Как тень работорговли до сих пор простирается над мировой финансовой системой
В 1781 году экипаж британского невольничьего судна «Зонг» утопил в море 133 раба-африканца из-за того, что корабль сбился с курса, и на нем стало не хватать пресной воды. Мало того, владельцы «Зонга» через суд потребовали у страховой компании покрытия убытков, понесенных фирмой из-за «гибели товара в море», и суд признал эти требования законными. Доцент Сент-Эндрюсского университета Филипп Роско в статье для The Conversation указывает, что механизмы, лежавшие в основе подобной порочной финансовой практики, лежат и в основах современной финансовой системы, более того — именно они привели к кризису банковской системы в 2008 году.
Печально известный судебный процесс о бойне на «Зонге», стартовавший в 1783 году, обнажил токсичную связь между финансами и работорговлей. То был суд по необычному и печальному страховому иску, он касался жестокого убийства 133 рабов, выброшенных за борт невольничьего корабля «Зонг».
Работорговцы стали первопроходцами в новом виде финансирования, обеспеченного телами бесправных людей. Сейчас загадочные продукты финансовой системы рассматривают бедных как возможность заработка для уже богатых и до сих пор несут в себе семена глубокой несправедливости.
Семья Грегсонов, истцы на процессе по «Зонгу», были «торговыми королями» Ливерпуля XVIII века, города, который стремительно развивался как одна из лидирующих торговых столиц мира. Успех и богатство города демонстрировало здание Ливерпульской биржи, открывшееся в 1754 году — на его фасаде были вырезаны лица африканских невольников.
Но благополучие Ливерпуля также проистекало из инноваций в финансах. Крупные работорговцы были также и банкирами, и страховщиками, первопроходцами в том, что сейчас мы называем финансированием — они превращали жизни людей в возможности для получения прибыли.
С точки зрения этих торговцев, трансатлантическая торговля была медленной, ненадежной и рискованной. Над кораблями нависали угрозы болезней, непогоды а также вероятность бунта на судне. Чтобы ускорить денежные потоки, торговцы начали издавать долговые расписки, которые перемещались через океан относительно быстро и безопасно.
Рабов приобретали в британских колониях и перевозили в Америку, где продавали на аукционах. Представитель торговца брал вырученные деньги и вместо того, чтобы вкладывать их в товары вроде сахара или хлопка, делал пересылки в Ливерпуль, посылал вексель — долговую расписку на сумму плюс процент через океан.
Вексель мог быть с дисконтом обналичен в одном из множества банков в городе или заменен на другой (опять же с дисконтом), который отправлялся в Африку в качестве оплаты за новый «живой товар». Деньги перемещались быстро, чисто и с прибылью.
Работорговческое новшество
Эволюция частного кредитования стартовала не в Ливерпуле. Ее истоки лежат у ног флорентийских банковских династий XV века и дают начало деньгам, какими мы их сейчас знаем.
Новшество в рабовладельческой банковской системе заключалось в том, что финансовая ценность здесь обеспечивалась человеческими телами. Та же практика продолжалась на плантациях, где тела рабов использовались в качестве залога по займам, которые шли на приобретение новых земель или же новых рабов. Невольников эксплуатировали дважды: отнимали их свободу и труд, а их «экономическая ценность» использовалась в новейших финансовых инструментах.
Ливерпульские торговцы также стали первопроходцами в страховании, которое использовалось, чтобы гарантировать финансовую ценность своих товаров. Работорговцы давно поняли, что единственный способ пережить риски экспедиций заключался в том, чтобы собираться в синдикаты и эти риски разделять.
Невольники же как «живой товар» имели только спекулятивную ценность. Страхование же сделало ценность реальной и пригодной для финансирования. Это было так в XVIII веке и остается так на Уолл-Стрит XXI века.
Финансирование сегодня
С того времени финансирование приобрело множество форм, но основные элементы остались прежними. Оно основано на неравных взаимоотношениях, которые захватывают будущие обязательства человека и делают их предметом торга. Сделки, лежавшие в основе кризиса 2008 года, например, превращали будущие платежи по ипотеке в ходовые облигации с дисконтированной стоимостью.
Те, кто издавал эти облигации, получали прибыль без риска. Риски несли малообеспеченные американцы, чей низкий кредитный рейтинг и отсутствие знаний о финансах сделали их легкой добычей для страховщиков по ипотекам, которые фактически загнали их в экономическое рабство. Эти люди были преимущественно темнокожими, латиноамериканцами или мигрантами.
Здесь роль играло и страхование, которое защищало спекулятивную ценность вложений к вящей прибыли трейдеров. А когда «пузырь» плохих кредитов лопнул и правительство США вмешалось, чтобы разрулить ситуацию, Федеральная резервная система США поддержала гиганта страхования American International Group (AIG) на сумму в $182 миллиарда, пока большинство людей теряли свои дома.
Операция по разрешению того кризиса страшным образом напоминает другое. К моменту отмены рабства оно было уже настолько встроено в британское общество, что государство было вынуждено компенсировать рабовладельцам их убытки — и это потребовало гигантского займа, по которому налогоплательщики расплатились только в 2015 году!
Я не говорю, что современные банкиры похожи на работорговцев. Но я говорю, что современные финансы до сих пор пронизаны эксплуатацией рабочей силы.
Бойтесь финансистов, дары приносящих. Кредиты на учебу, ипотека, социальные облигации — все они направлены на получение дохода через контроль над будущими обязательствами сравнительно бесправных людей — и все несут тень трансатлантической работорговли.