«В Афганистане сложно загадывать наперед — все очень непредсказуемо»

«При талибах из страны бежало огромное количество музыкантов, многие были убиты»

— Диана, расскажите о своем казанском прошлом.

— Я родилась и выросла в Казани: окончила там музыкальную школу, получила диплом КГУКИ, поработала в обычной детской музыкальной школе — преподавала фортепиано. В общем, я жила в Казани вплоть до своего отъезда в Англию, а затем в Афганистан.

— А что за эпизод с Англией?

— Я увидела в интернете информацию о волонтерском проекте в этой стране и решила принять в нем участие. В мои обязанности входила организация концертов: я репетировала по несколько раз в неделю с музыкантами-любителями, мы разучивали произведения для хора, для пения соло (они пели, я аккомпанировала), также был один парень-пианист, с которым мы подготовили несколько произведений. И, конечно, большую часть произведений для фортепиано соло я играла сама. После этого я вернулась в Казань, нашла работу в Афганистане и с лета 2015 года живу здесь.

— Как и, главное, почему вы стали преподавателем в Национальном институте музыки в Афганистане?

— Нельзя сказать, что у меня была какая-то одна причина — моя мотивация многосоставная. Во-первых, эта вакансия поразила меня своей необычностью. На тот момент я читала блог одной девушки, которая работала здесь и описывала все происходящее, однако у меня не было ни одного реального знакомого, который хотя бы раз посетил эту страну и поделился со мной своими впечатлениями.

Масштаб дела, которое совершает наш директор Ахмад Сармаст (Ahmad Sarmast), очень серьезный — он взялся за восстановление системы, которая была полностью разрушена и забыта при талибах. В тот период из страны бежало огромное количество музыкантов, многие были убиты

Афганистан был для меня страной-загадкой. Страной, информацию о которой люди обычно узнавали только из новостей, когда там происходил теракт или нечто подобное. О том, как здесь происходят мирные процессы и чем здесь живет народ, мы практически ничего не знаем.

Меня также привлекла уникальность музыкальной школы. Масштаб дела, которое совершает наш директор Ахмад Сармаст (Ahmad Sarmast), очень серьезный — он взялся за восстановление системы, которая была полностью разрушена и забыта при талибах. В тот период из страны бежало огромное количество музыкантов, многие были убиты.

Дело в том, что при «Талибане» было запрещено играть или слушать музыку — это каралось очень серьезно. Единственный вид музыки, который присутствовал в те годы, — это напевы молитвы. Учитывая обстоятельства, это предложение привлекло меня своей уникальностью. У меня появилась возможность сделать свой вклад (пусть и небольшой) в историю воссоздания культуры в этой стране.

«Здесь я зарабатываю больше, чем обычный учитель в Казани, но...»

— По какой причине в тот период так относились к музыке? И в чем проявлялось подобное отношение?

— Я честно говоря, не знаю, почему отношение к музыке при талибах было именно таким, не углублялась в вопрос. Мне кажется, они таким образом трактуют Коран. Видимо, музыка связана с каким-то легкомысленным поведением, возможно, она уводит человека в сторону веселья и не дает ему сосредоточиться на мыслях о боге. Но это только мои догадки.

Что касается последствий, то повторюсь: музыкантов убивали, часть из них успели бежать в соседние страны — в Иран, Пакистан. Я также слышала о том, что тому, кто просто слушал радио, отрубали ухо. Вот таким образом в стране истреблялась музыкальная культура.

Наш директор и школа делают очень много для нашей защиты. Мы не ходим пешком по улицам, практически никуда не выходим – для безопасного перемещения у нас есть несколько служебных машин. В школе очень серьезная охрана

— Неужели вам совсем не было страшно отправляться в Афганистан?

— Когда я решила сюда поехать, я прислала в школу свое резюме, и после рассмотрения моей кандидатуры со мной организовали собеседование по «Скайпу». По ту сторону экрана собрались все иностранцы, которые работали там в то время: две девочки-американки, один парень из Колумбии и женщина из Великобритании. Я, конечно, тоже спрашивала их о том, насколько там безопасно ходить по улицам, и все в таком духе, на что мне отвечали: «Ну, конечно, ты должна понимать, что это военная зона и случиться может всякое. Но если соблюдать определенные правила безопасности, то, скорее всего, ничего не случится».

Вообще, наш директор и школа делают очень много для нашей защиты. Мы не ходим пешком по улицам, практически никуда не выходим — для безопасного перемещения у нас есть несколько служебных машин. В школе очень серьезная охрана. Так как все мы снимаем квартиры, школа нанимает специального человека, который предварительно проверяет наше потенциальное жилье — смотрит, внушает ли оно доверие и рекомендуется ли в него переезжать.

Если человек захочет пойти куда-нибудь в свое личное время, то никто не будет запрещать ему это напрямую, хотя это очень не рекомендуется. Если человек готов взять на себя эту ответственность, то он волен пойти куда пожелает. Плюс здесь есть специальное такси для иностранцев, где, по-моему, всего пять машин. Водители знают практически всех иностранцев в Кабуле и уже даже не спрашивают, куда ехать, — они знают все адреса и просто уточняют: «Домой?» Я сама в последнее время особо никуда не выезжаю, потому что постоянно что-то случается. Если честно, как-то не очень хочется рисковать.

— Если не секрет, зарплата достойная?

— Конечно, я бы не приехала сюда работать за «три копейки». Думаю, что никто бы не приехал. Здесь я зарабатываю больше, чем на позиции обычного школьного учителя в Казани, но надо понимать, что ехать сюда только ради денег — это… Понимаете, нужна какая-то идея, которая могла бы поддерживать тебя. Никакие деньги не стоят риска для жизни, а идея стоит. Конечно, все мы надеемся на лучшее и на то, что ничего не случится, но все же с идеей жить как-то проще.

Здесь я зарабатываю больше, чем на позиции обычного школьного учителя в Казани, но надо понимать, что ехать сюда только ради денег — это… Понимаете, нужна какая-то идея, которая могла бы поддерживать тебя. Никакие деньги не стоят риска для жизни, а идея стоит

«Есть целый район, который называется «микрорайон», — его построили русские, а сейчас там живут афганцы»

— По вашей оценке, насколько там востребовано образование по данному направлению?

— Довольно востребовано. У нас идет ежегодный набор в феврале-марте. Сразу оговорюсь, что здесь другой академический год — он начинается не в сентябре, а в конце марта. После того, как проходит Навруз, числа 24-го мы начинаем учебный год, который длится примерно до начала — середины декабря (в каждом году бывает по-разному).

Если посмотреть на нынешний 12-й или 11-й классы, то там будет буквально по 5—7 человек, а вот в 4-м или 5-м дети даже в один класс не вмещаются — приходится создавать «параллели». Так что в последние годы детей приходит все больше. Кстати, не могу не отметить, что прибавилось девочек.

С девочками здесь в плане образования вообще сложнее, чем с мальчиками. Некоторые семьи до сих пор считают, что девочке достаточно окончить всего шесть классов: потом ее просто забирают из школы, она начинает помогать матери, а лет в 17—18 выходит замуж.

— Как бы вы описали местную молодежь, с которой вам приходится работать?

— Надо учитывать, что в своей работе мы сталкиваемся с определенной прослойкой молодежи. Практически все ребята, которые учатся у нас, хорошо знают английский, они много путешествуют. На мой взгляд, их кругозор заметно шире, чем у среднестатистического подростка, который ходит в обычную афганскую школу. Эта прослойка не так широка: даже учитывая, что на потоке у нас учится по 30—40 детей, нельзя забывать о том, что на всю страну такая школа всего одна.

В Европе или в России, закончив рабочий день, ты можешь, к примеру, поехать домой и начать готовить ужин или отправиться в бар или на дискотеку, или в кино. То есть у вас будет выбор, которого здесь нет. Хотя при желании досуг можно разнообразить

— Диана, а что из себя представляет жизнь в Афганистане для приезжего из России (тем более для женщины) на бытовом уровне?

— Вообще, первое время любому иностранцу здесь будет довольно тяжело из-за замкнутого образа жизни. В Европе или в России, закончив рабочий день, ты можешь, к примеру, поехать домой и начать готовить ужин или отправиться в бар или на дискотеку, или в кино. То есть у вас будет выбор, которого здесь нет. Хотя при желании досуг можно разнообразить.

Не могу сказать, что я совсем никуда не выезжала за эти два с половиной года. Периодически выезжаем в различные рестораны, которые внутри выглядят очень приятно, но снаружи это глухая стена и массивные ворота с окошечком. Только пройдя несколько проверок, ты попадаешь в сам ресторан. Когда в мой второй день нахождения в Кабуле мои коллеги пригласили меня в один такой ресторан, я вообще не поняла сначала, куда мы попали, — мне казалось, что мы идем в какие-то подземелья.

Но это скорее исключение, нежели правило. Пока ты живешь здесь, ты постоянно слышишь о том, что с одним что-то случилось, с другим что-то произошло. И, конечно, после этого ты уже опасаешься куда-то выезжать.

— А вы замечали какое-то особое отношение к россиянам?

— Да, замечала. Многие помнят 80-е. Плюс мы оставили здесь свое наследие: бывает, проезжаешь мимо какого-то здания, а местные тебе говорят: «А вот эту фабрику русские построили». Тут есть целый район, который называется «микрорайон», — там стоят обычные пятиэтажные хрущевки, есть котельная — все это построили русские, а сейчас там живут афганцы.

Некоторые местные жители в свое время были направлены в Россию учиться, и сейчас они на разных уровнях говорят на русском языке. Я точно не замечала негатива. Когда я говорю, что я из России, на это реагируют или нейтрально, или очень положительно: «Вот тогда было лучше, а сейчас — непонятно что».

Некоторые местные жители в свое время были направлены в Россию учиться, и сейчас они на разных уровнях говорят на русском языке. Я точно не замечала негатива. Когда я говорю, что я из России, на это реагируют или нейтрально, или очень положительно

«Иногда мы даже не знаем о том, что в городе происходят взрывы»

— Как бы вы описали текущую обстановку в стране? Вы чувствуете себя в безопасности или каждый день как на иголках?

— За два с половиной года уже привыкаешь к происходящему здесь, потому что невозможно постоянно находиться в напряженном состоянии. Конечно, когда что-то случается, все начинают беспокоиться, собираться домой, но потом проходит пара дней, и все продолжают жить как прежде.

— Последнее событие, которое заставило вас задуматься: «А не пора ли паковать вещи»?

— Честно говоря, я уже не помню, когда было что-то подобное… Наверное, этим летом, когда произошла серия взрывов. Вообще, иногда мы даже и не знаем о том, что в городе происходят взрывы. Бывало, что я работаю в школе, учу детей, а тут мне пишут родные из Казани: «У тебя все нормально?» То есть они узнают информацию быстрее нас благодаря новостям. А мы и не в курсе, потому что это произошло в другой части города, а до интернета еще руки не дошли. Так что иногда это даже мимо нас проходит.

— Диана, как долго вы планируете жить в Афганистане? Или уже заприметили другую страну для переезда?

— У нас здесь следующая система: каждый иностранец, приезжающий сюда работать, подписывает годовой контракт, который можно продлить по взаимной договоренности. Я планирую оставаться здесь до окончания своего контракта, то есть до июня 2018 года, а дальше посмотрим. Всегда есть долгоиграющие планы: к примеру, если ученик талантлив, то тебе обязательно хочется свозить его на разные конкурсы, хорошо его подготовить. А с другой стороны, в Афганистане очень сложно загадывать о чем-то на несколько лет вперед, потому что все очень переменчиво и непредсказуемо.