Всеволод Чаплин: «Старообрядцы не могут не очаровать — думаю, очаровали они и Путина»

Новые единоверцы

Недавнее посещение президентом Путиным старообрядческого центра в Рогожской слободе на несколько дней привлекло к староверам внимание СМИ, спровоцировав разговоры о расширении перспектив этой религиозной общины — кстати, довольно массовой. Номинальных старообрядцев разных толков и согласий в стране насчитывается порядка миллиона, вне страны — еще четверть того. Активных членов старообрядческих общин вряд ли наберется больше нескольких десятков тысяч, но резервы роста, бесспорно, есть. Тем более что среди нынешних староверов, особенно в городах, как минимум треть относится не к потомственным членам этой общины, а к новообращенным. Среди старообрядческой интеллигенции таких, думаю, и вовсе большинство.

В Русской православной церкви также есть немало приходов, использующих «старый» обряд, — и появление их стало феноменом постсоветским, вовлекшим в себя почти исключительно городскую интеллигенцию. Да, единоверие — моление по дониконовскому обряду в «никонианской» церкви — существовало еще в XVIII-XIX веках, когда часть старообрядцев воссоединилась с господствующей церковью. Однако к последним годам советской власти оно почти полностью исчезло: помню, как в единственном на всю Москву единоверческом храме на той же Рогожке служили уже практически так, как и в остальных «никонианских» приходах.

«Старообрядцы не могут не очаровать — думаю, очаровали они и президента. Подобному очарованию на моих глазах поддавались и атеисты, и иудеи, и протестанты. Потому что строгость нравов и стойкость в вере всегда более притягательны, чем либеральный релятивизм». Фото kremlin.ru

Сегодняшние единоверцы — люди совершенно новые, которые лет двадцать—тридцать назад были обычными «никонианами», а то и вовсе атеистами либо агностиками. Например, в единоверие или даже в старообрядчество пришли многие сторонники известного философа Александра Дугина; по старому обряду молится и он сам — в единоверческом храме подмосковной Михайловской слободы. Пассионарная община московского храма святителя Николая на Берсеневке тоже использует дониконовский обряд и тоже не состоит из «потомственных староверов».

Чем старообрядцы очаровали Путина?

В чем же притягательная сила старого обряда и связанного с ним образа жизни? Неужели в «протесте», на который рассчитывает либеральная общественность, неожиданно проявившая интерес к «староверам»? Нет, и совершенно нет. Люди ищут как раз чего-то обратного легковесным протестам, особенно левого и либерального толка. Образ жизни старообрядцев — крайне строгий, исключающий блуд и вредные привычки, предполагающий ношение женщинами платка (даже дома), а мужчинами — бороды, отказ от технологических новшеств в храмах, а главное, убежденность в том, что Царства Божия могут достигнуть исключительно последователи истинной веры, даже если таковых на всю планету осталась пара тысяч или даже пара сотен человек.

Старообрядцы не могут не очаровать — думаю, очаровали они и президента. Подобному очарованию на моих глазах поддавались и атеисты, и иудеи, и протестанты. Потому что строгость нравов и стойкость в вере всегда более притягательны, чем либеральный релятивизм, на поверку почти всегда оказывающийся простым жизненным пофигизмом, по сути исключающим настоящую веру и настоящего Бога. Люди видят, что за кафтанами, четками-лестовками, знаменным пением и восковыми свечами в огромных паникадилах стоит нечто гораздо большее: убежденность и готовность «не прогибаться под изменчивый мир».

Поэтому либералы вряд ли могут рассчитывать на староверов как «упор» против Церкви большинства. Старообрядцы являются традиционалистами и государственниками. И при всем своем неприятии царской власти, которая гнала их два с половиной века, они никак не приветствуют власть глобальных центров, отождествляя их с предтечами антихриста. К тому же «староверы» хорошо помнят все связанные с собой исторические ошибки — например, тот факт, что большевики, финансово поддержанные их единоверцем Саввой Морозовым, вскоре начали их истреблять и истребили почти полностью.

«В общем, президент встречался ни с какой не с «тайной надеждой либералов», а с самой что ни на есть традиционалистской частью общества». Фото kremlin.ru

Не стоит рассчитывать на староверов и как на образец скромности по отношению к «обычным» православным иерархам. У ревнителей «древлего благочестия» просто долго не было денег. Сегодня же облачения и быт высшего духовенства у них тоже великолепны — как и должно быть в православной традиции, где лучшее всегда отдавали в храм и священнику. В одном старом здании на Преображенке, возвращенном старообрядцам, моленная соседствует с бизнес-офисами, светской телестудией и столовой — и ничего греховного в этом не усматривается (хотя раньше староверы принимать пищу рядом с иноверцами не могли, а использованную ими посуду выкидывали как «поганую»).

В общем, президент встречался ни с какой не с «тайной надеждой либералов», а с самой что ни на есть традиционалистской частью общества. Один из главных старообрядческих интеллектуалов — Александр Антонов, после встречи даже пояснил: «Наша церковь всегда молилась за царскую власть, и даже за власть в советское время. Не за коммунистические и атеистические идеи, а просто за сам принцип власти. Господь дал власть, чтобы сохранить в мире устойчивость и порядок, иначе все рассыплется».

Обратив внимание на подарок главы государства — дониконовское издание жития святителя Николая, консервативный публицист Владимир Семенко даже пишет: «В ответ на экуменическую пропаганду, откровенно привлекающую великого святителя и чудотворца себе в союзники, президент подчеркивает свое уважение к самому типичному ревнителю в истории Русской церкви (протопопу Аввакуму, — прим. авт.) и недвусмысленно демонстрирует, что почитание святителя Николая (а его на Руси почитают, пожалуй, более всех святых) никак не является исключительной прерогативой экуменистов и церковных реформаторов».

«Признать поспешными и резкими реформы патриарха Никона»

В Московском патриархате давно замечают, что в единоверие, а то и непосредственно в старообрядчество уходят далеко не худшие люди. Замечают — и не препятствуют расширению в «обычных» православных приходах практики знаменного пения и даже применения древнего устава во всей полноте — тем более что Поместный собор 1971 года признал этот обряд равным нынешнему. Иногда высказываются довольно свежие мысли насчет большей степени церковного признания старообрядчества. Так, православный общественный деятель Леонид Севастьянов, выходец из староверческой среды, считает, что Московский патриархат должен признать Русскую православную старообрядческую церковь (РПСЦ) «своей частью, даже если между ними нет канонического общения. Просто надо это констатировать и выстраивать не традиционную форму канонического общения, а искать новые формы». Впрочем, в отношении некоторых других старообрядческих согласий энтузиазма меньше.

«Для того, чтобы завоевать симпатию староверов, можно было бы сделать и более решительные шаги — например, не отказываясь от «нового обряда», признать поспешными и чересчур резкими литургические реформы патриарха Никона, а также отказаться на будущее от любых подобных реформ». Фото augustborg.ru (Портрет патриарха Никона с братией Вознесенского монастыря, начало 1660-х)

Так, Русская древлеправославная церковь не особо приветствуется в силу того, что ее глава именует себя патриархом (глава РПСЦ митрополит Корнилий, напротив, не носит своего белого клобука, похожего на «патриарший», во время государственных приемов, где бывает патриарх Кирилл). «Беспоповцы» же, почти не имеющие церковных таинств (а без них, по православному учению, невозможно спасение), вряд ли могут считаться частью истинной Церкви.

Как бы то ни было, для того, чтобы завоевать симпатию староверов, можно было бы сделать и более решительные шаги — например, не отказываясь от «нового обряда», признать поспешными и чересчур резкими литургические реформы патриарха Никона, а также отказаться на будущее от любых подобных реформ, оснований для которых в православной вере нет по определению (не считать же таковыми желание полуверующих критиков все упростить и осовременить, «чтобы понравиться современному человеку»)…

Проблема, правда, в том, что сами старообрядцы не стремятся объединиться с кем бы то ни было. Не занимаются они и миссионерством — достаточно тех, кто сам приходит, в основном из «никонианской» церкви. Причем таких людей не сразу-то и берут. Даже среди самих согласий и толков, извините за банальный каламбур, «согласья нет».

Максимум, что мы, вероятно, сможем увидеть при нашей жизни — это некий общестарообрядческий координационный орган по вопросам связей с государством, общественной и культурной работы. Возможно, он появится после намеченного на 2018 год Всемирного старообрядческого форума. Но сколь бы успешным этот форум ни был, староверы наверняка окажутся верными себе — богословские расхождения и идея верности единственной правде для них гораздо важнее практической пользы и формальных взаимосвязей даже внутри старообрядческого мира.