Жизнь «ради статистики» — это не жизнь
«Студия театрального искусства» показала «Самоубийцу» Эрдмана
В Казани, на сцене Качаловского театра, завершились, и это без преувеличения, триумфальные гастроли «Студии театрального искусства» Сергея Женовача. Два финальных вечера были отданы спектаклю «Самоубийца» по пьесе Николая Эрдмана, которую в нынешнюю пору логично было бы растащить на цитаты. Подробности — в материале «Реального времени»
Безумство храбрых
Николай Эрдман, автор более чем лояльных к существующему тогда строю сценариев фильмов «Веселые ребята» и «Волга-Волга», написал «Самоубийцу» в 1928 году. Оба фильма Григория Александрова были не просто лояльны — они показывали тот идеальный строй, ту красивую сказку, которой, конечно, не было в действительности, но которая должна была убедить мир в том, как счастливо и беспроблемно живут люди в «Стране Советов».
И вот певец этого карамельного, приторного счастья за несколько лет до того, как напишет сценарий «Веселых ребят», пишет «Самоубийцу». «Черную» комедию, злую, острую, злободневную и по сию пору. Написанию «Самоубийцы» предшествовала другая пьеса — «Мандат», она была создана в 1925 году, поставлена Всеволодом Мейерхольдом и шла во многих других театрах страны и даже, что вообще фантастично в то время, в Берлине.
«Самоубийцу» ждала иная участь — пьесу взяли в работу и Мейерхольд, и Станиславский, но Главрепетком (была такая организация, занимающаяся репертуаром советских театров) запретил ее к постановке. «Самоубийцу» впервые поставил Валентин Плучек только в 1982 году в Театре сатиры, но спектакль не получил должного резонанса. Но уже лет через десять «Самоубийца» шел во многих театрах страны. Запрет «Самоубийцы» был ясен — пьеса Эрдмана, конечно же, безжалостная сатира, удивительно, что она злободневна и сегодня.
Что касается Эрдмана, то написать и «Мандат», и «Самоубийцу» — это было большой храбростью, граничащей с безбашенностью. Конечно, конец двадцатых годов — это не конец тридцатых, но все же. Лагерь на Соловках уже вовсю принимал партии «сидельцев». Впрочем, уже в 1933 году, в разгар съемок «Веселых ребят», Николай Эрдман изведал все прелести репрессий. Был и арест, и ссылка, и запрет жить в больших городах.
Когда же наступили иные времена, Эрдман вернулся в столицу и больше «черных» комедий он не писал. Возможно, мало кто знает, но он стал сценаристом культовых сейчас фильмов «Морозко» и «Огонь, вода и медные трубы», и многих других, таких же веселых и беспроблемных.
Двери хлопают
«Самоубийцу» в «Студии театрального искусства» Сергей Женовач поставил в 2015 году. Спектакль был номинирован на «Золотую маску», Женовач и сценограф спектакля Александр Боровский стали лауреатами премии «Хрустальная Турандот» за лучшую режиссуру и лучшую сценографию, а исполнитель главной роли —Подсекальникова — Вячеслав Евлантьев получил международную премию им. К. Станиславского в номинации «Перспектива».
Спектакль, как это часто бывает в «Студии современного искусства», начинается задолго до третьего звонка. В атриуме Качаловского театра публику поили чаем, угощали хлебом с маслом, традиционными зелеными яблоками и … ливерной колбасой. Последнее — ключевое слово. Из-за ливерной колбасы Семен Подсекальников и решит застрелиться.
Сценическое пространство Александр Боровский ограничил авансценой. Узкая плоска завершается своего рода «иконостасом» — конструкцией, состоящей из двадцати четырех дверей — по двенадцати в каждом ряду. Двери настоящие, собирались сценографом в разных местах. Обшарпанные, с облезлой краской, с разномастными ручками. От иногда шикарных до самых простецких. Ну просто зримый образ страны, однозначно читаемая метафора. Любопытно, что его отец, Давид Боровский, в свое время работал с Юрием Любимовым в театре на Таганке над постановкой этой пьесы.
Двери открываются и закрываются, хлопают, за ними протекает жизнь персонажей, через них слышится сакраментальное — звук сливаемой воды в бачке в уборной коммунальной квартиры. Вот тут сразу и становятся приземленными все высокодуховные речи персонажей.
Маленький, но все же человек
Трактовка Сергеем Женовачом комедии Эрдмана неким образом восходит и к Гоголю, и к Чехову и даже, как это ни удивительно, к Достоевскому. Помните в «Бесах» эпизод, когда Верховенский, узнав о самоубийстве террориста Кириллова, решает использовать этот факт в интересах своей борьбы?
Вот так же и предполагаемое самоубийство Подсекальникова пытаются использовать в целях «интересности» любвеобильные дамочки, торговец, экзальтированный писатель, странного вида батюшка, похоже, находящийся «в запрете» и, главное, «представитель интеллигенции». Вот уж, пожалуй, самый узнаваемый и современный ныне образ, так напоминающий многих лидеров нашей «либеральной общественности», его выпукло создал Григорий Служитель. Как же все они цинично обсуждают будущее самоубийство Семена Семеновича!
Подсекальников (Вячеслав Евлантьев), впавший в депрессию от безденежья, безработицы и лимита на ливерную колбасу, который, по его мнению, устанавливают жена (Мария Корытова) и теща (Анастасия Имамова) решает застрелиться. Дело усугубляется тем, что ему нужно бы купить рояль, чтобы научиться играть гаммы, но денег, понятно, нет.
Решает застрелиться он как-то так, не всерьез, похоже, что это больше болтовня. Впрочем, на этом плохо сформированном желании делает бизнес его предприимчивый сосед Калабушкин (Алексей Вертков), который начинает брать деньги с желающих, обещая, что в прощальной записке Подсекальников укажет причиной самоубийства то, что им хочется. Вот на этой коллизии и строится спектакль.
Феноменально органичный Евлантьев в течение всего действия практически забирает внимание на себя, впрочем, не в ущерб другим персонажам, потому что в «Самоубийце», как и во всех спектаклях, привезенных в Казань «Студией театрального искусства», — просто соцветие сочных, ярких образов. Даже если это роль эпизодическая, например, старушка (Екатерина Кондакова) или глухонемой (Глеб Пускепалис), у последнего, как вы понимаете, нет и не может быть ни одной реплики.
Сергей Женовач каким-то фантастическим образом сумел в «Самоубийце» сочетать трудно соединимые вещи — едкую сатиру, «черную» комедию с острейшими, злободневнейшими репликами, которые публика, конечно, же растащит на цитаты и пронзительную историю «маленького человека», который не хочет жить «ради статистики», он хочет просто жить, работать, приходить в свою маленькую, пусть и мещанскую, коммуналку с очередями в уборную, с запахами борща с общей кухни, выслушивать восторженные речи жены, ссориться с тещей, но быть живым. Имеет право.
Пробуждение в финале нетрезвого Подсекальникова — это бунт этого «маленького человека» против ложной системы ценностей, мнимых высоких идей. И этот бунт — это его победа. Он достигает ее только потому, что очень хочет жить.
Но в это время где-то в фойе раздается выстрел. Неведомый нам «герой», который полагал, что Подсекальников все же застрелился, следует, как ему кажется, его примеру, оставив соответствующую записку. Человека можно при желании убедить в том, что противно его природе. А выбрать не жизнь, а добровольный уход из нее — это как раз против нашей природы. Но при хорошо поставленной манипуляции это достижимо. Не знаю, как это именовалось во времена Эрдмана, но сейчас это называется политтехнологиями, и мы сталкиваемся с этим ежедневно. И об этом тоже спектакль Сергея Женовача.
А когда публика выходит из зала и проходит к выходу через атриум, то за длинным столом, покрытым белой скатертью, за которым перед спектаклем пили чай с бутербродами с ливерной колбасой, сидит, уронив голову, тот самый самоубийца-подражатель. Возле него лежит пистолет и стоит начатая бутылка водки и стакан — выпил, похоже, для храбрости.
Не пугайтесь, это всего лишь мастерски выполненная кукла. Но кто знает, куда нас заведут манипуляции нашим сознанием.
