Исповедь первохода: «В тюрьме все крутится вокруг статей — это начало всех бесед»
Колонка заключенного о том, чем живет казанский следственный изолятор
В первой колонке бывший обитатель казанского СИЗО-2 рассказал о том, как принимают в так называемом карантине новеньких, во второй — как кормят заключенных. Поскольку наш автор пишет, находясь в местах не столь отдаленных, произошла пауза, по независящим от редакции «Реального времени» причинам. На этот раз наш колумнист возвращается к первой части своего рассказа и продолжает его историей о том, как из карантина его перевели уже непосредственно в «хату», где он ждал своего приговора и наблюдал за внутренней жизнью изолятора.
«В тюрьме это называется «продол»
За время карантина меня успели сводить к врачу, собрали анализы, несколько раз взяли мои отпечатки пальцев, сфотографировали для личного дела. Там все единообразно, но за первые три дня я выспался, а за неделю, которую я там пробыл, прочитал пару книг.
Потом настал момент, когда называют мою фамилию и говорят: «С вещами на выход, готовься». И тут снова начинается апатия, ведь тебя бросают в неизвестность, а это всегда страх, и в голове только одна мысль: «Вот теперь я попаду к настоящим зэкам».
Заранее поясню, что на тюремном жаргоне СИЗО называют тюрьмой или централом, а исправительную колонию — лагерем. Я буду называть изолятор тюрьмой.
Из моей камеры меня стали поднимать на другой этаж, выше — в тюрьме это называется «продол». Перед выходом я немного запомнил какие хаты «красные», какие «черные» — наверняка я не знал, что это такое, но уже имел представление что «черные» живут дружно и есть какая-то справедливость, а вот у «красных» полный беспредел, да и к «красным» уводят всегда тех, кто сдал своего друга, написал заявление или кого-то посадил. Таких там просто не любят. У меня подобных проблем не было, так что в красках рассказать, как у них все происходит, я не могу, но скажу одно — тяжко им там приходится (так гласит тюремная «черная» легенда, как минимум у первоходов).
«На тюремном жаргоне СИЗО называют тюрьмой или централом, а исправительную колонию — лагерем. Я буду называть изолятор тюрьмой». Фото kazan-mitropolia.ru
И вот меня поднимают в хату, я с баулами и матрасом захожу в дверь и наблюдаю камеру примерно четыре на шесть метров, три двуярусные кровати и все в белых простынях. По середке стоял стол, все приварено, и в принципе от карантина отличалось только тем, что там был вентилятор, и жара стояла градусов под 40, так как помещение маленькое.
Я заметил, что только один мужчина сидел на дальней кровати (по тюремному — шконке). Первое, что он у меня спросил, это было: «По жизни все ровно?». Я честно говоря, не был никогда толком с этим связан, и это меня озадачило, в голове сразу построилась цепочка: я в тюрьме, вроде уже как-то «не все ровно». Но ответил я тогда буквально моментально: «Пока все ровно».
Тут сразу же сполз второй с верхней шконки (она называется «пальма») и спросил: «Как это, пока все ровно?!» На что я сказал: «Ровно, ровно».
Чуть позже у меня уточнили, сдавал ли я кого (писал заявление), был ли свидетелем, не гей ли, пострадал ли кто от меня. У меня с этих проблем не было и, как оказалось, все было ровно.
«В тюрьме все крутится вокруг статей — это начало всех бесед»
Они предупредили, что здесь все равно про тебя все узнают, и начали расспрашивать меня про мою статью, как и что происходило. В тюрьме все крутится вокруг статей — это начало всех бесед. Позже уже все переходит на мечты: как мы встретимся и что будем делать. Ведь там соседи становятся тебе будто родственниками — в маленькой камере ты находишься круглые сутки, и никто никуда не выходит. Существует прогулка на крыше здания, но это больше комната, где вместо крыши железная решетка. Да и на прогулку дается всего один час, а 23 часа ты находишься в камере, где невыносимая жара. Иногда вызывают еще на следствие или на суды — у кого что, но за месяц это в лучшем случае 1 день.
Позже мне сказали: «Смотри, спрашивай — все объясним и подскажем». Ближе к ужину все начали просыпаться, завели разговоры, рассказывали, что и как происходит, сказали, что существует «Воровской уклад», что я должен буду его прочитать и понять, так как этим мы будем жить, что они покажут мне «глобус» (карта тюрьмы, как происходит связь всех камер, «дорог») и объяснят, кто где сидит, да и вообще объяснят, что такое «дорога», и как там все происходит и двигается. А пока сказали, что у тебя три дня неприкосновенности: отдыхай, смотри, осваивайся.
«В тюрьме все крутится вокруг статей — это начало всех бесед. Позже уже все переходит на мечты: как мы встретимся и что будем делать. Ведь там соседи становятся тебе будто родственниками — в маленькой камере ты находишься круглые сутки, и никто никуда не выходит». Фото Александра Герасимова (evening-kazan.ru)
Ближе к вечеру, после вечерней проверки, они начали готовить. Я б никогда не подумал, что из обычного металлического кипятильника можно соорудить электрическую плитку, на которой можно готовить. Рыба, которую было невозможно есть, после жарки и специй становилась весьма съедобной, да и все остальное тоже. Тем более у нас всегда была куча лапши быстрого приготовления и картошки, которую стоило просто залить кипятком — это были тюремные деликатесы. Все остальные деликатесы относятся к сладкому. Его съедали обычно очень быстро и в огромных количествах. Ведь это тюрьма, сладкой жизни там очень не хватает.
«Все это напоминает школьные годы»
Вечером я стал свидетелем движения с «конями» (сплетенными веревками с носком на конце). Оказалось, что это приспособление делают сами заключенные, чтобы поддерживать связь между собой. Оно настраивается в течении минут десяти и позволяет общаться между собой всему изолятору. Вот это я понимаю, гармония и синхронизация! Настолько все отточено — каждый знает, что куда идет, куда и как все отправлять. Там даже есть куча хитрых способов как соединиться (по тюремному «словиться») между «хатами» на одном этаже, как «словиться» наискосок.
Когда вся тюрьма «словилась» между собой, меня попросили подойти к дыре в стене (через нее с нами общались соседи — там можно было разглядеть их глаза, как они ходят из стороны в сторону), и там оказался человек, который знал моих родных. Я про него не знал вообще ничего. Он мне сунул какой-то комок, завернутый в тряпку и сказал: «Только быстрее и не вылезай из-под кровати (дырка для общения с другими камерами называется «кабура», и находится обычно под кроватью что бы в глаза особо не бросалось)». Достаю из тряпки этот твердый комок, а это, оказывается, телефон и из него доносится голос моих родных! Вот такого поворота в тюрьме я точно не ожидал. Я поговорил, сказал, что у меня все хорошо, и что мне надо на первое время. Немного объяснил мою ситуацию, и отблагодарил за все сделанное за эти несколько дней. Чувства, конечно, переполняли в этот момент — в первую очередь за то, что было довольно многое сделано, ведь меня поймали и закрыли, не дав ни позвонить, ни сообщить кому-то об этом. То есть, по идее, если бы не мои друзья и родные, никто бы так и не узнал, где я и что со мной случилось, а тут аж знали в какой камере я сижу и куда меня перевели.
Я был, конечно, в шоке. Но это не единственное что меня шокировало в моей ситуации. Дальше я немного понаблюдал за всеми манипуляциями, за общением — все довольно интересно, если ты, конечно, не видишь это каждый день, а увидел впервые. Все же 21 век на дворе, а тут все передается в носках, на тросах, какие-то записочки. Чем-то все это напоминает школьные годы, когда ты через полкласса передаешь записку с каким-то не очень важным сообщением, только тут все куда сложнее и информация важнее, но суть такая же.
«Тогда я уже полностью убедился, что заключенные — обычные люди»
После общения с родными я просто пошел спать, так как от перенапряжения все же ощущал слабость. Тогда я уже полностью убедился, что заключенные — обычные люди, такие же, как я. Ничего страшного в них не было.
«XXI век на дворе, а тут все передается в носках, на тросах, какие-то записочки. Чем-то все это напоминает школьные годы, когда ты через полкласса передаешь записку с каким-то не очень важным сообщением, только тут все куда сложнее и информация важнее, но суть такая же». Фото Олега Тихонова
Кроме того, в тюрьме стараются собирать в камере подобных по статье. Если ты сидишь по наркотикам, то в «хате» с тобой будут такие же, только иногда могут подсадить мошенников и «крадунов». Насильники и разбойники сидят с убийцами. Я вообще не представляю, как они рассказывают свои истории, ведь каждый посягнул либо на жизнь человека, либо на личное пространство без воли другого. Хотя у нас соседняя камера была с убийцами – как оказалось, не такие уж они и страшные. Некоторые импульсивные только. Насильников я на дух не переношу, поэтому с ними особо не общался. Убийц тоже стараюсь обходить стороной, но бывают среди них и такие, кто в драке человека толкнул, а он не удачно упал, ударился головой и умер.
Я по своей сути больше пацифист, поэтому старался там об этом не думать, да и, слава богу, мне жизнь такие сюрпризы не приносила. У меня все как-то по глупости, да и похуже с моральной точки зрения. Хотя, с какой стороны посмотреть. Но одно я знаю точно — я и подобные мне все же виноваты, вот поэтому и сидим.
Продолжение следует…
Подписывайтесь на телеграм-канал, группу «ВКонтакте» и страницу в «Одноклассниках» «Реального времени». Ежедневные видео на Rutube, «Дзене» и Youtube.