одного с высшим образованием, только у нашего директора Хамитова было за плечами очное образование в учительском институте на физико-математическом факультете, а все остальные учителя были со средним образованием. Среди такого коллектива уровень моего образования выгодно отличался на общем фоне и я считался весьма образованным учителем, соответственно, и отношение ко мне со стороны коллег было уважительным...

Тогда я был очень доволен тем, что поселился в этом селении. Большим преимуществом было то, что рядом с деревней находился лес и проблем с дровами у нас не было. Да и жизнь в деревне в 1938—1940 годах была уже не такой трудной, как в прежние годы, продуктами и одеждой мы были вполне обеспечены. Но в то же самое время в эти же 1938—1940 годы в нашей семье случилось два тяжелых события.

Первое из них то, что зимой 1938 года во время проживания в доме бабушки заболела моя Шамсенур. Тогда в деревне Старокизганово открыли стационар для тяжелобольных, в котором работали врачи из районной больницы.

У Шамсенур держалась высокая температура, доходящая временами до 40 градусов, и лечение ее в больнице продолжалось несколько месяцев. Состояние жены меня очень беспокоило, не меньше беспокоило и то обстоятельство, что наши малолетние дети, старшей было тогда всего 6 лет, а младшему сыну 4 года, находились только под присмотром старой бабушки. Но все же Шамсенур смогла поправиться, и до зимы 1940 года наша жизнь продолжалась довольно хорошо.

А зимой 1940 года, во время жестоких боев с Финляндией, неожиданно сразу почти 40 человек из нашей деревни вызвали в военкомат. Нам было приказано явиться с вещами и быть готовыми к призыву. Это было в конце января. Кроме меня, в числе вызванных из нашей школы был учитель физкультуры Кильметов Афзал. Дело кончилось тем, что из 40 человек только нас с Афзалом отправили в армию, даже не дав проститься с семьей. Нас повезли через Янаул в Свердловск и разместили там в запасном полку.

Домой из армии нас отпустили к концу апреля 1940 года. А уже в июне 1941 года, в то время, когда я находился на сессии заочников в Казанском педагогическом институте, было совершено нападение фашистской Германии на нашу страну. На фронт меня призвали только в январе 1944 года. А до этого времени, в 1942—1943 годы, мы переживали трудные времена, забыть которые невозможно, работая в школе, выполняя большую общественную работу среди населения, а также физически работая на колхозных полях...

... в летние месяцы нас часто отправляли на колхозные покосы. Эти покосы были расположены довольно далеко от деревни, в 6-7 километрах, и мы обыкновенно оставались ночевать прямо на лугах. Из еды кроме нескольких картофелин не было ничего. Хорошо, если от колхоза раздадут по 1-2 ложки муки, тогда мы могли из нее заварить болтушку и хоть немного утолить голод.

.... В деревне Новокизганово мы прожили до августа 1949 года. За это время я работал и учителем, и директором школы, и директором детского дома. Руководящие должности занимал не по своему желанию или стремлению, а только под сильным административным нажимом. Моя жена Шамсенур тоже учительствовала, преподавала в первых и вторых классах школы. У нее тоже было только среднее образование....

После работы директором семилетней школы в 1948—1949 годах меня, по распоряжению РОНО, направили на работу завучем и учителем географии в школу деревни Юмакаево. Это было против моего желания.

Дело в том, что к этому времени директорский корпус начали формировать из людей, уже имеющих документы о высшем педагогическом образовании и состоящих членами партии. К этому времени я в партии не состоял, да и обучение в институте еще не было завершено, именно это стало причиной для моего перевода в деревню Юмакаево.

И только позже мне стало известно, что основной причиной моего перевода была необходимость перевода директора Юмакаевской школы в Кизгановскую школу. Здесь речь идет о Камалове Фаезе....

Я же воспринял такой перевод без особых переживаний и недовольства. За время работы в Кизганово нам пришлось за 11 лет 12 раз менять место проживания...

Юмакаево

В Юмакаево, тоже пережив проживание в паре казенных домов, тесных и неопрятных, наконец-то мы решились на постройку собственного дома.

Строительство собственного дома обошлось нам в 2 000 рублей. Получился очень хороший дом, стоящий из двух комнат, большой и маленькой, который выгодно отличался от других строений в деревне. Понятно, что его строительство не было легким делом. Подходящий сруб мы нашли в деревне Брябашат Татышлинского района на расстоянии 50 километров от нас. Разборка дома, его перевозка и сборка на новом месте стоила больших трудов.

Время нашей жизни в селении Юмакаево пришлось на годы, когда порушенное во время войны хозяйство страны начинало подниматься на ноги. Эта работа давалась с большим трудом, ведь в городах и деревнях сильных, здоровых мужчин почти не осталось, большей частью остались немощные старики и калеки. Урожайность колхозных полей в 1946—1955 годы редко превышала 6—7 центнеров с гектара. Соответственно, и жизненный уровень был низкий, а жизнь трудна, люди жили впроголодь. Мне до сих пор вспоминаются времена, когда в поисках муки приходилось отправляться пешком в деревню Кизганово или Тазларово, часто в пути заставала ночь, в зимнее время пурга, не раз приходилось плутать в поисках дороги.

C тех пор прошло много времени, сейчас, когда я пишу эти строки, а дело происходит 26 сентября 1988 года, на улицах многих деревень и городов можно увидеть брошенный кусок хлеба. Очень много сильных, здоровых мужчин губят себя в неумеренном пьянстве. Голодных уже нет совсем. Не увидишь плохо одетых людей, многие одеваются согласно последним веяниям моды. Жилье обставлено разнообразной изысканной мебелью, легковые машины имеют люди не только в городах, но и в сельской местности. Но все равно, глядя на все это, не можешь не огорчаться. Очень много людей, которые не понимают и не принимают перестроечную политику нашей партии».

(продолжение следует)