Новости раздела

«Это даже не про малые города и деревни, а про иждивенчество у нас в стране»

Екатерина Затуливетер о социальном предпринимательстве в России

«Людям очень важно знать, что есть социальные предприниматели с многомиллионными бюджетами. Потому что, к сожалению, в России распространено заблуждение, что социальное предпринимательство — это максимум выход на самоокупаемость. Это неверно в корне, мы тоже зарабатываем, просто параллельно решаем социальные проблемы, а не создаем их, как это зачастую делает обычный бизнес», — рассуждает Екатерина Затуливетер, основатель проекта альтернативного туризма. В интервью «Реальному времени» она рассказала о том, как развивается социальное предпринимательство в мире и почему с его помощью можно решить проблемы малых городов и деревень России.

«В России распространено заблуждение, что социальное предпринимательство — это максимум выход на самоокупаемость»

— Екатерина, что такое социальное предпринимательство? Чем оно отличается от благотворительности и обычного бизнеса?

— У этого термина очень много определений в разных странах и сообществах. Для себя я вывела следующее определение: это зарабатывание денег на решении социальных проблем. Ты решаешь социальную проблему и на этом зарабатываешь. Если компания живет на гранты и на эти средства решает социальные проблемы, это не социальное предпринимательство.

О разнообразии определений этого термина свидетельствует, например, тот интересный факт, что, согласно российскому законодательству о социальном предпринимательстве, наша фирма «Альтуризм» не является социальным предпринимательством. Но нас это не сильно беспокоит. Если тебе нужны плюшки от государства, то тебе важно, как оно тебя называет. Если нет, тебе все равно. А среди социальных предпринимателей наша деятельность признана.

— Когда в России появились первые проекты в сфере социального предпринимательства?

— Лет 10—15 назад. Но не многие из компаний, которые были организованы тогда, живы сегодня. Из тех, кто до сих пор работает, могу назвать, к примеру, компанию «Авоська дарит надежду» (социально-экологический проект, заключающийся в популяризации авоськи как альтернативы полиэтиленовым пакетам и в трудоустройстве людей с ограниченными возможностями, — прим. ред.).

Из тех, кто до сих пор работает, могу назвать, к примеру, компанию «Авоська дарит надежду»

Есть в России и компании, которые родились 20—30 лет назад, у них есть миссия, своей деятельностью они решают серьезную глобальную проблему. Но термин «социальное предпринимательство» к нам пришел позже, и они считают себя просто бизнесом. Когда я встречаю руководителей этих фирм, я стараюсь объяснить им, что они — социальные предприниматели, и прошу их рассказывать об этом широкому кругу лиц. Людям очень важно знать, что есть социальные предприниматели с многомиллионными бюджетами. Потому что, к сожалению, сейчас в России распространено заблуждение, что социальное предпринимательство — это максимум выход на самоокупаемость. Это неверно в корне, мы тоже зарабатываем, просто в ходе своей деятельности мы решаем социальные проблемы, а не создаем их, как это зачастую делает обычный бизнес.

Важно развеять этот миф про самоокупаемость, потому что это отпугивает от сферы социального предпринимательства тех, кто хотел бы также зарабатывать. Социальное предпринимательство — это про деньги, это заработок, можно зарабатывать много и при этом помогать обществу решать проблемы.

«Туристы видят, что весь персонал — женщины с лицами, обожженными серной кислотой»

— Успешные кейсы, наверное, в первую очередь связаны с Европой?

— Нет, социальное предпринимательство процветает в странах, где больше социальных проблем. В Европе оно тоже есть и существует дольше, чем в России, там больше поддержки. На ту же поддержку от Европы могут рассчитывать и российские предприниматели. Многие наши предприниматели учились в Европе, там организуются учебные практики, программы по социальному предпринимательству. Такой обмен опытом очень помогает.

Но зародилось социальное предпринимательство в Бангладеш. По сути, его изобрел Мухаммад Юнус, удостоенный за это Нобелевской премии. Он создал банк для бедных, «Грамин банк», который использует систему микрокредитования. В России история с микрокредитами обернулась некрасиво и граничит с обманом, но в Бангладеш все иначе: ты берешь 10 долларов, можешь купить на них козу, начать продавать молоко и через некоторое время вернуть 11 долларов, имея средства к существованию. Многие сельские жители поднялись за счет микрокредитов. Это пример самого первого и успешного социального предпринимательства.

Кафе в Агре на пять столиков решает эту проблему на государственном уровне. Оно привлекло внимание всего мира

Пример из Индии. В городе Агра, где находится Тадж Махал, есть кафе Sheroes Hangout. Когда иностранные туристы приезжают посмотреть на Тадж Махал и ищут место, где перекусить, то все приложения в первую очередь рекомендуют посетить это кафе. Все отзывы о нем только положительные и все оценки неизменно высокие. Людям становится интересно, что же там такое, и когда они приходят, то видят, что весь персонал кафе — женщины с лицами, обожженными серной кислотой. Сидя в этом кафе, узнаешь, что в Индии существует огромная проблема: если мужчина предложил девушке выйти замуж, а она отказывается, он может облить ее серной кислотой, после чего общество отвергает этих женщин, как падших виновниц произошедшего, и они вынуждены всю жизнь проводить в стенах дома на попечении родителей. В Индии и так рождение дочери в семье считается менее благоприятным, чем рождение сына, а тут она еще и остается на шее у родителей и ее нельзя выдать замуж.

И кафе в Агре на пять столиков решает эту проблему на государственном уровне. Оно привлекло внимание всего мира. Туда приходит много иностранцев, они понимают, что это проблема всей страны, и распространяют эту информацию. Она дошла до ООН, премьер-министр Индии приезжал в это кафе, обещал ввести законодательные меры и уголовную ответственность для мужчин, совершающих подобные преступления.

— Вы сказали, что социальное предпринимательство — это не только самоокупаемость, но и заработок. Приведенные вами примеры подтверждают это?

— У социального предпринимательства часто очень интересные модели монетизации. Например, в кафе модель монетизации — «плати сколько хочешь». Там нет цен на еду. Но, окунаясь в эту проблему, в глубину индийского общества, узнавая, какую огромную проблему решает это кафе, посетители оставляют там за обеды и ужины в 5—20 раз больше, чем они стоят. И это позволяет кафе не просто выживать и выплачивать зарплату женщинам, но и оплачивать лоббистов на высоком уровне, чтобы изменить мнение всего общества.

— Европа может похвастаться такими успешными кейсами?

— Множеством. Например, в Германии организованы экскурсии по Берлину от бездомных. Они водят желающих по городу и показывают свой мир, где живут бездомные, где они едят, стирают одежду, купаются, проводят свободное время, развлекаются. И пресытившиеся туристы, которым надоели обычные экскурсии, и даже жители города, уставшие от общеизвестных достопримечательностей, с удовольствием идут в такие туры, чтобы посмотреть другой Берлин, о котором они не узнают никогда, если его им не покажут те, кто оказался в такой ситуации. Эти экскурсии дают бездомным возможность заработать деньги, накопить на аренду жилья, приличную одежду и устроиться на постоянную работу.

В Германии организованы экскурсии по Берлину от бездомных. Они водят желающих по городу и показывают свой мир, где живут бездомные, где они едят, стирают одежду, купаются, проводят свободное время, развлекаются

А после того, как в Германию в большом количестве прибыли сирийские беженцы, эта организация распространилась еще и на экскурсии от беженцев. Сирийские беженцы показывают Берлин, проходя через свой конфликт: рассказывают, что в Берлине им напоминает о Сирии, как они жили в Сирии, как они сюда приехали, через какие ужасы прошли, как теряли семьи, близких. И это все через какие-то точки, достопримечательности по всему Берлину. Этот проект помогает тем, кому нужны деньги, но у кого нет никаких компетенций или они не могут их сейчас применить.

«Мне никогда не нравилось, что у нас сидят на кухне и жалуются, что все плохо»

— Теперь давайте обратимся к вам. Почему вас все это заинтересовало?

— Социальным предпринимательством, развитием малых территорий, сел и городов, я занимаюсь более пяти лет. Я долгое время хотела начать какое-то дело, но меня не прельщали ни бизнес, ни благотворительность. Бизнес делается ради денег, но только жажда наживы не мотивировала меня преодолевать бюрократические и другие препоны, сопутствующие ведению бизнеса, лучше уж работать по найму и не разбираться с остальными проблемами. В благотворительности мне не нравилось то, что нужно постоянно подстраиваться: дали грант — можешь работать, да и гранты часто выдаются не на то, что ты хочешь делать. Кроме того, те, кто идут в благотворительность, часто не могут себе позволить многие вещи в финансовом плане.

И в 2014 году я случайно узнала про социальное предпринимательство. Тут есть миссия, ты решаешь какую-то социальную проблему, которая тебе близка, и в то же время ты независим от грантов и подачек, зарабатываешь как в обычном бизнесе и можешь обеспечивать себе финансовую устойчивость.

— И почему вы пришли именно к теме малых городов и деревень?

— Это тема даже не малых городов и деревень, а тема иждивенчества у нас в стране. Мне никогда не нравилось, что у нас сидят на кухне и жалуются, что все плохо, что ничего не происходит, что никто за нас ничего не делает. И я поняла, что нужно начинать с территорий, которым сложнее всего, до которых не доходят информация, ресурсы, знания, а это как раз наши малые территории. Поэтому для меня это была в первую очередь история изменения иждивенческого сознания на проактивное.

Мы ту же самую технологию адаптировали к ситуации, когда нужно сменить иждивенчество на проактивность, когда люди могут самостоятельно строить свою жизнь в деревне или малом городе, не нужно никого ждать, ни на кого жаловаться, но объединиться и сделать то, что им нужно

— И как вы это делаете?

— Наша технология взята из работы международных организаций, таких как ООН и ОБСЕ. Они применяют эти инструменты на этапе конфликтного урегулирования, чтобы изменить сознание людей, которые недавно воевали между собой, сменить враждебное и агрессивное сознание на как минимум нейтральное. Мы ту же самую технологию адаптировали к ситуации, когда нужно сменить иждивенчество на проактивность, когда люди могут самостоятельно строить свою жизнь в деревне или малом городе, не нужно никого ждать, ни на кого жаловаться, но объединиться и сделать то, что им нужно. Наша география — от Белоруссии до Чукотки. Более 30 кейсов. Основная наша цель — создать активное сообщество, которое будет работать на благо этой территории и тогда, когда мы с нее уйдем.

— Какую бизнес-модель вы используете?

— Туристическое агентство. Это подошло нам больше всего, потому что мы, по сути, туристическая компания, которая создает путешествия в деревни и малые города, где можно принять участие в проекте, который даст толчок развитию этой территории. Развитию путем изменения сознания местных жителей на проактивное и их сплочения в активное сообщество.

«Чтобы местные жители поняли, насколько ценно то, что они выбрасывают»

— Можете привести в пример удачный проект?

— Самый последний — маленький город Городец Нижегородской области. Это исторический очень красивый старинный город, откуда пошла городецкая роспись. Местные жители обратились к нам с проблемой — многие горожане, как это происходит и по всей России, отделывают сайдингом свои дома, снимают красивые старинные наличники и выбрасывают их. Группа активистов стала собирать эти выброшенные наличники. Они спросили у нас, что им с ними делать , чтобы они послужили городу, чтобы местные жители поняли, насколько ценно то, что они выбрасывают. Мы нашли дизайнеров, которые разработали проект арт-инсталляции для Городца. Это будут большие напольные часы, вместо цифр у которых — наличники, от самых старинных до более современных. Посетитель инсталляции проходит через этот портал из наличников и видит, как все менялось, и что еще один шаг — и ничего не останется. Это заставляет задуматься.

Этот проект мы реализуем как серию путешествий. Первое прошло на праздники 23 февраля, мы назвали его «День защитника наличника». Наши альтуристы вместе с местными жителями приняли участие в реставрации наличников и расчистке площадки, где будет располагаться эта инсталляция. 12 июня планируем приехать еще раз. Один день мы будем реставрировать наличники, еще два потратим на установку инфостендов из наличников по городу, где будет рассказано о проекте и показано, как до инсталляции дойти. И уже в августе будет проходить установка инсталляции.

Наши альтуристы вместе с местными жителями приняли участие в реставрации наличников и расчистке площадки, где будет располагаться эта инсталляция

— Вам удается выходить на ту самую окупаемость этих проектов?

— Да, мы выходим на нее за счет путешествий. Мы зарабатываем, но немного. Поэтому у нас есть и другие направления. Мы помогаем развиваться социальному предпринимательству — проводя тренинги по социальному предпринимательству, разрабатывая разные программы в партнерстве, делая акселераторы для университетов и центров предпринимательства. Чем больше социальных предпринимателей, чем больше людей о нем знают, тем лучше всем остальным социальным предпринимателям. Если появится еще 20 компаний, которые займутся решением проблемы вымирания деревень, нам хуже не будет, всем хватит работы. И так с любой социальной проблемой. Это отличает нас от обычного бизнеса, где чем больше игроков в одной сфере, тем хуже тебе.

Есть у нас и другое большое в финансовом плане направление, которое уже выросло настолько, что мы отделяем его в отдельную компанию — Агентство по развитию малых территорий «Цель 11». Название связано с целями устойчивого развития ООН, где 11-я цель — про устойчивое развитие городов и населенных пунктов.

— С какими самыми большими препятствиями вы сталкиваетесь, когда заходите в малый город или деревню?

— Там обычно есть несколько человек, которые пытаются что-то изменить. Остальные крутят пальцем у виска и продолжают ждать какого-то дядю, который решит их проблемы, и жаловаться на власть. Наша работа занимает от полугода до двух лет. И когда мы уезжаем, в этой деревне уже есть активное сообщество из 30—40 человек, которые развивают свою деревню, привлекают средства, компетенции, новых людей. Это отследить очень просто, потому что территории маленькие. Мы приезжаем и знаем, как мыслит каждый местный житель, и видим, как это меняется на протяжении нашей работы.

— Например?

— Маленький город Тутаев на Волге в Ярославской области. Когда мы туда приехали, всего два человека пытались убирать набережную Волги раз в год. Все остальные местные жители говорили, что это должны делать местные власти. Раз местные власти этого не делают, надо жить в грязи. Сейчас, после нашей работы, там существует сообщество из 45 человек, выделились пять лидеров, каждый ведет свой проект. Например, двое рзбивают парк своими силами и силами местного сообщества, запустили его прошлым летом.

Еще один местный житель, почувствовав поддержку со стороны сообщества, выкупил у государства на аукционе самое старинное здание города — Строгановские соляные склады, и они всем городом стали его реставрировать. Установили наличники со сгоревших домов в качестве инфостендов по городу. Ежегодно устраивают ярмарку «Строгановская мозаика», где происходит сбор средств на реставрацию. Восстанавливаются противопожарные пруды. Это результаты нашей работы там. И люди, которые хотят переехать в малый город или деревню, с большей вероятностью переедут туда, где есть активность, где территория не умирает, а развивается.

Наталия Антропова
Справка

Екатерина Затуливетер — основатель проекта альтернативного туризма Altourism. Работала в организации по правам человека Article 19 в Лондоне, в Европейской ассамблее безопасности и обороны в Париже, в Палате общин в Лондоне, на Russia Today и др. Была обвинена в шпионаже в пользу России британской контрразведкой МИ5 в декабре 2010 года, в ноябре 2011-го выиграла первое в истории судебное дело против подобных обвинений.

ОбществоИнфраструктураБизнесКейс

Новости партнеров