Илья Гурьянов: «В университетах будут брать на работу не лучших, а лояльных»

«Вместо благодарностей получили преследование профсоюзных активистов»

— Илья, как вы считаете, почему ВШЭ не продлила с вами трудовой договор?

— Думаю, что в первом приближении причиной для этого была моя активная публичная правозащитная работа в профкоме профсоюза «Университетская солидарность». Ведь все формальные требования к моей должности старшего преподавателя от университета я выполнял в полном объеме. Члены профкома — это лица публичные, потому что сотрудники университета должны знать, к кому обращаться, если им кажется, что их трудовые права были нарушены. А вот рядовых членов профсоюза администрация не знает, так как мы сохраняем их анонимность. Это разумная предосторожность, учитывая то, как администрация манипулирует данной ей возможностью продлевать трудовые договоры.

Проблемы, с которыми мы сталкивались, я описывал на своей персональной странице в соцсети. В случаях, когда профсоюз решал, что необходимо привлечь внимание людей для решения проблемы, например, написать открытое коллективное письмо, я часто обращался к коллегам с моей персональной почты, разъясняя ситуацию и прося поддержки. Сейчас администрация «под шумок» реорганизации вуза отыгралась на мне за успешную деятельность всей нашей профсоюзной организации в последние годы. Но фундаментальная проблема Вышки именно в том и состоит, что диалог с сотрудниками и коллегиальные процедуры определения образа будущего университета, а также решения уже имеющихся проблем с организацией учебного и научного процесса воспринимаются администрацией университета в штыки.

Я давно работаю в ВШЭ и учился тоже здесь. Я знаю многих коллег и, как мне представляется, имею в их глазах хорошую профессиональную и человеческую репутацию. К сожалению, в университетах, как и в нашем обществе в целом, низок уровень правовой грамотности: люди не знают, какие законы регулируют их отношения с работодателем, какие у них есть права. Если случаются проблемы, люди часто обсуждают это в курилках, «по углам», потому что не знают, к кому обратиться. Иногда сотрудники просто плохо осведомлены об инициативах администрации, которые могут ощутимым образом усложнить всем нам жизнь. Я писал коллегам со своей почты, разъясняя им какие-то проблемы, которые затрагивали общие интересы сотрудников ВШЭ. Например, так было, когда администрация ВШЭ предложила изменения в правилах внутреннего трудового распорядка для сотрудников. Некоторые из этих изменений, по мнению профсоюза, нарушали конституционные права сотрудников ВШЭ, такие как право на свободу слова и мысли, а также право на свободу объединений (в том числе в профсоюзы).

Фундаментальная проблема Вышки именно в том и состоит, что диалог с сотрудниками и коллегиальные процедуры определения образа будущего университета, а также решения уже имеющихся проблем с организацией учебного и научного процесса воспринимаются администрацией университета в штыки

Мы стали широко информировать наших коллег о том, что предлагаются такие изменения. И кроме того, за счет средств профсоюза заказали экспертизу проекта администрации у юриста, чтобы приведенные аргументы не выражали только наше мнение, но опирались на серьезную правовую базу. Я рассылал информационные письма и не скрывал, что координирую кампанию профсоюза. Нашей целью было донести до Ученого совета ВШЭ позицию сотрудников, что эти изменения недопустимы, что они плохо скажутся на рабочей атмосфере в университете и на международной репутации вуза. Также эти поправки могли быть легальным основанием для каких-то выговоров сотрудникам университета, дисциплинарных взысканий, в том числе и в отношении членов нашего профсоюза, за действия, которые в настоящее время никакому контролю администрации не подлежат.

Имеется в виду, конечно же, одиозная возможность уволить человека из университета за пост в социальных сетях или за комментарий СМИ. Потому что в проекте администрации от сотрудников в обязательном порядке требовалось «не совершать действий, наносящих ущерб деловой репутации университета, его работников и обучающихся» (Изменение 4). Как показал наш юрист, эта формулировка не несет в себе правовой определенности. Работник и работодатель, исходя из различных политических, идеологических, этических, религиозных посылок могут иметь различные точки зрения на то, какое поведение наносит ущерб деловой репутации университета, а какое — нет. Существующие же механизмы, с помощью которых предполагает выяснение этого вопроса (комиссия по этике), не обладают характеристиками объективности и беспристрастности, так как все члены комиссии назначаются работодателем, являются работниками, зависимыми от работодателя, и в любой момент могут быть лишены своей должности и места в комиссии.

Достаточно большое число коллег согласилось с этими аргументами и подписало наше коллективное письмо, после чего ученый совет проект ректората не поддержал и самые одиозные формулировки были скорректированы. Потом такая же ситуация была с еще одним документом, который сначала назывался «Кодекс этики работников НИУ ВШЭ». Я тоже координировал эту профсоюзную кампанию, и при поддержке большого числа сотрудников с помощью коллективного письма мы донесли до ученого совета все опасности от принятия этого документа в предложенном ректоратом виде.

Все это, по моему оценочному суждению, было воспринято администрацией ВШЭ не как борьба за репутацию университета, не как способ показать, что в Вышке есть современная и культурно оформленная дискуссия между администрацией и рядовыми сотрудниками. Наоборот, мои действия были восприняты как вынесение сора из избы, как нанесение вреда репутации университета. Правовое управление ВШЭ плохо выполнило свою работу и допустило до голосования ученого совета проект, который нарушал конституционные права сотрудников, мы вовремя заметили это и предотвратили серьезную ошибку. Но вместо благодарностей получили преследование профсоюзных активистов. Почему-то считается, что если в университете со стороны рядовых сотрудников возникает критическое отношение к инициативам администрации, то это плохо, это характеризует университет не с самой лучшей стороны. Между администрацией и рядовыми сотрудниками де должна быть полная симфония, чтобы не было разного видения последствий каких-то изменений, предлагаемых проектов. Это очень наивная картина. По опыту общения с зарубежными коллегами, могу сказать, что наличие в университете полноценной дискуссии, возможности аргументированного диалога с администрацией — показатель современного университета, высокого качества его управленческих кадров и коммуникативной среды.

В Трудовом кодексе прописано, что заведующие должны выбираться коллективом кафедр. Но в ВШЭ от кафедр просто избавились

«Мы хотели предложить другое будущее для нашего общего университета»

— Какие действия сейчас предпринимает профсоюз для защиты ваших трудовых прав, а также других уволенных сотрудников ВШЭ?

— По всем формальным критериям я подходил на должность старшего преподавателя. И более того, уже в этом году я прошел конкурс на данную должность, состоящий из нескольких этапов и предполагающий всестороннее оценивание итогов моей научной и педагогической работы. За меня проголосовал ученый совет, что согласно 16, 18 и 332 статьям Трудового кодекса РФ делает университет обязанным заключить со мной трудовой договор или дополнительное соглашение к действующему трудовому договору. Такого документа со мной подписано не было, что и стало основанием для подачи мной иска в суд. Кроме того, иски подали и другие члены нашего профсоюза, с которыми не продлили договоры, — профессора факультета права Елена Лукьянова и Ирина Алебастрова. Всем нам юристы, работающие с нашим профсоюзом, оказывают ценнейшую помощь в сопровождении данного процесса, так как трудовое право — это область совершенно специальных знаний. Разумеется, мы поддерживаем друг друга, что психологически очень важно в такой ситуации. У профсоюза есть касса взаимопомощи, формируемая только и исключительно из взносов членов профсоюза. Несколько лет мы ее почти не трогали, а сейчас она очень нам всем пригодилась.

Во всех инициативах нашего профсоюза мы исходно делаем ставку на цивилизованный диалог с администрацией ВШЭ, в том числе и за закрытыми дверями. Не обязательно решать проблемы в публичной сфере, если это так болезненно воспринимается администрацией. Лично я к сотрудникам ВШЭ всегда испытывал чувство благодарности за те возможности, которые они мне дали, за науку в самом широком смысле слова. Поскольку многие мои самые уважаемые коллеги в прошлом еще и мои учителя, я видел, с какими проблемами они сталкиваются, и стремился создать пространство для диалога между рядовыми сотрудниками и высшей администрацией. Ведь это наиболее эффективный и гибкий механизм, как показывает международная практика и даже опыт самой Вышки десятилетней давности.

Мы хотели предложить администрации другое будущее для нашего общего университета, где сотрудники занимаются преподаванием и научной работой, а администрация обеспечивает сопровождение этого процесса. Но администрация выстроила жесткую вертикаль управления под лозунгом повышения эффективности управления и исключила любые выборные процедуры. Любую попытку выйти за пределы вертикали и предложить горизонтальные формы решения проблемы администрация ВШЭ воспринимает как посягательство на свою власть.

По Трудовому кодексу РФ, в университете должен быть целый ряд выборных должностей. Трудовой кодекс для сферы трудовых отношений — это второй по значимости закон после Конституции. То есть в этой сфере Трудовой кодекс выше по уровню, чем указы президента или постановления правительства — они не могут ему противоречить. В Трудовом кодексе прописано, что заведующие должны выбираться коллективом кафедр. Но в ВШЭ от кафедр просто избавились. Провели некоторую организационную реформу и кафедры устранили.

Сейчас уже будет сложно изменить сложившуюся культуру административно-командных методов, с одной стороны. А с другой стороны — крайне закрытых кулуарных способов решения самых разных вопросов в Вышке

При выборной системе заведующий кафедрой отвечает прежде всего перед людьми, которые его выбрали. А если человека назначает администрация, то он и зависим от воли администрации. В этом смысле он будет делать то, что ему говорят «сверху». А если завкафедрой выбирают, то есть шансы, что он будет отстаивать позицию рядовых сотрудников, которые его выбрали. Хотя это очень сложно, потому что у администрации есть финансовые рычаги влияния.

Почему профессора и исследователи ВШЭ отдали все рычаги управления небольшой группе администраторов без особых научных заслуг? Во-первых, потому, что коллегиальное управление — это большой труд, который почти никто из профессоров не хотел на себя брать. Так администрация шаг за шагом захватывала территорию университетской автономии под лозунгами повышения эффективности управления и конкурентоспособности университета. Во-вторых, многие верили, что вертикаль управления в Вышке с влиятельным ректором защитит нас от государства; верили, что Вышка — это островок свободы для профессионалов своего дела. И вот результат: преподавателей убрали при первом же удобном случае, забыв все предыдущие заслуги перед Вышкой. Студенты и преподаватели сейчас должны объединиться, чтобы в рамках закона ограничить произвол администрации. Повторю, что при существующей модели руководства, принимающей решения негласно, не только преподаватели и студенты оппозиционных взглядов, а вообще никто не может чувствовать себя комфортно и безопасно.

Сейчас уже будет сложно изменить сложившуюся культуру административно-командных методов, с одной стороны, а с другой стороны — крайне закрытых кулуарных способов решения самых разных вопросов в Вышке. Это может принимать даже комичный характер, когда в ответ на прямые вопросы тебе не говорят ни да, ни нет, вообще ничего не говорят.

Пока мы еще общались в августе с руководителем Школы философии и культурологии Анастасией Углевой (моим непосредственным начальником по должности), я все пытался узнать, какова же формальная причина непродления моего договора. Она много раз мне говорила: «Илья, вы же понимаете…» Никакого внятного ответа я не мог из нее выжать: не по существу дела, а хотя бы какой-то фиговый листочек, который прикрывал бы произвол администрации. Формальную причину в моем случае даже не стали придумывать, а на себя такую большую ответственность мой начальник брать не смел. Она мне, разумеется, не сказала о списках на увольнение, которые были спущены «сверху» и о которых с самого начала ходили слухи. Позднее коллеги по профсоюзу передали мне, что такие списки действительно были. Просто руководители подразделений боятся вслух произнести, что эти списки были спущены «сверху». Если они это произнесут, то тут же расстанутся со своими руководящими позициями, всеми доплатами за лояльность, а может, и с работой в ВШЭ. После тех «чисток», в которых они участвовали, я не уверен, что их возьмут в какой-либо другой университет. Я знаю опять же от членов профсоюза, что исходно Анастасия Углева не хотела моего увольнения, так как свои профессиональные обязанности я выполнял достаточно хорошо, но ей дали распоряжение, от которого она не могла уклониться.

Она много раз мне говорила: «Илья, вы же понимаете…» Никакого внятного ответа я не мог из нее выжать: не по существу дела, а хотя бы какой-то фиговый листочек, который прикрывал бы произвол администрации

Столкнувшись с этой отлаженной репрессивной системой, я пришел к выводу, что мы должны вынести в публичную сферу имена исполнителей, потому что без их лояльности самая злая воля была бы бессильна. В моем случае это не только руководитель подразделения Анастасия Углева, но и декан факультета гуманитарных наук, известнейший историк-медиевист Михаил Бойцов, а также его первый заместитель Дмитрий Носов, который, по нашим сведениям, спускал эти списки «сверху». Надеюсь, суд признает дискриминационные мотивы прекращения со мной университетом трудовых отношений, чтобы эти имена лояльных исполнителей еще раз прозвучали.

«Денег на всех не хватит»

— Почему в этом году так сильно изменилась политика ВШЭ? Почему произошли эти массовые увольнения на самом деле?

— Политика ВШЭ менялась постепенно последние лет пять-шесть. Просто сейчас вещи, которые протекали в скрытой форме, вышли на поверхность из-за прекращения трудовых отношений со многими преподавателями. И людям стало заметно, что в Вышке что-то происходит. Постепенно создавались жесткая властная вертикаль и закрытые механизмы принятия управленческих решений.

Курс на ужесточение администрирования был взят, по-моему, в 2014 году. Тогда впервые топ-менеджеры Вышки стали говорить примерно следующее: «Денег на всех не хватит. Мы уже многое вам дали. Вы уже и так работаете в Вышке. Вам повезло, что вы работаете в Вышке, которая стала известным брендом. Давайте вы будете делать еще больше работы, но никаких дополнительных стимулов мы вам предложить не можем. Может быть, даже то, что вы сейчас получаете, это уже многовато. Будем сокращать». Постепенно сотрудники начали ощущать давление вертикали управления ВШЭ. Администрация для преподавателей стала уже не партнером, а Большим братом, который за ними следит.

Сейчас в ВШЭ выстроена такая система управления, которая позволяет уволить любого сотрудника без объяснения причин. Администрация университета может свести счеты с кем угодно. Причем здесь не важно, было какое-то внешнее давление на университет со стороны силовых ведомств, которым может не нравится общественная и политическая активность отдельных преподавателей, или это инициативы людей внутри ВШЭ с целью свести личные счеты. Мы точно не узнаем причину, пока не начнут говорить представители администрации, которые кулуарно отдавали распоряжения об увольнениях преподавателей. Но они молчат или ссылаются на формальные причины, как в случае с Виктором Горбатовым, у которого было недостаточно публикаций.

Почему они уволили Виктора Горбатова, который разрабатывал новые курсы для ВШЭ, признавался постоянно лучшим преподавателем по опросам студентов? Здесь можно только строить догадки, что это может быть связано с его участием в публичных акциях

Практика показывает, что, выходя в публичное поле, представители администрации говорят такие странные вещи, что не знаешь, как их понимать. Декану факультета гуманитарных наук Михаилу Бойцову на закрытой онлайн-встрече со студентами этим летом задали вопрос: «В чем необходимость реорганизации факультета и слияние школы философии и культурологии? Каких целей она должна достичь?» Здесь нужно отметить, что в рамках реорганизации и были прекращены трудовые отношения со многими преподавателями. Михаил Бойцов ответил примерно так: «Мир изменчив. То, что сегодня сливается, завтра — могут разлить». Фактически он признал, что реорганизация не несет никакого смысла и является чистым произволом администрации, экспериментом на людях: «Если здесь надавить и тут гайки закрутить, то как вы себя поведете?»

Культура диалога и обсуждений ушла из Вышки. Высшие администраторы не понимают, что значит обсуждать, аргументировать, доказывать сотрудникам необходимость реформ и свою позицию. И слушать наши аргументы тоже не хотят. Все это заменено административно-командными, вертикальными распоряжениями. Став гегемоном в университете, руководство действует иррационально. То есть невозможно понять, почему происходят какие-то события в Вышке. Почему они уволили Виктора Горбатова, который разрабатывал новые курсы для ВШЭ, признавался постоянно лучшим преподавателем по опросам студентов? Здесь можно только строить догадки, что это может быть связано с его участием в публичных акциях, например, против ареста журналиста Ивана Голунова, где Виктор был задержан. А может быть, это сигнал всем сотрудникам о том, что кем бы вы ни были и сколько бы вы ни сделали для Вышки, все равно от вас могут избавиться. Дрожите и не смейте даже намекнуть, что считаете решения руководства непродуманными, разрушающими налаженные научно-учебные процессы. Делайте то, что вам говорят.

«Государство пытается избавиться от социального бремени бесплатного образования»

— Как вы оцениваете положение дел в высшем образовании России? На ваш взгляд, в последние 10 лет происходит его позитивное развитие или ухудшение под влиянием официальных реформ и неофициальных команд «сверху»?

— Система высшего образования и науки в России более чем на 90% контролируется государством и степень централизации процессов управления постоянно повышается. Отчасти это реакция на то, что система оценивает саму себя как неэффективную (иногда в оскорбительной для академического сообщества форме). Но здесь важно отметить, что отчасти это следствие выбранной оптики оценивания и стремления непременно сравнить себя со странами Запада или Азии, показать «рост» и «улучшение» неважно в чем и неважно, какой ценой. Все это приводит к засилью формальных показателей, которые начинают подменять собой смысл научного и образовательного процесса. Хорошей и всем понятной здесь аналогией может быть ЕГЭ: если у одного преподавателя на 97 баллов предмет написал один ученик, а у другого — десять. Значит, второй работает в десять раз лучше, «эффективнее» другого и можно дать ему в 10 раз больше ресурсов. Так? Нет, не так. Это наивный и поверхностный взгляд, потому что он не учитывает множество факторов: насколько подготовленными школьники уже пришли к данному педагогу, какая у него общая нагрузка, в конце концов, не есть ли это заслуга нанятых родителями репетиторов, а не педагога. Если на основании проведенного рейтингования мы перераспределим ресурсы, то получим эффект сопоставимый с «ловушкой бедности». При этом инновационного прорыва, ожидаемого правительством на том направлении, которое залили деньгами, можно и не получить, потому что, кроме финансирования, для этого нет иных предпосылок. Я говорю про качественную человеческую среду, где ценности общего дела ставятся уж точно не ниже индивидуальных карьерных соображений.

Все лучшее, что в последние годы появляется в нашем высшем образовании и науке, — это инициативные проекты самих представителей академического сообщества. Но некоторым из них министерство дает зеленый свет, а некоторые не замечает. Вопрос же эффективности многомиллионных вливаний в небольшое число вузов, участвующих в Проекте 5-100 вообще замалчивается. Положительные тенденции есть, например, появился Дисернет, который выявляет плагиат в диссертациях и научных работах, борется с «фабриками» по защите «липовых» диссертаций. С большим скрипом он получил если не поддержку, то признание на уровне Российской академии наук. На уровне Минобрнауки появилось понимание необходимости борьбы с «мусорными» журналами, в которых публикуются статьи с сомнительной научной ценностью. Пытаются найти критерии, как отделить настоящих ученых от проходимцев. Само осознание этих проблем можно отнести к положительной тенденции. В то же время такие образовательные проекты, как «Лаборатория ненужных вещей» и «Свободный университет» государство пока не замечает: не столько в смысле финансирования, сколько в смысле признания большей пользы реализуемых в них образовательных практик. Небольшую поддержку в этом году получил близкий им по духу «Антиуниверситет», который выиграл премию Moscow Urban Forum Community Awards. Но все это проекты, которые исходно реализуются на волонтерских началах действительно видными представителями разных научных дисциплин, которые не находят себе место в забюрократизированных и авторитарных организациях, в которые превратились многие современные университеты, та же Вышка.

На уровне Минобрнауки появилось понимание необходимости борьбы с «мусорными» журналами, в которых публикуются статьи с сомнительной научной ценностью. Пытаются найти критерии, как отделить настоящих ученых от проходимцев

До 2015 года государство вливало в науку большие средства через систему научных фондов и грантов. Очень важно, чтобы все преподаватели вузов имели положительные стимулы заниматься наукой. Но потом ситуация изменилась. Денег становилось меньше и восторжествовала такая логика, что лучше давать сразу много денег, но немногим институтам и ученым. Эта логика рискует оставить от научного ландшафта выжженную пустыню. Непрозрачность решений при этом по конкурсам все равно сохранилась, потому что денег на укрупненные гранты все равно ограниченное количество: даже на все «сильные» проекты не хватает.

Но возникает вопрос: «А на что же деньги есть?» Подобные вопросы поднимали наши коллеги из ячейки профсоюза «Университетская солидарность» в МГУ: «Как будет устроен бюджет вуза на следующий год? В какие статьи ушли средства, которые ранее предполагались вложить в развитие высшего образования и науки?» Все это негативно влияет на качество высшего образования и науки, но общественное внимание к этим темам не очень высокое, и очень сложно через публичную сферу донести до людей, принимающих решения на уровне государственной политики, те проблемы, с которыми мы сейчас сталкиваемся.

Усиливается разрыв между столичными и региональными вузами. Государство опять пытается избавиться от социального бремени бесплатного образования, деля вузы на «эффективные» и «неэффективные». Вузы в регионах, как показывает тот же Диссернет, действительно могут быть просто фабриками по выдаче дипломов. С другой стороны, огромные деньги вливаются в бюджеты «топовых» университетов, например, в участников Проекта 5-100 за счет того, что другие университеты недополучают финансирования. В течение 7 лет на участников программы было выделено 70 млрд рублей. Здесь не все прозрачно. Такой уровень финансирования может быть связан с лоббистскими возможности вуза, а не с его образовательными и научными возможностями. У ВШЭ очень влиятельные лоббисты. Люди, которые привлекают в вуз десятки и сотни миллионов рублей, выглядят как благодетели. Их работа высоко оплачивается, но нужно понимать, что эти деньги изымаются из российской науки и образования.

Государство устанавливает сложные критерии для того, чтобы отделить сильные вузы и научные команды от слабых. Например, такой критерий — публикации в зарубежных научных журналах. Чтобы повысить количество публикаций, некоторые наши вузы начинают закупать места в таких журналах или целые спецвыпуски. В итоге получается, что российское государство просто финансирует западные научные журналы. Редколлегии таких журналов могут годами жить безбедно на деньги от наших вузов, то есть из нашего бюджета. Никому не нужны исследования российских ученых, которые были опубликованы за деньги, никто их не будут цитировать, они не создают вокруг себя научной коммуникации. Сейчас проблема вскрылась и обсуждается на уровне министерства, но причину, которая привела к такой «хитрости» отдельных ректоров, все равно обсуждать не хотят. А причина — это подмена формальной отчетностью смысла образовательного и научного процесса.

Вышка получает государственное финансирование, а значит, возникает вопрос: ведет ли такая стратегия стимулирования публикаций сотрудников к улучшению качества российского высшего образования и науки? Со своими сотрудниками университет это явно обсуждать не хочет

Высшая школа экономики предлагает своим сотрудникам другую крайность. Недавно на портале университета был опубликован список журналов, за публикации в котором, начиная с кампании 2021 года, будут устанавливаться очень большие денежные надбавки, 120 тыс. рублей ежемесячно. Среди 7 606 изданий нет ни одного российского гуманитарного журнала, включая все журналы, выпускаемые ВШЭ. Таким образом, неолиберальными методами через экономические стимулы ученым ВШЭ дается прозрачный сигнал, что гуманитарную науку на русском языке и в России развивать не стоит. Вольно или невольно, но действия руководства Вышки ведут к «зачистке» пространства академических дискуссий в России. Ведь если сильнейшие российские гуманитарии полностью перейдут на иностранные языки и площадки зарубежных журналов, то это не только неизбежно отдалит их от читающей части российского общества, но и лишит иностранных коллег (например, славистов) стимулов публиковаться в российских изданиях, завязывая интернациональный научный диалог с учетом актуальной для России общественной повестки. Вышка получает государственное финансирование, а значит, возникает вопрос: ведет ли такая стратегия стимулирования публикаций сотрудников к улучшению качества российского высшего образования и науки? Со своими сотрудниками университет это явно обсуждать не хочет.

В зачищенном от независимой экспертизы пространстве ректоры «топовых» вузов остаются монополистами для формирования через свои отчеты у правительства такой картины российского образования, где нет иной альтернативы развития, кроме как продолжать вливать в эти вузы огромные средства.

Многие коллеги из разных вузов боятся активно бороться за свои права, потому что не знают, во-первых, что их проблемы не уникальные, а типичные, а во-вторых, какие у них есть права и как за них можно бороться. Без грамотного освещения всего клубка этих проблем в СМИ переломить ситуацию не удастся. А это значит, что в университетах будет продолжаться негативный отбор: будут брать на работу не лучших с профессиональной точки зрения, а лояльных — тех, кто будет молча симулировать науку и образовательный процесс за копеечную зарплату. И за два-три поколения исследователей будет пройдена точка необратимой деградации кадрового состава в высшем образовании и науке.