Елена Веснина: «Сковородкой играла в осознанном состоянии»

«У нас в каждом дворе найдется человек, недовольный или Путиным, или коронавирусом, или продавцом в магазине»

— Вы говорили, что победа на Олимпийских играх была для вас самой важной в карьере. Если бы вы продолжали сейчас соревноваться, поехали бы в Токио под нейтральным флагом?

— Хороший вопрос (вздыхает). Наверное, да.

— А насколько это вообще правильно — наказывать наших теннисистов? Они ведь даже в нашей стране не живут. Почти постоянно сдают тесты [на допинг].

— Да эта ситуация вообще несправедлива не только к теннисистам, но и к очень многим спортсменам, которые так же сдают тесты и никогда не были уличены в употреблении допинга. И когда весь этот скандал набирал обороты, это в Рио началось, и мы даже тогда были в подвешенном состоянии — летим мы в Рио или нет… Все равно ты же понимаешь, за какую страну ты играешь, кто стоит за твоей спиной и кто весь этот народ, который за тебя болеет.

Для спортсменов многих видов спорта Олимпиада — это наивысшая ступень. Поэтому когда у них это отбирают, или, например, начинают гнобить их из-за того, что они полетели под нейтральным флагом: «Как же так, вы прогнулись, вы не поддержали [страну], не стали бастовать!», — я всегда говорю в этом случае: «Вы никогда не были в этой ситуации и никогда не узнаете, что это такое. Вы не знаете, сколько труда эти спортсмены положили, чтобы туда попасть. Если бы вы могли повторить хотя бы один процент от того, что они сделали за свою жизнь, — может быть, тогда вы имели бы право так говорить».

Для спортсменов многих видов спорта Олимпиада — это наивысшая ступень

Все эти диванные критики, которые сидят и начинают в грубой форме отзываться о спортсменах, что они чуть ли не пытаются «заработать», поехав на Олимпиаду, — я считаю, это неприемлемо. В нашей стране, конечно, много недовольных по любому поводу. У нас в каждом дворе вы найдете человека, который будет недоволен или Путиным, или коронавирусной ситуацией, или директором школы, или продавцом в магазине, или чем-то еще.

— Как вы относитесь к реформе Кубка федерации? Все на одной неделе — как вам такой формат?

— Честно говоря, это было неизбежно. Эти разговоры были давно. Мы вначале, конечно же, возмущались, потому что всегда тяжело принимать что-то новое, мы новое воспринимаем с некоторой боязнью.

Но, прочитав регламент, я увидела в этом будущее Кубка федерации. Потому что, будем честными, интерес к этому соревнованию стал падать и нужно было что-то менять, чтобы привлечь больше болельщиков, телевидения, прессы. Я восприняла это с пониманием и готова попробовать, если меня пригласят в сборную (смеется).

— А если обратиться к мужскому туру, что вам интереснее смотреть: Кубок Дэвиса или ATP Cup?

— Ну конечно Кубок Дэвиса интереснее. Это другое. Это ты выступаешь за свою сборную, собираются лучшие игроки со всего мира и они просто рубятся — пятисетовый формат, невероятный накал.

Единственное, что потерял нынешний Кубок Дэвиса — это значение домашней арены. Приходили свои болельщики, все эти развешенные флаги, полностью забитые стадионы... Кубок потерял вот этот формат истинного, патриотичного боления за свою страну.

У нас были какие-то недомолвки. Катя пыталась сфокусироваться на своих одиночных выступлениях, она была недовольна тем, как складывается ее карьера

«С Макаровой были какие-то недомолвки»

— 2018 год, вы с Екатериной Макаровой заявляетесь на Ролан Гаррос с разными партнершами, при этом говорите, что сыграете на Уимблдоне вместе. Вы тогда понимали, что турнир в Мадриде — это ваш последний турнир?

— Нет, тогда еще не понимала. В планах было сыграть Ролан Гаррос и, может быть, Уимблдон, но все сложилось по-другому. Я была на тот момент беременна, в Мадриде уже знала об этом, так что турнир мы выиграли втроем (смеется).

Но так сложилась ситуация. Мы с Катей в тот момент не могли быть уверены... Во-первых, у нас были какие-то недомолвки. Катя пыталась сфокусироваться на своих одиночных выступлениях, она была недовольна тем, как складывается ее карьера. Плюс травмы, ее на самом деле уже на протяжении полутора-двух лет мучили травмы ахилла. Она достаточно закрытый человек, и где-то она закрывалась, мы не так много общались в тот момент.

Когда у меня случилось то, что случилось, я хотела с ней этим поделиться, но ждала удобного момента. Но когда этот момент наступил, все получилось как-то немного смазано. И наше участие в Ролан Гарросе было в подвешенном состоянии, потому что мы не знали, будет ли Катя готова играть. У нее на тот момент был ком каких-то непонятных ситуаций, это все наложилось, и мы не смогли сыграть.

— То есть до Ролан Гарроса она не знала, что вы беременны?

— Нет.

— А когда вы ей сказали, как она к этому отнеслась?

— С радостью, конечно. Поздравила и сказала, что догадывалась об этом (смеется).

— А сейчас у вас какие отношения?

— Нормальные. Мы не общаемся слишком близко, но когда встречаемся на каких-то показательных турнирах, просто не можем наговориться. Делимся новостями из своей жизни. Периодически я пыталась ее дергать, спрашивала — может, ты вернешься, но Катя очень категорично решила для себя, что теннис для нее уже пройденный этап.

Это было смешно. Я бы назвала это юмористической передачей с элементами мистики

«И они говорят — все, берем ее, она гипнабельна»

— В последнее время вы много комментируете теннис. Как вам эта работа?

— Мне понравилось комментировать. Но было сложно, когда меня поставили комментировать на Первом канале матч Медведева против Тима в три часа ночи. Я бы с удовольствием откомментировала его в любое другое время, потому что нормальный сон для меня по-прежнему роскошь и мечта.

И, кроме того, это мужской теннис, он все-таки немного другой. Я не знаю некоторых нюансов. Когда я комментировала Ролан Гаррос, мне попадались очень легкие матчи, и я старалась поделиться со зрителями каким-то знаниями, может быть, даже что-то рассказать. Потому что сама часто слышала от людей, что «комментаторы ничего не объясняют». Так что в спорных моментах пыталась объяснять зрителям, что и почему.

— Когда я говорил людям, что буду записывать с вами интервью, 80 процентов вспоминали ваше появление на Первом канале в шоу «Под гипнозом».

— Правда?! О боже! (смеется).

— Как вы вспоминаете это время?

— Ну это был интересный опыт. Честно говоря, я не понимала, куда иду. Мне позвонил заместитель главного продюсера Первого канала. Сказал, что ведущий — Максим Галкин, что это потрясающее шоу, что там будет интересно попробовать себя. И, конечно, когда ты там находишься, ты уже не можешь «дать заднюю».

Это было смешно. Я бы назвала это юмористической передачей с элементами мистики. Потому что какими-то способностями гипнолог действительно обладал, на кого-то это действовало. Но на пробах я уже и так засыпала после перелета из Китая, и они говорят — все, берем ее, она гипнабельна. А уже на самом эфире мне было тяжело поддаваться гипнозу.

Я старалась быть не суеверной и не зацикливаться на каких-то моментах, потому что видела примеры, когда это доходило до параноидального состояния. Но мячик брала у одного того же болбоя

— То есть сковородкой в теннис вы играли в осознанном состоянии?

— Да.

— Какие у вас были ритуалы на теннисном корте или перед выходом на него?

— Все теннисисты немного суеверны. Я старалась быть не суеверной и не зацикливаться на каких-то моментах, потому что видела примеры, когда это доходило до параноидального состояния. Но мячик брала у одного того же болбоя. Но если мяч улетал на другой корт, не ждала и не гналась за ним. Когда была помоложе, каждый день стирала свою форму и играла только в ней.

Иногда хотела размяться с тем же самым человеком или на том же самом корте, но, опять же, если не получалось, то ничего страшного. И еще замечала, что на всех турнирах, которые я выиграла, было сочетание числа 13.

«Мы заимствуем технологии у французов и американцев, своих нет»

— Каковы главные проблемы федерации тенниса России?

— У нас большая нехватка полноценных теннисных академий, где в одном месте и корты на улице и в зале, и медицинский центр с восстановлением, и тренерский состав, и возможность тренироваться круглый год.

Не хватает, как мне кажется, тренерских кадров, которые работали бы не только с малышами. У нас очень мало хороших специалистов, которые помогали бы юниорам переходить во взрослый тур. Мало тех, кто знал бы нюансы этого перехода, работы с ними, физподготовки. У нас не так много тренеров по физической подготовке. Сравните с французами и американцами — у них передовые технологии, которые мы подглядываем и забираем себе: какие-то резинки, бандажи, мячики, роллеры, которые расслабляют. У нас всего этого никто не знал, все было нами подхвачено и подсмотрено у других стран и специалистов. У них все на более высоком уровне.

У нас женский теннис всегда был на таком высоком уровне, и все сокрушались, почему нет ребят, когда же они появятся. Наверное, это циклично

У нас нет центров, куда теннисисты могли бы прийти восстановиться. Да, мы ежегодно проходим УМО (углубленное медицинское обследование, — прим. ред.), это замечательно. Теннисисты травмируются достаточно часто, практически каждую неделю возникают мини-травмы, которые нужно лечить. И некоторые теннисисты даже не задумываются, как это лечить — ну не поиграю, лед приложу и все пройдет.

Но это более серьезная подготовка, здесь нужны кинезиологи, остеопаты, люди, помогающие укреплять эти мышцы. Потому что потом в 25 лет теннисист уже разваливается. У него не укреплена спина, ноги, постоянно болит колено. Всего этого можно избежать, если на юниорском уровне учить их правильно двигаться, растягиваться, делать заминку. Грамотные специалисты, массажисты, врачи — это все одна команда. Это только кажется, что играет один теннисист.

— Почему в российском женском теннисе сейчас такой спад?

— Честно говоря, я не знаю. У нас женский теннис всегда был на таком высоком уровне, и все сокрушались, почему нет ребят, когда же они появятся. Наверное, это циклично, такая «отместка» — вы просили ребят? Получайте! Вот у нас Даня Медведев, Андрей Рублев, Карен Хачанов, за которых мы болеем. На каждой неделе они доходят до полуфиналов, финалов и выигрывают титулы. А у девушек произошел спад. Смена поколений, травмы, не справляются в психологическом плане, слишком высокие ожидания от своих выступлений. Может быть, не получается из-за этого. Может быть, больше думают, чем играют.

«Женский теннис — наполовину психология»

— То есть сейчас стоит ждать всплеска скорее от Кудерметовой, когда она перейдет во взрослый тур, чем от Александровой, которая играет уже давно?

— Нет, я бы так не сказала, потому что теннис очень повзрослел. Даша Касаткина заявила о себе еще в 18 лет, сейчас да, находится не в лучшем своем состоянии, она это знает. Но Даша может выстрелить. У нее уже будет такой багаж опыта! У нее может щелкнуть в один момент, и она вернется к 27 годам на тот же уровень или даже выше.

Многие девушки начинают раскрываться к 30 годам. В этом возрасте ты лучше понимаешь себя, свое тело, ты лучше оцениваешь мозгами свои поражения. Потому что в 18-19 лет поражение — это конец света. А в 28-29 лет — да, это расстройство, но тут же идет какой-то анализ, ты осознаешь, что ты сделал неправильно. На следующий день, выходя тренироваться, ты работаешь уже конкретно. Ты уже знаешь, чего тебе не хватило.

Даша может выстрелить. У нее уже будет такой багаж опыта! У нее может щелкнуть в один момент, и она вернется к 27 годам на тот же уровень или даже выше

А в 19 лет ты часто не отдаешь себе отчета. Ты вроде играешь, одаренная талантливая теннисистка, сильная в физическом плане. Но один-два проигрыша, неудачные полсезона, и очень часто теннисистка пугается, закрывается, в голове роятся какие-то мысли. Потому что многое идет от головы, от психологии. Женский теннис — это вообще наполовину психология. Очень часто теннисистки смотрят на своих сверстниц: «Она уже выиграла турнир Большого шлема, она уже в десятке, а я все стою!». Это неправильно, у всех разная судьба, один может выиграть «шлем» в 19 и уйти в небытие, а другой выиграет в 25, но будет уже сложившимся стабильным игроком.

— Где то год назад вы в сторис отвечали на вопрос о землетрясении в Нью-Хейвене. Расскажите об этом.

— Да, это был и курьезный, и страшный случай. Мы играли с Еленой Янкович, центральный корт. И я понимаю, что что-то происходит, что-то звенит и шумит. Смотрю на судейскую вышку, а там судья на вышке, очень упитанная, просто шатается. Елена остановила розыгрыш, и мы смотрим на трибуны, люди в панике начинают сбегать вниз. И трясет, на самом деле. Мы-то еще на открытом пространстве, а те люди, которые были в помещении или на трибунах, эти толчки ощущали очень сильно. Нас всех срочно эвакуировали, вывели в какое-то поле и сказали ждать до тех пор, пока не будет информации, что толчков больше не ожидается. Но паника была приличная, некоторые даже начали рыдать — все, это конец света, мы сейчас все умрем.

Мы вышли на корт через 3 часа, и я, кстати, выиграла матч. Мне кажется, Елена была под впечатлением от этого происшествия и хотела поскорее уехать оттуда.

— Почему теннис непопулярный вид спорта в России?

— Потому что это дорогой вид спорта. Когда у нас играл президент [Ельцин], он был более народный. Сейчас нет такого внимания со стороны правительства. Наверное, из-за этого и упала популярность.