Гаяз Исхаки общается с эсерами и посещает пражскую баню

Брушвит и другие представители Комуча

5 декабря Исхаки выясняет, что даже в европейской гостинице ему не достичь желаемого комфорта. Потому что с углем и здесь есть напряженность, так что горячую ванну можно принять два раза в неделю. Но не сегодня. Да и вещи из багажа не принесены. Кое-как умывшись, Исхаки и Туктаров отправляют в город, конечно же, менять деньги!

На этот раз выясняется, что в Праге не ценятся керенки, а царских денег на руках нет. Вернувшись с ними, товарищи обнаруживают, что банк закрыт.

Новый чешский знакомый выдает им адреса членов Учредительного собрания, представительного органа в России на рубеже 1917—1918 годов, которое назвало Россию федеративной демократической республикой, а потом было распущено 6 января 1918 года ВЦИК.

Это Иван Михайлович Брушвит, министр финансов в правительстве Комуча (Комитет членов Всероссийского Учредительного собрания, возникший после его формального роспуска со стороны большевиков, чья власть во время Гражданской войны распространялась в Среднем Поволжье, Прикамье и на Южном Урале).

Брушвит — латыш, в студенческие годы задерживался за антиправительственные листовки участие в демонстрации в поддержку Льва Толстого, в 1918-м сидел в тюрьме, уехал в Европу c чехословацким легионом.

Участвовал в совещаниях членов Учредительного собрания 1921 года в Париже, занимался созданием Русского заграничного исторического архива в Праге и руководил местным Российским Земско-городским комитетом помощи российским гражданам за границей. В 1945-м его депортировали в СССР, где он, тяжело больной, был приговорен к пяти годам заключения и умер в 1946-м в больнице Владимирского централа,

Второй — Прокопий Диомидович Климушкин, в 1907-м получивший 12 лет каторги и освобожденный во время Февральской революции, руководитель ведомства внутренних дел Комуча. В Праге работал в Русском народном университете управляющим делами и заведующим отделением специальных курсов. Также был депортирован в СССР, где отсидел 10 лет, вернулся в Чехословакию и даже приезжал в СССР на похороны сестры в 1965 году.

Об этих двоих Исхаки писал еще в июле, когда был в Японии, они уплывали в Европу другим пароходом. Третий упоминаемый в дневниках человек Егор Егорович Лазарев (Бровинский), самый старый политический деятель, вступил в самарский тайный кружок самообразования еще в 1872-м, а уже в 1874-м попал в тюрьму. Участвовал в Русско-турецкой войне, а после вновь был арестован за участие в военной организации «Народная воля». Говорят, что Лазарев стала прототипом революционера Набатова в романе «Воскресение» Толстого — писатель посещал его в тюрьме.

Лазарев жил в Сан-Франциско, Денвере, Милуоки (тогда он стал Бровинским), Нью-Йорке, Лондоне, Париже, откуда его выслали, после чего он оказался в Швейцарии, женился на богатой вдове, вернулся в Россию, был арестован и сослан в Сибирь, но ссылку заменили высылкой за границу. Лазарев видел, как Ленин садился в запломбированный вагон, едущий на родину. Сам он снова оказался в Самаре, был министром просвещения в Комуче, сбежал в Омск, после уехал в Прагу (видимо, на том же пароходе). Умер в 1937-м в Праге.

Пока что же татары находят казарму чехов, с которыми они ехали-плыли эти два месяца. Вещи на месте, но нет извозчика, в его роли выступает местный рикша — который тянет повозку сам. Хочется в баню, но она закрыта с шести. Так день и проходит. Хорошо, хоть поужинать смогли.

Писатели, дворяне, возвращенцы

6 декабря Исхаки и Туктаров идут к Брушвиту. Там оказывается еще один их знакомый, Дмитрий Федорович Раков (он же Осецкий). Раков учился в Казанском учительском институте, преподавал в губернии отечественную историю, возглавлял Союз учителей Козьмодемьянского уезда, был арестован за революционную пропаганду, открывал два съезда эсеров, руководил финансами в Комуче, был арестован колчаковскими сторонниками, был освобожден большевиками, вновь посажен, в августе 1919-го уехал из Владивостока в Прагу.

В 1920-м работал в Москве как подпольщик, был арестован ВЧК, осужден сначала на 10 лет, потом на пять, в итоге — на два с половиной года. После срок заключения продлевался, в сентябре 1941 года приговорен к расстрелу.

С ними вместе они идут в банки и меняют деньги по курсу один романовский рубль на одну крону. Исхаки отмечает, что на 12—15 крон здесь можно досыта поесть. Вечером идут к Брушвиту, где устраивают доклад о России. В дневниках не указано, что же говорили татары.

Зато говорится о новых встречах. Помогает Исхаки Василий Васильевич Сухомлинов, сын ссыльных народовольцев. Сам он учился в Ялте, Новороссийске, Петербурге, там же был арестован, потом оказался в Одессе, из сибирской ссылки сбежал в Германию, потом жил во Франции, Италии, вернулся в Россию, уехал, обитал в Париже, Риме и Праге, был одним из редакторов ежемесячного эмигрантского журнала «Воля России», работал в иноязычных изданиях... В 1941-м перебрался в США, в 1947 году получил советское гражданство, в 1954-м вернулся в СССР, был корреспондентом французской газеты Libération и членом Союза писателей СССР.

Также Исхаки упоминает двух человек, чья биография на рубеже десятилетий нам неясна. Это Михаил Александрович Лихач, управляющий отделом труда и образования Верховного управления Северной области в Архангельске в 1918-м, после его арестовал сам руководитель переворота, благодаря поддержке американцев Лихача освободили и отправили налаживать связи к Колчаку, где его опять арестовали — и освободили.

А вот потом о Лихаче пишут, что он был взят под стражу в январе 1921-го, приговорен к смертной казни с отсрочкой приговора до совершения эсерами первого теракта, в итоге получил 5 лет, сослан в Воронеж, осужден еще на 3 года, умер в челябинской тюрьме от воспаления легких.

Второй — Михаил Яковлевич Гендельман, также эсер, арестованный в 1920 году, получил 5 лет, сослан в Оренбург, Тобольск, жил в Кирове, работал переводчиком, получил 3 года сургутской ссылки, работал экономистом в Тобольске, приговорен к смертной казни в октябре 1938-го.

Сухомлинов сообщает им, что в Париже он видел представителей Азербайджана. Это Алимардан-бек Алекбер оглы Топчибашев, депутат Первой Госдумы, председатель парламента Азербайджанской Демократической Республики. В Париже он общался с президентом США Вудро Вильсоном. Умер в нищете.

Также во Франции был замечен Тапа Чермоев, чеченец, сын генерала, один из создателей «Союза объединенных горцев Кавказа» и Горской республики, полагавшийся на дружбу с Турцией. Был участником вторжения турецких войск в Дагестан. Деникин обвинил его в измене, Чермоев эмигрировал за границу. Был масоном.

Как уехать в Париж

Брушвит вызывается помочь им с обменом денег. Татары же, наконец, отправляются в баню, причем номеров не оказывается, так что они моются в общем зале.

«Бани большие. Есть отдельные комнаты для переодевания, они закрываются, ключ берешь с собой, потом заходишь в одну теплую комнату, там много сидений, люди сидят и потеют, но это еще не так жарко, рядом есть помывочная, но она маленькая, помыться могут несколько человек. И моют только служащие бани. Для других нет и таза, и крана, и места. Потом заходишь в третью комнату, она полностью заполнена паром, людей не увидишь. Вокруг — сиденья, что-то вроде полок. Потом идешь в четвертую, там несколько душей и два небольших бассейна, там пытаются мыть под душем. Сесть негде, некуда положить мыло. Поскольку мы давно не мывшиеся, нам этого недостаточно, но что поделать. Чуть помывшись, выхожу в пятую комнату, там большой бассейн. Больше железного бассейна при сингапурской мечети. Там много людей плавают, купаются. Идешь в шестую. Это уже выход, здесь тебя вытирают чистым покрывалом и накрывают чем-то вроде халата. Надев это, выходишь, тут есть буфет. Можно пить кофе, пиво, вино. Видимо, это взято у римских бань. Нам не понравилось».

В гостинице очень холодно и сыро, на кровати нет одеяла, можно накрываться пуховым покрывалом, оно тонкое, но теплое, так что под ним потеешь. Словом, нет покоя!».

7 декабря татары идут на вечер русской литературы, а также делают заказ на пошив пальто.

8 декабря в городе праздник, банки закрыты, а Исхаки с Туктаровым идут слушать доклад Сухомлинова о конференциях в Берне, Амстердаме, Люцерне. На них, оказывается, не было никого из тюркских народностей. Хоть конференции и были посвящены миру, было много споров, криков.

Речь идет, конечно, о конференциях Второго интернационала, международного объединения социалистических рабочих партий, созданного еще в 1889 году. В Берне она прошла в феврале (на ней была создана Международная социалистическая комиссия, и говорилось о возрождении Интернационала), в Амстердаме — в апреле, в Люцерне — в августе (здесь говорили о Версальском мирном договоре и Лиге наций). И был также 10-й конгресс, в июле — августе 1920 года в Женеве.

9 декабря в гости татар зовет преподаватель чешских школ, представитель «демократического крыла русско-чешских взаимоотношений» Борис Владимирович Морковин, живущий в стране с 1904 года, руководитель издательства «Наша речь». Он описывает местных русских так:

первые — монархисты, живут здесь давно, у них есть общество «Русский клуб», им помогают люди, сбежавшие с деньгами из Одессы;

вторые — оставшиеся после Первой мировой офицеры, мнения у них разные, но деньги получают от сторонников Колчака, против демократии, выпускают газету «Русское дело»;

третьи — демократы, из членов Учредительного собрания. Морковин считает, что им тоже нужна газета.

«Мы, два татарина, один латыш, один еврей, один хохол, трое русских, считая, что для чешско-русских отношений такая газета нужна, составляем смету».

Следующая запись в дневнике — 20 декабря. Просто потому, пишет Исхаки, что не о чем было писать. Из-за холода он просто не мог ничего делать. Занимались в основном решением вопроса проезда во Францию. Если ты гражданин России, то местный консул обратится за визой в Париж. С этой целью татары обращаются за поручительством к нескольким людям от Сухомлинова. К примеру, это Альбер Тома, французский министр-социалист, основатель и председатель Международной организации труда.

Второй путь — не будучи российским гражданином, представляться представителем национального общества. С этим тоже проблемы. На документах от Милли Меджлиса у Исхаки нет печати. У Туктарова с документами все лучше. Там даже есть выражение «официальный представитель». Исхаки, похоже, не нравится, что товарищ позаботился о себе лучше.

Зато 21 декабря у Исхаки есть своя теплая комната.