Гаяз Исхаки встречает Новый год

Бюрократия и пресса

22 декабря Исхаки оценивает уровень местной бюрократии: «На пароходе было видно что они, офицеры, не могут организовывать здесь, видно, что управленцы тоже не могут управиться с аппаратом. Поэтому их правительственный аппарат работает из-за чрезмерного количества народа, из-за того, что ради создания государства они готовы на разнообразные жертвы».

23 декабря Исхаки обсуждает статью из газеты Pravalidu, перепечатки из британской Daily Chronical Гарольда (Васильевича) Вильямса, журналиста, лингвиста, разведчика, говорившего на 58 языках, активно работавшего в качестве собкорра в России, прожив там 14 лет. Кстати, в 2007 году вышла его биография.

Он пишет, что волжские татары, объединяя исламский мир, важны для большевиков, которые через них попытаются ввести новые порядки через Туркестан и Иран в Индию. И в успех их можно верить, потому что татары — самые передовые среди тюркских народов, у них много ученых, у них крепкое национальное самосознание. Большевики, пообещав выполнить все их требования, их используют.

«У этой статьи очень верный смысл, но многое не досказано, — пишет Исхаки. — Наше движение против большевиков оставлено в тумане, чтобы раскрыть это, собираемся писать одну статью».

24 декабря Исхаки продолжает изучать прессу. На этот раз тема — общение Эдварда Бенеша, министра иностранных дел Чехословакии, после возвращения из Парижа с журналистами, где он сообщил, что Антанты больше нет: «Нет международной силы, которая управляет политикой. Каждая страна, каждое государство предоставлено своей воле, может опираться на свои силы», — пересказывает Исхаки его речь.

Рождество

25 декабря — Рождество: «Улицы наполнены людьми. Каждый оделся для себя по-новому. На улице шум и гам. Из церкви идет поток людей. Но нет, как у нас, безостановочного колокольного звона, на улицах вообще нет пьяных. Все магазины, организации — все закрыто, но столовые, гостиницы, кофейни, бары — все открыто. На улице и днем, и ночью — толпы людей. В театры, кино нет билетов. Но беспорядков не замечается».

26 декабря Исхаки идет в театр: «Пьеса нехороша, а игра еще хуже». Вечером они с Туктаровым идут в кофейню, которая оказывается концертный залом, за вход берут крону, сажают всех очень тесно. Пока на сцене выступают артисты, играет оркестр, зрители пьют пиво, вино, кофе, квас. «Особенно их насмешил некрасивый мужчина, который оказался женщиной: мужчина, который был очень худым». Гости приходят семьями: отцы-матери, дочери-сыновья, дети. От 6—7 лет до 50—60 лет.

«Мы, зайдя, чувствовали себя неловко, лишними, постепенно, познакомившись с соседями, объединились, вместе смеялись. Большинство народа — рабочие: жены рабочих, дочери, рабочие парни. Они все из-за праздника собрались здесь, здесь пьют пиво, вино, здесь поют, танцуют. Хотя много пьяных, беспорядков нет».

«Вместо приглашения домой, походов в гости установилась традиция кофеен. Семейная жизнь занимает небольшое место: это место, где дом, где у человека спальня. Как то, что из семейной жизни игравшие в ней большую роль дружеские встречи, встречи с родными, посиделки, разговоры о делах, советы переместились в кофейни, повлияет на семейственность, воспитание, неясно».

«То, что семейная жизнь осталось в состоянии sleepingkar (Исхаки употребляет английской слово в значении «сна»), безусловно, портит ту роль, которую семья играла раньше — как символа семьи, управления народом», — делает выводы Исхаки.

27 декабря он заболел — горло. Но 28-го идет в оперу: «Увидев театр, вспомнил, что у нас-то театра нет». 29 декабря он уже на концерте классической музыки. При этом болезнь не проходит.

Новый, 1920-й

Тем не менее Исхаки решается отпраздновать Новый год, русские друзья забронировали для них стол: «Яблоку негде упасть. За каждым столом — несколько семей, множество женщин. Но все — с семьями: жена, муж, братья, родственники. Все пьют вино, все смеются, играют. Когда начинается музыка, половина подпевает, женщины тоже поют. Игры, смех — все в рамках приличия, нет никаких беспорядков. Нет легкомысленных женщин. Хоть одеты они аккуратно, среди 300—400 женщин нет ни одной, которая, как в России, одела бы какой-то сногсшибательный туалет, все среднее. В 12 свет гаснет. Все целуются с соседними женщинами, кричат, смеются, шум. Снова загорается свет. За одним столом мужчины сильно целуют своих дам, жен друзей, родственников, а дамы притворяются, чтобы против, но также страстно целуются. Люди сильно пьянеют. Крики, музыка все сильнее. Поскольку за нашим столом нет женщины, наши соседи обращают на нас внимание».

«19-й год был противным. Пусть 20-й будет счастливым. Чтобы пошли дела, чтобы можно выполнить свою национальную миссию, вернуться в наш мир, приступить к работе».