Павел Пряжко: «Все, что я делаю, заканчивается на мониторе, дальше я ответственности за текст не несу»
В Казани состоялся творческий вечер известного белорусского драматурга
Парадоксальный Павел Пряжко. Его любят режиссеры, а он сам не любит театр. Встреча с автором пьес, который утверждает, что к ним неприменимо слово «литература», — почти уникальное событие. Она прошла 22 ноября в творческой лаборатории «Угол», модерировал разговор Дмитрий Волкострелов — руководитель «театра post». Подробнее в материале «Реального времени».
Творческая встреча с Павлом Пряжко сначала как будто не клеилась. Его коробили вопросы об истоках вдохновения. Ему как будто пришлось сделать над собой усилие, чтобы дать простой и непафосный ответ на просьбу рассказать историю прихода в драматургию: «Преподаватель сказал, что есть литературные конкурсы, куда можно направить свои работы и получить денежный приз. Зарабатывать как-то надо было, так я и стал писать».
Павел Пряжко родом из Минска, первый спектакль по его пьесе вышел в Театре.doc в 2007 году. Потом его ставил Михаил Угаров, и спектакль по пьесе «Жизнь удалась» получил специальный приз жюри театрального конкурса «Золотая маска» в 2010 году. А самый большой любитель драматургии Пряжко — петербургский режиссер, основатель «театра post» Дмитрий Волкострелов. Он поставил большинство произведений автора: спектакли «Запертая дверь», «Миссионеры», «Хозяин кофейни», «Солдат», «Злая девушка», «Я свободен», «Налетела грусть, боль незваная, вот она любовь, окаянная», «Поле», «Печальный хоккеист», «Три дня в аду» и другие.
У каждой пьесы Пряжко своя история.
— Мой сосед попал в ЛТП. А я знаю этого человека, знаю, что он не пьет больше, и почему-то он туда попадает. ЛТП — это лечебно-трудовой профилакторий. У вас же в России тоже такие есть? Нет? Ну будут. У меня появилась обида и возмущение, что человек несправедливо на полтора года вырван из жизни, хотя он уже старался интегрироваться в общество. Так появилась пьеса «Три дня в аду».
Есть история и у текста «Я свободен», фотопьесы–спектакля, который состоит из 535 фотографий.
— Мы с женой поехали на Браславские озера (на севере Беларуси, — прим. ред.), и я был впечатлен, потому что никогда не видел в Беларуси таких больших озер и так много замерзшей воды. День был хмурым, снега не было и не видно было горизонта. Мне показалось, что это море. Я подумал, что было бы здорово это сфотографировать.
В Казань Павел Пряжко приехал в рамках цикла мероприятий «Антитеатр», который проходит в лаборатории «Угол». Это его первый приезд в Казань. Да и в принципе, напоминали организаторы встречи, событие это почти уникальное: Пряжко крайне редко дает интервью и встречается со зрителем. Правда, его уже ждали в Казани летом, когда он должен был принять участие в театральной лаборатории «Свияжск АРТель» и работать в команде режиссера Дмитрия Волкострелова: сначала он хотел, а потом запереживал, что столько времени, сколько ему нужно для работы в Свияжске, у него нет. А халтурить не хотелось.
«Скажу честно: театр не люблю»
Удивительно, что столь любимый режиссерами драматург сам совсем не жалует театр.
— Честно, я не люблю театр. И не хожу туда. Все, что я видел, мне не очень нравится. Видел я немного, но этого было достаточно. Мне, конечно, не хочется сравнивать себя с великими людьми, но, скажем, Брессон в кино не ходил. «У меня свой путь», — вот как он говорил. У меня тоже свой путь, и он больше связан с текстом, чем с театром. Вот есть текст, который я делаю, а вот — театр. Я не обслуживаю театр, — говорит Пряжко.
Ему неинтересно и то, что происходит с его текстом в театре:
— Все, что я делаю, заканчивается на бумаге, на мониторе. Дальше я ответственности ни за что не несу. Я точно знаю, что это будет работать, но как именно — мне неизвестно. Я вижу говорящих людей в каком-то пространстве. Но таких мыслей, как «Это же как-то надо читать», «Это же как-то надо играть» не возникает. Это уж дело людей, которые с текстом потом работают.
По словам драматурга, то, что он пишет, нельзя называть «литературой». Это тексты.
— Не хочется кокетничать, но все-таки литература — это совсем другое.
Текст живет два года
Писать «литературу» Пряжко по его признанию, собирался, но потом к прозе остыл и даже перестал читать любимого Бунина. И продолжает писать пьесы. Текст он пишет как бы отстраненно: не допускает сопереживания героям, остается эмоционально непричастным, стремится передавать смысл, максимально точно описав его словами. Вот только срок жизни у этих слов очень короткий — всего два года.
— Потом тексты становятся неактуальны, потому что я очень привязан к речи. Речь меняется быстро, появляется новый сленг. Я не пишу из головы, больше слушаю, подслушиваю, потом записываю.
Так, Пряжко в течение полутора лет был свидетелем бесед племянника и его друзей, и эти разговоры легли в основу работы «Карина и дрон». Про Павла Пряжко говорят, что у него отличный слух на бытовую речь, он делает диалоги узнаваемыми, честными, непафосными. Но диктофоном для фиксации слов Пряжко не пользуется — слишком это грубое вмешательство в реальность, по его мнению. И даже записывает далеко не всегда. Он считает, что мат, с которым никогда не жадничает ни в устной, ни в письменной речи, уместен. И, хоть это и усложняет перевод текстов Пряжко на другие языки, его пьесы есть на немецком, финском и польском.
От мата драматург не собирается отказываться даже ради денег. А в вопросе денег Пряжко не кокетничает: денег заработать хочется.
— Важно, чтобы за текст платили. У меня нет другой возможности для заработка, — делится драматург. — Преподаватель на курсе мне говорил: «Пойми, эти слова должны произносить люди, а они этого делать не будут. Это гиблый номер». Но вот это меня тоже мало волнует. Будут произносить, не будут. Да, есть какая-то здесь непонятность: ведь если мат запрещен, а ты хочешь заработать денег, тогда почему ты используешь его? Но если я знаю точно, что в этой реплике слова должны сочетаться так, то я не буду думать о том, что мне это не принесет денег. Мне важно, чтобы текст получился таким, как я хочу. Важно не идти на компромисс с собой, важно не фальшивить.