«Путин прислушался к Белоусову, который рекомендовал ему стратегию «Столыпинского клуба»

Эволюционная экономика — это работающая модель

— Владимир Иванович, вы являетесь одним из ведущих специалистов в России по эволюционной экономике. Но эта наука стоит особняком от общего экономического мейнстрима, включающего в себя модели DSGE (динамического статистического общего равновесия), учет ожиданий и разрыва объема производства, таргетирование инфляции и т.д. Эволюционная экономика очень отличается от подобного мейнстрима, потерпевшего полное поражение в глобальный экономический кризис 2008-2009 годов. Является ли для нас модель эволюционной экономики тем самым правильным направлением в экономической науке?

— Вообще-то каждый специалист старается хвалить область своего исследования. Лично я могу сказать некоторые комплименты в пользу эволюционной экономической теории. Она позволяет увидеть процессы, которые реально существуют в мире. Она интересна тем, что ее допущения не являются искусственными. В ней есть, конечно, некоторое упрощение действительности, но нет какого-то особого надуманного мира, который присутствует в моделях DSGE. Уже сам этот факт говорит о том, что у направления «эволюционная экономика» есть перспективы.

Например, термин «технологический уклад», который ввел Сергей Глазьев, прочно вошел в оборот и все понимают, что это такое. Должна происходить смена укладов, и будущее нашей страны зависит от того, сможем ли мы преодолеть инвестиционную и инновационную паузу и выйти на шестой технологический уклад, потому что развитые страны уже выходят на шестой технологический уклад, а мы отстаем. С этой точки зрения, мы можем смотреть на ситуацию в стране и видеть очень плохую картину с низкими темпами роста, с малыми инвестициями в основной капитал. А без этого мечтать нельзя о выходе на шестой уклад. Но это одна сторона дела. То, чем я занимаюсь, это попытка создания инструмента, с помощью которого можно пытаться анализировать процессы, происходящие в денежно-кредитной сфере, в инвестиционной деятельности и т. д. Это очень важно. Ведь модели ортодоксального мейнстрима, вроде того же самого DSGE, они строятся на том, что если ты ее не откалибруешь, не настроишь на определенные параметры, то она ничего хорошего не покажет. Там очень много допущений, и, что главное, допущения эти искусственные. А у нас, в моделях эволюционной экономики, если мы применяем допущения, то мы несколько упрощаем действительность, но не подменяем реальные процессы искусственными.

Мы все знаем, что деньги обращаются, крутятся, мы научились считать скорость оборота денег, подсчитывать спрос на деньги. Но мы не видим те самые маршруты, по которым движутся деньги

— То есть ваши модели, они похожи на макроэкономическую модель Харрода—Домара, в которой жестко задавались определенные пропорции, необходимые для долгосрочного экономического роста?

— Да, ведь все-таки это была более физичная модель, она была понятна людям, и хотя грубо работала, но давала результаты.

— И эволюционная экономика, получается, новое переосмысление этих рабочих моделей, с включением новых дополнительных факторов?

— Да, здесь есть целый механизм, который удалось увидеть, когда мы нашли тот самый переключающийся режим производства, т. е. способность инвестиционной сферы периодически работать то на себя, то на производство. И когда мы построили такую модель, то оказалось, что она обнаружила маршруты, по которым движутся наличные и безналичные деньги в экономике. Мы все знаем, что деньги обращаются, крутятся, мы научились считать скорость оборота денег, подсчитывать спрос на деньги. Но мы не видим те самые маршруты, по которым движутся деньги. Здесь мы подобны медикам, подобны британцу Уильяму Гарвею, который 400 лет назад обнаружил кровообращение в организме человека. Раньше ведь думали, что кровь создается где-то в районе печени, она рассасывается по организму и остается там, а печень создает новые порции крови. А Гарвей доказал, что кровь, на самом деле, крутится по двум системам сосудов (артериальная и венозная кровь). Нам удалось увидеть аналогичный механизм движения денег по наиболее крупным магистральным потокам в экономике. И мы математически замоделировали этот механизм. В результате заработала модель, основанная на реалистичной абстракции, которая не была видна, пока мы не обнаружили тот самый переключающийся режим. А теперь мы можем исследовать американскую экономику, экономику СССР. Недавно решили одну задачу по текущей денежно-кредитной политике. Статья про решение этой задачи под названием «Денежные механизмы и модель переключающегося режима воспроизводства» опубликована в свежем сентябрьском номере журнала «Вопросы экономики», там помимо меня еще три автора — Андрюшин, Малков, Рубинштейн.

Эволюционная экономическая теория позволяет увидеть процессы, которые реально существуют в мире. Она интересна тем, что ее допущения не являются искусственными

Как правильно смягчить денежно-кредитную политику

— Кстати, к вопросу о текущей кредитно-денежной политике. Сейчас многие говорят, что глава Центрального банка РФ Эльвира Набиуллина справилась с очень сильным шоком в виде трехкратного падения цен на нефть, которого не было со времен падения СССР. Тогда, как известно, сильное падение нефтяных цен, как писал в своей книге «Гибель империи» Егор Гайдар, сломало Советский Союз. И вот такой же по силе шок произошел недавно, но тем не менее экономика выстояла, удалось обуздать инфляцию, в августе, например, она вообще была нулевая. Так вот, адекватна ли эта сверхжесткая политика Центрального банка современным реалиям? Ведь кредитование практически остановилось, значимого прироста там нет, хотя денег у банков хватает и они тащат их на депозиты в Центральный банк.

— В вашем вопросе уже есть определенные ответы. Действительно, банкиры несут деньги в Центральный банк, у нас даже наблюдается профицит ликвидности. Все потому, что проценты по депозитам достаточно высокие. А если начинаешь кредитовать реальный сектор, то, во-первых, надо ориентироваться на ключевую ставку Центрального банка России. А ключевая ставка довольно высокая, плюс надо делать на нее дополнительную накидку, отражающую рискованность кредитования реального сектора. Получается минимум 16%, и это самое лучшее предложение. На деле проценты еще выше. И при этом еще идет давление со стороны Центрального банка, считающего кредитование реального сектора довольно рискованным занятием. Под эти кредиты необходимо резервировать большие деньги.

В итоге, банкам кредитовать реальный сектор невыгодно, ведь приходится отвлекать в резервы, например, по 50% от выдаваемых сумм. Получается, что лучше под 10—11% положить деньги на депозит в Центральный банк, что гораздо надежнее. Поэтому я считаю, что на сегодняшний день необходимо Центральному банку прислушаться к другим альтернативным точкам зрения, как Путин прислушался к Белоусову, который рекомендовал ему стратегию «Столыпинского клуба», направленную на смягчение денежно-кредитной политики. В статье в «Вопросах экономики» мы не поддерживаем ни тех, ни других. Ни Кудрина, ни Глазьева с Титовым — мы просто показываем, как должен был бы себя повести Центральный банк в случае смягчения денежно-кредитной политики, чтобы состоялось то самое переключение на кредитование (инвестирование) реального сектора экономики. И тут полезной оказывается наша модель – это та теоретическая конструкция, которая вдруг начинает стрелять.