Олег Морозов: «Выборы у нас всегда реальны. Можно совершить ошибку и на ровном месте проиграть»

— Олег Викторович, в прошлом году ваш близкий политический соратник, первый заместитель руководителя Администрации Президента РФ Вячеслав Володин заявил: «Есть Путин — есть Россия. Нет Путина — нет России». У нас в стране официально появился культ личности?

— На этот вопрос сам Вячеслав Володин отвечал уже десятки раз. Эта формула означает совсем не культ личности. Она означает, что в стране существует лидер, который является генератором практически всех основных базовых решений о путях развития государства. Многие считают, что стратегические идеи, которые обнародует власть, — задумки неких высоколобых аппаратчиков. Но в значительной степени эти стратегические идеи впервые высказывает сам Путин — либо публично, либо приватно. Фраза Володина, в моем понимании, означает вот что: есть лидер, есть стержень, на котором держится страна. Есть рейтинг доверия к власти, который является гарантом внутриполитической стабильности в государстве.

— Если Путин — стержень, на котором держится страна, то не является ли такая система по определению очень уязвимой? Ведь президент — всего лишь человек, который ни от чего не застрахован.

— Да, в определенном смысле эта система уязвима— в той части, о которой вы сказали. Все мы люди, все мы смертны. И мы можем лишь пожелать Путину долгих лет жизни и здоровья. Но вот в чем неуязвимость политической системы, которую строит президент: Путин создает не систему личной власти, а систему, при которой начинают работать огромные механизмы. Наиболее очевидный пример — армия. Помните о том, как в 1999 году Путин, по его собственному признанию, с трудом собрал по стране несколько боеспособных дивизий, которые после атаки боевиков на Дагестан отправились воевать за единство России в Чечню? Сравните это с нынешней российской армией, которая вновь обрела чувство собственного достоинства и веру в себя. Мы не можем знать: будет завтра или послезавтра у России Путин или не будет. Но мы можем быть уверенными в том, что воссозданная при Путине отмобилизованная и хорошо оснащенная армия у России останется.

Путин создает не систему личной власти, а систему, при которой начинают работать огромные механизмы

— Боюсь, что не все согласятся с вашим тезисом о том, что Путин «не строит систему личной власти». Даже вы сами признаете, что президент — «основной генератор идей о путях развития страны». Разве это не верный признак системы личной власти?

— Хочу ответить вам вопросом на вопрос: вы давно в последний раз перечитывали российскую Конституцию? Недавно, говорите? Тогда вы должны помнить статью 80, третий пункт которой гласит: «Президент РФ в соответствии с Конституцией и федеральными законами определяет основные направления внутренней и внешней политики государства». Именно этим Путин и занимается — не имеет права не заниматься. Россия — не просто страна с многовековыми традициями сильной центральной власти; Россия — страна, которая в принципе не может существовать без сильной центральной власти. Попытки раскачать эту сильную центральную власть приводят вовсе не к усилению демократии в государстве, как наивно надеются некоторые. Они приводят к усилению центробежных тенденций в стране, создают угрозу ее стабильности и территориальной целостности.

В Администрации Президента у меня в том числе была и вот какая интересная обязанность. Володину в силу его статуса было не всегда удобно встречаться с некоторыми представителями оппозиции. Начальник Управления внутренней политики был в этом смысле более свободным. И когда мне Володин поручал, я встречался и с Немцовым, и с Гудковым, и с Пономаревым. Иногда длительные беседы, которые я с ними имел, вводили меня в состояние шока. Особенно этим отличался Геннадий Гудков. Он мог, например, мне заявить: «Через месяцок будь готов вынести из этого кабинета свои манатки! Здесь будут сидеть уже другие люди! Мы здесь будем командовать!» Я ему отвечал: «Гена, ты в какой стране живешь, ты в своем ли уме?» А он мне: «Нет, мы придем и всех вас снесем!» Разве это борьба за демократию? Это гораздо больше походит на банальную борьбу за власть ради самой власти.

Россия — не просто страна с многовековыми традициями сильной центральной власти; Россия — страна, которая в принципе не может существовать без сильной центральной власти

— Но не слишком ли наши лидеры усердствуют с «сохранением и усилением в стране сильной центральной власти»? Разве не это самое обстоятельство привело после думских выборов декабря 2011 года к массовому всплеску общественного недовольства?

— Вы спрашиваете меня о глубинных причинах Болотной? Готов ответить вам совершенно откровенно — но только без называния конкретных фамилий: Болотная — результат целого ряда ошибок, которые совершались в политической сфере России в течение энного количества лет перед 2011 годом. Главная из этих ошибок состоит вот в чем: политику пытались подменить ее имитацией. Политику пытались придумать. В политику пытались сыграть. Но в политику нельзя играться. Политика — это такая штука, которая берет тебя за горло железной хваткой и, если ты не отнесешься к этому серьезно, может тебя задушить.

На стыке 2011–2012 годов Путин увидел, как сбоит, как не работает предыдущая политическая система, основанная на принципах, которые я описал выше. И Путин сделал выводы. Путин провел серьезные политические реформы. Вы можете сколько угодно скептически улыбаться при этих моих словах. Но вы не можете отрицать главного: «призрак Болотной» рассеялся как дым. Три с половиной года тому назад было модно заявлять: власть, мол, валяется на мостовой Болотной… Так вот, как выяснилось, она там вовсе не валялась!

Болотная — результат целого ряда ошибок, которые совершались в политической сфере России в течение энного количества лет перед 2011 годом

— Хорошо, давайте поговорим о проведенных властью политических реформах, суть которых укладывается в ту же самую формулу Володина: «Без Путина нет России». Разве можно ли отрицать, что Россия существовала многие века до Путина и, я надеюсь, будет существовать многие века после него?

— Конечно, нельзя этого отрицать. Не вижу здесь вообще никакой почвы для сомнений. Слова Володина — эта метафора, которая очень точно отражает особенности текущего российского политического момента. Но даже самую точную метафору нельзя воспринимать буквально. К метафоре надо относиться как к метафоре — и никак иначе. Есть, например, знаменитое изречение великого немецкого военного стратега Карла фон Клаузевица: «Война — это продолжение политики иными средствами». Если расценивать это высказывание как метафору, то его невозможно не признать абсолютно блестящим. Но попробуйте воспринять это изречение буквально — вы сразу упретесь в логический тупик.

Точно так же дело обстоит и с высказыванием Володина. Перед интервью вы меня спрашивали: не следует ли из формулы Володина, что те, кому не нравится Путин, не имеют права считать себя «настоящими россиянами»? Нет, не вытекает. Володин занимается внутренней политикой. Он прекрасно знает, что в стране есть люди, которым не нравится Путин. Одна из его задач — работа с оппозицией. И он эту задачу решает, исходя из принципа: есть красная черта, через которую не может перейти ни один оппозиционер. Эта красная черта: я как оппозиционер служу своей стране или не служу? Немцов, которого я прекрасно знал долгие годы, был оппозиционером, служившим своей стране. Да, он много чего делал и заявлял. Он и на Украину ездил работать советником Ющенко, понимая, что тот бандеровец. Но он этой грани не переходил. А вот Каспаров, с моей точки зрения, эту грань перешел. И Ходорковский — тоже перешел.

— Вынужден все-таки повторить свой вопрос. Разве нельзя быть российским патриотом и при этом относиться к Путину резко негативно?

— Можно, наверное. Но знаете, в чем незадача? В том, что политика — это не супермаркет, в котором из сорока различных сортов сыра вы можете выбрать тот, который устраивает вас во всех нюансах и вкусовых ощущениях. Политика — это прежде всего жесткий и тяжелый выбор. Хочу напомнить вам полузабытый ныне эпизод мировой истории. Во время арабо-израильской войны 1967 года израильские танки стояли совсем недалеко от Каира и легко могли его взять: египетская армия разбежалась. Но тут один лидер великой страны — Леонид Брежнев — позвонил другому лидеру великой страны — президенту США Линдону Джонсону — и пригрозил поднять в воздух стратегическую авиацию. Что произошло после этого? Израильские танки вернулись в места своей дислокации.

Через несколько лет после описанных событий Египет, правда, сделал СССР ручкой и перешел на сторону США. Но в данном случае важно не это. Важно то, что раньше наша страна умела предъявлять миру свой национальный интерес. А вот у Горбачева и Ельцина силенок сделать это не хватало. Они были лидерами, которые довели страну до исторического поражения. В результате к нам стали относиться как к государству, которое можно ставить перед фактом. Главный смысл деятельности Путина — в том, что он меняет эту ситуацию: возвращает России принадлежащий ей по праву политический вес. Поэтому любите вы Путина или не любите — ваше право. Но помните, что сегодня именно Путин представляет на мировой арене российский национальный интерес. Помните — и делайте из этого свои выводы.

Главный смысл деятельности Путина — в том, что он меняет эту ситуацию: возвращает России принадлежащий ей по праву политический вес

— А вы уверены, что это именно Горбачев и Ельцин довели страну до исторического поражения? Разве им не пришлось расхлебывать то, что сотворили Брежнев и Черненко? Не развалилось ли многое в нашей стране еще до Горбачева?

— Отчасти я с вами соглашусь. А отчасти — нет. Разве это Брежнев заставил Шеварднадзе отдать в 1990 году американцам шельф Баренцева моря? Зачем Шеварднадзе его отдал? Когда Горбачеву пообещали, что НАТО ни на миллиметр не приблизится к нашим границам, — это обещание было нарушено чуть ли не на следующее утро. На месте Горбачева я бы встал и сказал: «Раз эта договоренность не исполнена, то обнуляются и все прочие договоренности». Почему Горбачев этого не сделал?

Мы вывели войска из Восточной Германии, побросав все, а Запад своих обещаний не выполнил. И мы ничего не смогли этому противопоставить. Настоящие политики так не поступают. Дело не только в том, что Горбачев и Ельцин располагали ограниченными ресурсами. Не менее важный фактор в политике — это психологический настрой. Горбачев и Ельцин психологически были настроены на поражение. Они не верили в свою страну и заразили этим своим неверием и собственное население, и весь остальной мир. Вы же помните, каким был настрой российского общества в позапрошлом десятилетии. Никто не верил в перспективы своей страны. Все ожидали: пройдет еще несколько лет — и России не станет, ее сожрут!

А раз в Россию не верили сами россияне, то как в нее могли верить иностранцы? О нас вытирали ноги все, включая Зимбабве — да простит меня эта великая страна, — потому что мы сами создали для этого все условия. Именно в силу той же самой причины восстановление международных позиций России идет сегодня столь болезненно. Когда ты твердо списываешь кого-то со счета, ты не сразу готов смириться с его возвращением. Вот что с нами и произошло. Нас списали со счета. И сейчас мы доказываем, что сделано это было зря.

— В политически активной части российского общества все больше сгущается атмосфера взаимной ненависти. Кто, с вашей точки зрения, в этом виноват?

— Я бы поспорил со словом «сейчас». В 2011–2012 годах я эту атмосферу ненависти чувствовал гораздо более отчетливо — и как человек, и как политик. На себе ее чувствовал, на своей собственной шкуре. Мы обсуждали эту тему в узком кругу. Мы говорили о том, что есть технологии Майдана, технологии физического устранения неугодных политиков. У меня был элемент страха — не за себя, конечно, а за свою семью и близких. Если вдруг начнется, то по ним этот каток не пройдет ли? К тому, что он пройдет по мне, я относился очень спокойно. Я политик, я толстокожий, я привык к этой жизни. У меня страх такой был. Сегодня у меня такого страха нет.

Борис был человеком, с которым у меня был нормальный открытый диалог. Что случилось? Почему его выбрали в качестве объекта ненависти, которая живет в каких-то людях? У меня нет объяснения

— У вас страха нет, а вот наш с вами общий друг Немцов уже мертв. Как быть с этим?

— Я даже не знаю, что сказать про историю Немцова. Мне ужасно жалко Бориса. Мы с ним общались совсем незадолго до его гибели, он ко мне приезжал и просил помочь ему решить одну проблему. Я ему помог, и у меня до сих пор сохранилась его SMS со словом «спасибо».

Борис был человеком, с которым у меня был нормальный открытый диалог. Что случилось? Почему его выбрали в качестве объекта ненависти, которая живет в каких-то людях? У меня нет объяснения. Огромное количество людей не переводит свое несогласие с кем-то в режим ненависти. Мало ли с кем я не согласен? Я в политике не согласен с очень большим количеством людей… Надо найти убийц и позаботиться, чтобы среди нас не нашлось еще таких же людей, одержимых ненавистью.

— Многие, включая Жанну Немцову, считают: это убийство указывает на то, что в России больше невозможно безопасно заниматься легальной оппозиционной деятельностью. Каков ваш комментарий?

— Я очень хорошо знал Бориса. И мне кажется, что Борис не подписался бы под этими словами. Борис занимался легальной оппозиционной деятельностью, был депутатом Ярославского законодательного собрания, писал книги, выступал публично, был участником огромного количества митингов. Я даже не воспринял всерьез его известные слова: «Мама, я боюсь, что меня убьют». Не думаю, что Борис всерьез думал, что с ним такое может произойти. Я преклоняюсь перед горем Жанны. Но я не думаю, что Борис согласился бы с ней как политик.

— Зачем переносить выборы в Думу с декабря на сентябрь? Не является ли это признаком того, что власть боится переноса реальной конкурентной выборной борьбы?

— Словосочетание «власть боится реальной конкурентной выборной борьбы» в нынешних политических условиях кажется мне абсолютно неуместным. Как власть может бояться выборов при таких рейтингах Путина? Что же до причины переноса выборов с декабря на сентябрь, то она вот в следующем. Абсолютно неправильно, когда прежний парламент принимает бюджет, отвечать за который приходится уже следующему думскому созыву. Для меня как парламентария с 18-летним стажем это была целая проблема. Предыдущий созыв Думы принимает бюджет. Приходит новая Дума и заявляет: нам этот бюджет не нравится. Мы хотим изменить в нем вот это и вот это. Правительство им отвечает: извините, федеральный закон о бюджете уже принят. И в рамках этого закона мы уже не можем ничего исправить! Нам приходилось ждать целый год, чтобы заявить правительству: иди сюда, ты теперь мимо нас так просто не проскочишь! Бюджет должен принимать тот, кто будет отвечать за его исполнение.

— Разве можно всерьез проводить предвыборную кампанию летом, когда все мысли людей посвящены только отпуску и отдыху?

— Я прошел через четыре кампании в думском одномандатном округе и через три списочные предвыборные кампании. И я не улавливал никакой разницы от того, в какое именно время года проводятся выборы. Если вы умеете проводить предвыборную кампанию, вы проведете ее зимой, летом, осенью, утром и даже ночью. А если не умеете, то вам, извините, ничего не поможет.

Борьба за прозрачные честные выборы — это, к сожалению, долгий мучительный процесс. Но страна идет по этому пути

— В вашу бытность в администрации вы обещали, что в стране будут исключительно честные и прозрачные выборы. Выборы в Балашихе, после которых наблюдателю пришлось удалить селезенку, — это и есть «прозрачные честные выборы»?

— Выборы, после которых наблюдатель лишается селезенки, по определению не могут быть честными и прозрачными. Борьба за прозрачные честные выборы — это, к сожалению, долгий мучительный процесс. Но страна идет по этому пути. Администрация Президента дает абсолютно жесткие установки: никого не снимать по надуманным предлогам, выборы — честные и прозрачные, никаких вбросов и фальсификаций. Если кто-то попадается, то выборы отменяются и проводятся по новой. Установка — жесткая, твердая, она никуда не девается. По факту нападения на наблюдателя в Балашихе проводится уголовное расследование. Если подтвердится связь этого инцидента с выборами, то уверен, будут приняты меры. Я сейчас не работаю в Администрации Президента. Но я в этом убежден на 100 процентов.

— Вам не кажется, что реальная предвыборная борьба в регионе заканчивается в момент, когда та или иная фигура назначается президентом на должность и. о. губернатора?

— В качестве начальника управления администрации я в ручном режиме вел предвыборную кампанию одного молодого кандидата в губернаторы. Он победил. Но перед этим мы встречались с ним каждую неделю, сидели и вносили изменения в его избирательную программу. Вносили, потому что видели, что избирательная кампания идет плохо. Кандидат, который выдвинулся ему в пику, имел шансы его «сделать».

Где-то кандидат настолько очевиден и понятен избирателю, что там вопросов не возникает. А как минимум в трех территориях избирательные кампании губернаторам пришлось из Москвы вести в ручном режиме. Были сомнения, что все будет хорошо. Три губернатора из числа предложенных президентом имели реальные шансы проиграть.

— Но не проиграли же.

— Не проиграли потому, что эксперты-политтехнологи активно включились в предвыборную кампанию и помогли официальному кандидату победить. Какая в этом червоточина? Выдвижению президентом кого-то в качестве и. о. губернатора предшествует очень серьезная процедура, самый настоящий кастинг, целая система проверок.

— Получается, что реальные выборы у нас — с одним избирателем, остальное — формальность?

— Выборы у нас всегда реальны. Можно совершить ошибку и на ровном месте проиграть. Хотя, конечно, президент всегда выдвигает кандидата, который должен победить. Ответьте мне на вопрос: зачем президенту выдвигать кандидата, который проиграет?

«Московский Комсомолец»

Фото: forbes.ru, izvestia.ru, photo.bigbo.ru, urixblog.com, progorodnn.ru, er.ru