«Этот трек с такой женской энергетикой, что даже когда мы поем а капелла, всех прошибает»

«В лучших традициях шамана меня накачали волшебным зельем»

— За первые четыре дня ваш клип «Vaya» на YouTube посмотрело более 200 тыс. человек. Вас это не удивило?

— Никогда ничего не бывает просто так. У нас крутая песня — традиционная народная эрзянская композиция.

«Vaya» — это сокращенное от возгласа, который был присущ свадебным песням. Этот трек с такой женской энергетикой, что даже когда мы поем а капелла, всех прошибает. Прекрасная аранжировка саундпродюсера Владимира Осинского, который чувствует народную песню, не искажает, усиливает мощь песни.

— Как проходили съемки?

— Клип снял Максим Быканов — он говорит, что влюбился в эту песню. Первый съемочный день проходил на каком-то заброшенном заводе в Москве в сентябре 2016 года, было +10 градусов. Руки-ноги порезала о площадку, плохо расчистили. Чтобы показать воздух, на меня сыпали цемент, мне и нашей барабанщице стало плохо от этого. Второй съемочный день — 3 градуса тепла. Часа два снимали на ветру, а потом я полезла в воду. Меня отговаривали, но это ключевой момент в клипе. В лучших традициях шамана меня накачали волшебным зельем — 400 граммов водки плюс чай горячий.

«С племянниом Эрика Клептона мы сняли второй клип на его песню «Tear of butterfly»

На презентацию клипа 15 апреля приехала группа Deep Forest, номинанты Grammy, с которой OYME сотрудничает. Один из ее основателей Эрик Муке сказал, что сделает концертный вариант и поддержит эту песню. У нас есть общая композиция с Deep Forest «Oyme Song», в основе которой мокшанская песня об устройстве мира. У OYME есть два направления — этнография и world music, когда мы уже народную песню миксуем с современными стилями.

— Опишите процесс создания композиции.

— В основе всегда лежит народная песня, потом мы добавляем что-то авторское. Сейчас у нас появилась новая композиция «Карелия». Она на русском и на эрзянском языках. Песня будет чисто авторская, но этнический стиль сохранится. Мы делаем различные коллаборации. Например, с Виллом Джонсоном — это племянник Эрика Клептона. Мы сняли второй клип вместе с ним на его песню «Tear of butterfly». Пока готов черновой монтаж. Песня на английском языке, его музыка в стиле Rhythm & Blues, а с нашей стороны этника. Мы добавили национального колорита, но ему все очень понравилось, его слушатели в Великобритании тоже поддержали. В будущем мы хотим затронуть белорусский фольклор.

«Со мной работали над произношением — эрзянский легче, чем мокшанский, ближе к русскому, но все же»

— Как появилась группа? Расскажите о музыкантах коллектива, на каких инструментах играют? Все участники живут в Мордовии?

— Днем рождения OYME можно считать наше первое выступление на фестивале «Дикая мята» в 2011 году. У нас традиционное женское эрзянско-мокшанское многоголосье, поэтому четыре вокалистки, а также есть девочки, которые раньше выступали в составе, а сейчас в какие-то моменты приходят на замену. Основной состав это Ксения Зобанова, Лариса Зыбкина, Анастасия Косова (пришла из наших фанов петь в группу), скрипач Владислав Осколков, Елена Барскова (играет на барабанах).

«Когда думали, как назвать, понимали, что название должно быть на эрзянском и емко звучать на русском. Я услышала это слово и поняла, что это именно то, что нужно». Фото Александра Федорова

Почти весь состав — это этномузыкологи. У вокального состава корни из Мордовии, три из четырех вокалисток живут в Москве. Жизнь сложилась так, что мы познакомились. Я ранее закончила эстрадно-джазовый факультет Гнесинки, а мою дипломную работу в Петрозаводской консерватории мы отправились защищать обновленным составом OYME.

— OYME, в переводе с эрзянского означает «душа». Были ли какие-то другие варианты?

— Когда думали, как назвать, понимали, что название должно быть на эрзянском и емко звучать на русском. Я услышала это слово и поняла, что это именно то, что нужно.

— Как вы пришли к этнической музыке?

— В 11 лет, когда жила в Саранске, я начала сочинять свои песни, а в 13 познакомилась с фольклористом Владимиром Ивановичем Ромашкиным. Однажды он предложил мне попробовать петь на своем языке. Да ну, говорила, мой родной язык русский! Через какое-то время мы стали делать аранжировки для моих попсовых песен, и Владимир Иванович предложил перевести мои песни на эрзянский язык. И тут я согласилась. Со мной работали над произношением — эрзянский легче, чем мокшанский, ближе к русскому, но все же. Так я стала петь свои песни на эрзянском — через какую-то мне приемлемую форму приходить к родной культуре и языку.

Попав на студию Осинского (я работала звукорежиссером), я показала там музыку прекрасного коллектива Toorama, основателем которого является Владимир Ромашкин. Когда я начала учиться в Петрозаводской консерватории, мне надоело петь попсу. Володя Осинский предложил мне петь народные песни, я и решила, что нам нужно сделать этнический проект, где в основе будут эрзянские и мокшанские песни плюс электроника.

«Мы очень редко бываем в Мордовии с концертами, но часто выезжаем туда с экспедициями»

— Как в Мордовии обстоит дело с развитием национальной культуры? Интерес к ней чувствуется? Люди не забывают язык?

— Я не живу в Мордовии, поэтому не имею объективной точки зрения и права давать оценку. Кстати, мы очень редко там бываем с концертами, но часто выезжаем в Мордовию с экспедициями. Это светлый момент, когда ты общаешься с бабушками, местными жительницами! Мы собираем фольклор и эрзя, и мокши, а потом на нашем сайте рассказываем про деревенские музыкальные коллективы. Там огромный раздел «Экспедиция» — медленно, но заполняется.

Инструментальная народная музыка в Мордовии в деревнях не сохранилась, не сохранились и мастера тоже. Инструментальная музыка есть только во вторичных коллективах — молодые люди в городе образуют свои ансамбли, реконструируют инструменты и создают музыку. Вот мы приезжаем, многоканально записываем песни, музыку в деревнях в ходе экспедиций. Сейчас у нас в составе я как водитель и как звукорежиссер, фотограф, видеооператор (либо берем с собой, либо ищем на месте), еще журналисты иногда едут. Эти экспедиции не коммерческие

— Современные мокши смогут понять эрзя?

— Не всегда. Там язык, грубо говоря, на 70 процентов похож, на 30 процентов — нет. У мокши своя фонетика, звуки прибавляются, разное количество падежей. В Мордовии пытались сделать один общий язык, но настолько велика разница, что невозможно искусственно сложить их в один. Если мокши больше сосредоточены на территории Мордовии, то эрзя живут в Саратовской, Самарской, Нижегородской, Ульяновской, Пензенской, Оренбургской областях. Вы знаете, что в Татарстане живет этническая группа, говорят, что корни у них мокшанские — каратаевская мордва. Их музыка напоминает что-то из татарской народной культуры.

Меня интересуют не только музыкальные вопросы, но и языковые тоже. В Татарстане есть такая традиция до трех лет учить ребенка татарскому языку, это очень правильно. Именно в этом возрасте закладываются языковые способности. Если ребенок знает родной язык, он выучит русский, а потом с удовольствием английский, ведь у него развиты способности. Я слышала эрзянскую речь, корни из чисто эрзянского села, но родилась она уже в городе. Позднее начала изучать эрзянский язык, но это происходило намного сложнее. Кстати мордва — это экзоэтноним, эрзя и мокши так раньше себя не называли. То есть так другие прозвали эрзя и мокши.

«Это светлый момент, когда ты общаешься с бабушками, местными жительницами! Мы собираем фольклор и эрзя, и мокши, а потом на нашем сайте рассказываем про деревенские музыкальные коллективы». Фото oyme.ru

«Народную этническую музыку у нас в основном воспринимают как советский лубок, но в ней совершенно другая гармония»

— Нет мыслей развивать не только музыку своего народа, но помогать в становлении этно-музыки финно-угорских народов, организуя, например, фестиваль?

— Есть идея фестиваля. У нас расписан проект, сделана презентация. Я показывала этот проект в финском посольстве. Они заинтересовались, но этим нужно заниматься, все лежит на мне одной (у группы нет менеджера), а для этого нет времени. Могу сказать, что народную этническую музыку у нас в основном воспринимают как советский лубок, когда все поют одним звуком, одни и те же песни. В народной музыке совершенно другая гармония, другие лады, к ней должен быть другой подход, другое мышление, там все в культурных кодах.

Для того, чтобы представить финно-угорскую музыку на мировом рынке, нужно сделать очень крутой продукт, без претензий к технической составляющей — хорошие клипы, треки, а не видео с телефона и демо-записи. Развитие будет происходить, если фино-угорским музыкантам будут прививать вкус к крутому продукту, для этого нужно учиться, организовывать мастер-классы.

— Как коротко можно охарактеризовать мордовскую музыку? Каких исполнителей национальной мордовской музыки вы выделяете? Что-то из российской этники нравится?

— Мордовской музыке присуще многоголосье, как правило, это женский вокал, хотя раньше и мужчины пели, а также мощь. Я уже называла Toorama — это более традиционная музыка, «Морденс» — уходят в рок с элементами джаза. Это группы совершенно непохожие друг на друга, которые могут петь народные песни. Из российской — Инна Желанная, группа «Волга» из Москвы, в Марий Эл хорошо развивается национальная поп-музыка. Из артистов мирового уровня это Deep Forest, Мари Бойне, мой любимый исполнитель Sting тоже использует этнические элементы.

— Если бы Евровидение переформатировали, и каждая страна выставляла участника, представляющего свою культуру, поющего на своем языке, конкурс стал бы популярнее?

— Стал бы. В этот формат нужно влить живую кровь, его обновить. Мировые настроения даже располагают к этому.

«У нас нет государственной поддержки, у нас не поп-музыка. Опять скажу: у нас нет менеджера — очень людей отпугивает слово фольклор. Кроме того, у нас нет достаточного обеспечения, а доверить коллектив кому угодно я не могу». Фото Валерия Лартыпова

«Когда мне задают вопрос: «Почему вас Мордовия не обеспечивает?», я не понимаю, с какой стати она должна нас обеспечивать?»

— Как часто даете живые концерты?

— Наш концерт — это не так, что зрители отдельно, а мы отдельно. Мы как на нормальной свадьбе, где не два рода, а целая деревня участвует. Зрители делают концерт вместе с нами.

Прошлый год был годом выездов за рубеж. О нас узнали в Финляндии, Эстонии, Венгрии. 24 мая мы выступаем в Санкт-Петербурге на фестивале «Этно-фьюжн». Мы сейчас делаем один трек с народным оркестром. Раньше у нас были летние фестивали, но теперь больше весна-осень. Я этим занимаюсь и не успеваю рассылать заявки и общаться с организаторами. У нас нет государственной поддержки, у нас не поп-музыка. Опять скажу: у нас нет менеджера — очень людей отпугивает слово фольклор. Кроме того, у нас нет достаточного обеспечения, а доверить коллектив кому угодно я не могу.

Когда мне задают вопрос: «Почему вас Мордовия не обеспечивает?», я не понимаю, с какой стати она должна нас обеспечивать? Мы независимая группа, государственным коллективом и ничьими протеже не являемся. На закрытой презентации у нас было шесть бутылок мордовской водки и все. У спонсоров какая логика: мы сегодня немного вложим деньги, а завтра должны получить пусть на одну копейку, но больше. К такому проекту, как у нас, рассчитанному не только на Россию, нужен перспективный подход.