Денис Петрушенко: «Сердце — хранилище души»

«Если мы починим сердце — все будет хорошо!»

Детство Денис Петрушенко провел в военном городке рядом с Танковым училищем — там жила его семья. Поэтому вплоть до подросткового периода наш герой хотел стать военным — дети легко поддаются очарованию окружающей действительности. Но потом «что-то перехотелось».

В десятом классе юноша задумался, не стать ли ему медиком. А еще был интерес к КАИ — к специальности «медицинская инженерия». Был 1992 год, еще только зарождался современный медтех и биотехнологии — это влекло парня. Но на подготовительные курсы он пошел в медицинский институт: математику знал отлично, за биологию не переживал, а вот физику хотел подтянуть — тем более что она требовалась в обоих вузах, и наш герой убивал таким образом двух зайцев. Документы подал и в медицинский, и в авиационный вузы — прошел по конкурсу только в медицинский, на педиатрический факультет. Таким образом будущий студент избавил себя от мук выбора — и пошел учиться.

Сегодня, размышляя о том, почему он выбрал именно педиатрию, Денис Юрьевич признается: ему просто не хотелось работать со взрослыми. На первых курсах наш герой хотел стать нейрохирургом. Терапию для себя даже не рассматривал — грешит на «мужскую натуру», которая, в отличие от «женской», хочет результата сразу и быстро. А хирургия — как раз такой способ: человек пришел, хирург провел операцию, и через два дня ситуация уже кардинально изменилась.

Итак, наш герой хотел стать нейрохирургом. Но потом, когда поближе присмотрелся к этой работе, она показалась ему… скучной!

— Мозг один, он примерно одной структуры весь, и мне это как-то разонравилось. В 1995 году открылось отделение кардиохирургии здесь, в ДРКБ. И в 1996, будучи четверокурсником, я пришел сюда работать медбратом.

Это высшая субстанция, хранилище души. И если мы его починим, значит, все будет хорошо

В операциях медбрат не участвовал, видел их немного — в его обязанности входил уход за пациентами до и после хирургического вмешательства. Студент приходил на дежурство вечером — операции к этому моменту уже заканчивались. Утром он уходил учиться — операции еще не начинались. Но, видя маленьких пациентов и проблемы, с которыми они лежали в отделении, наш герой понял, какое колоссальное разнообразие случаев может быть в практике кардиохирурга, какая интересная и красивая эта специальность.

— И все-таки это же сердце! Это высшая субстанция, хранилище души. И если мы его починим, значит, все будет хорошо. И я до сих пор так считаю. Ничего не поменялось, — говорит Денис Юрьевич.

«Лучший учитель — это опыт. Правда, он дорого берет»

После окончания вуза была интернатура по детской хирургии — молодой доктор изучил все ее типы, как он сам говорит, «от макушки до пяток». Ведь отдельной кардиохирургической интернатуры не было. Но интерн продолжал работать по договору в отделении кардиохирургии. А по окончанию интернатуры его приняли в родное отделение. Так что в трудовой книжке Дениса Юрьевича — только два места работы за всю карьеру: полгода работы медбратом в Шамовской больнице, а с 1 марта 1996 года — ДРКБ.

Свою самую первую операцию наш герой не помнит — но подозревает, что, как и у многих других хирургов, это было грыжесечение во время интернатуры. Потом, когда Денис Юрьевич уже работал в кардиохирургическом отделении, его, прошедшего обучение по общей хирургии, ставили дежурить, и в это время доктор сталкивался с самыми разными задачами — от аппендэктомии до кишечной инвагинации. А вот что касается первой кардиохирургической операции, то ее он помнит досконально: это был ноябрь 1999 года, 11-летний мальчик с открытым артериальным протоком (один из видов врожденного порока сердца, — прим. ред.). Денис Юрьевич до сих пор благодарен тогдашнему заведующему отделением Леониду Миролюбову, за то, что тот доверил молодому доктору этот случай:

— У меня был опыт ассистенции на операциях, я знал, что делать. Так что он только один раз во время этой операции заглянул ко мне и спросил, все ли нормально. Мне ассистировал более опытный доктор, который уже полтора года к тому моменту оперировал. Если бы что-то пошло не так, он помог бы. Но, конечно, было страшно. Я переживал, все ли получится.

Проблемы во время операции могут возникнуть в любой момент. Твоя задача — в том, чтобы их устранить

Прелесть первых операций хирурга, по мнению нашего героя, состоит, как ни парадоксально, в том, что молодой доктор мало знает. Он еще не сталкивался со всеми этими «что-то пошло не так», и мнительность его еще совсем не развита. Он знает, как надо действовать, ведь в учебниках все написано — и храбро действует.

— Но, как сказал один умный человек, лучший учитель — это опыт. Правда, он очень дорого берет. А проблемы во время операции могут возникнуть в любой момент. Твоя задача — в том, чтобы их устранить. Ты должен знать, что делать с каждой нештатной ситуацией, которую видишь на столе. Но на первых порах ты об этом не думаешь, потому что ни с чем таким не встречался. И действуешь, как тебя научили, ничего плохого не ждешь… — говорит доктор.

Сколько может стоять сердце?

Отличие кардиохирургии от других врачебных специальностей состоит в том, что время операции у хирурга всегда ограничено. Ограничивающий фактор — период, на время которого можно остановить сердце, чтобы потом запустить его без последствий. С момента остановки сердца начинается обратный отсчет, и хирург работает в условиях жесткого временного лимита — в современной кардиохирургии это примерно три часа, но лучше управиться за два — два с половиной. Врач не может себе позволить долгие раздумья, при этом сделать операцию он должен так, чтобы не пришлось за ним переделывать (да эта переделка, впрочем, и не всегда возможна).

Конечно, бывают долгие кардиохирургические операции — но вопрос именно в том, сколько времени стоит сердце. В современной хирургии сердца нередко требуются повторные вмешательства. Это может происходить по двум основным причинам. Во-первых, коррекция части пороков проходит в несколько этапов. Во-вторых, не все сложные пороки можно исправить полностью. Естественное течение ситуации требует дополнительных вмешательств в будущем. Пациент может перенести два, три, четыре вмешательства. Но повторные операции — совсем не то, что первые: при них доктор имеет дело с рубцами и спайками. И если при первичной операции на то, чтобы добраться до сердца, у хирурга уходит 25 минут, то при повторной может пройти и три, и четыре часа. И только потом его останавливают. Вот откуда и берутся многочасовые кардиологические операции, объясняет доктор.

Мы можем сказать, что Борст ошибся — мы все-таки создали отделение хорошего уровня!

Ошибка немецкого хирурга

За те годы, что работает наш герой, кардиохирургия сделала огромный шаг вперед. Те дети, которых доктора не спасли бы в девяностых, сейчас остаются жить и взрослеть. Причин несколько.

Во-первых, стали доступны сами операции. В девяностых годах прошлого века кардиохирургических центров было в России немного, и это были крупные федеральные центры в Москве, Санкт-Петербурге, Новосибирске, Томске, Нижнем Новгороде. Они не могли оказать помощь всем нуждающимся.

Во-вторых, параллельно с самими операциями в ДРКБ в девяностых стали развивать и диагностику врожденных пороков сердца, практически отсутствовавшую на тот момент в Татарстане. Тогда у врачей даже переносного аппарата УЗИ не было, как не было и фетальной диагностики. Каждый ребенок с врожденным пороком сердца был «сюрпризом». Приехав в роддом, кардиологи должны были ориентироваться по клиническим признакам и принимать решения. С тех пор диагностика вышла на совсем другой уровень. Нередко татарстанские детские кардиологи уже знают, что должен появиться ребенок с врожденным пороком сердца, ведь часть из них можно сегодня диагностировать внутриутробно. И это позволило проводить необходимую диагностику сразу же после рождения и делать операции немедленно, уже на первой неделе жизни. Денис Юрьевич рассказывает:

— Но, конечно, к этому не были готовы до конца ни наши реаниматологи, ни хирурги. Поэтому нам всем приходилось учиться. Спасибо большое Леониду Михайловичу [Миролюбову], который этим занимался и ставил все процессы на крыло. А ведь он пришел из взрослой сети, большой авантюрист! Если бы не он — не знаю, что бы сейчас у нас тут было. Кроме того, к нам приезжали специалисты из московского института Бакулева во главе с Лео Бокерией — это стало для нас большим подспорьем. Информацию за пределами РФ искать было непросто: интернета не было, о таком уровне общения с зарубежными коллегами, как сейчас, мы даже не мечтали. Помню, в начале нулевых в Казань приезжал один из великих мировых кардиохирургов, немец Ганс Борст — он пришел к нам в отделение и покачал головой: «Так вот она какая — ваша кардиохирургия…» И, хоть нам и было обидно, приходится признать: уровень наш тогда еще был колоссально низкий. Но по прошествии времени мы можем сказать, что Борст ошибся — мы все-таки создали отделение хорошего уровня!

Есть пороки, которые исправить, к сожалению, невозможно. Ни здесь, ни в Америке, ни на Луне. И когда такая неисправимая патология выявляется внутриутробно, мы сообщаем об этом родителям

Как говорит доктор, большой толчок к развитию кардиохирургии в России дало решение о создании высокотехнологичных медицинских центров, которое федеральные власти приняли в 2007 году. В 2008—2009 такие центры возникли в Челябинске, Астрахани, Пензе, Хабаровске и других городах России. А в Казани — не возник. Местные кардиохирурги, которые к тому моменту наработали немалый опыт, сначала недоумевали: ведь в Казани для этого уже все есть, так почему же не у нас? Но, как предполагает наш герой, руководство страны исходило из той посылки, что налаживать кардиохирургию надо там, где ее еще совсем нет. И это сработало: операции стали доступны, появилась некоторая соревновательность между командами из разных центров, начался рост.

«Все начинается с 17—18-й недели беременности»

В Татарстане, по мнению Дениса Юрьевича, неплохо поставлена пренатальная диагностика пороков сердца. В общемировой практике считается очень хорошим показателем фетальная диагностика 60—70% пациентов с пороками сердца. В нашей республике этот процент — около 55%. Что происходит с такими малышами сразу после рождения, зависит от того, что за порок у них выявляется.

— Все начинается еще с 17—18-й недели беременности. В Татарстане создан пренатальный консилиум, у нас проходят еженедельные заседания. На них приглашаются специалисты, по профилю которых есть патология плода, и будущие мамы (очно или по видеосвязи). Специалист вместе с генетиками обсуждают перспективы. Потому что есть пороки, которые исправить, к сожалению, невозможно. Ни здесь, ни в Америке, ни на Луне. И когда такая неисправимая патология выявляется внутриутробно, мы сообщаем об этом родителям. Они сами принимают решение о том, прерывать беременность или нет — мы не вправе им что-то диктовать. Соответственно, если такой ребенок появляется на свет, ему оказывается помощь: методика лечения в этом случае заключается в том, чтобы максимально улучшить качество жизни и продлить ее — к сожалению, исправить сердце внутри мы не можем.

Однако в подавляющем большинстве случаев порок сердца у новорожденного можно исправить. Сейчас все роженицы из Татарстана, у чьих детей есть пренатально диагностированные патологии, концентрируются в Перинатальном центре РКБ. И когда на свет должен появиться малыш с пороком сердца, об этом извещают кардиохирургов ДРКБ.

— В частности, такая ситуация была вчера, — рассказывает доктор. — У ребенка был пренатально диагностирован порок сердца, вчера у его мамы начались схватки, нас сразу предупредили. В районе часа дня он родился, в перинатальный центр выехал кардиолог. Провел там УЗИ, подтвердил порок сердца, который требовал нашего незамедлительного вмешательства. Мы провели часть процедуры — она не снимает порок полностью, но дает сердцу работать. Состояние маленького пациента стабилизировано, сейчас он в реанимации. Мы дадим ему окрепнуть несколько дней, и на следующую неделю будем планировать радикальную коррекцию порока.

Система работает стройно. Но 40—45% врожденных пороков сердца по-прежнему остаются печальным сюрпризом для родителей и врачей. И в этих случаях ведущая роль переходит к неонатологам, которые должны вовремя заподозрить неладное и сообщить об этом кардиологам ДРКБ. Здесь, в кардиохирургии, круглосуточно работает реанимационно-консультативный центр, у всех роддомов Татарстана всегда есть возможность связаться с ним. Затем врачи действуют по ситуации: либо кардиолог выезжает на место, либо малыш транспортируется в реанимацию новорожденных ДРКБ, на базе которой проводится диагностика. Все это позволяет оперативно оказывать помощь с хорошими результатами.

«Операция плановая ровно до тех пор, пока ты ее не сделаешь»

С течением времени качество и количество операций в кардиохирургии изменилось. В нулевых здесь оперировали пороки сердца попроще, и пациенты были в среднем старше, чем сейчас. Ведь кардиохирурги должны были провести своеобразную санацию всего Татарстана по своей нозологии, помочь максимальному большинству пациентов. Году к 2009, практически закончив с застарелыми пороками сердца, начали работать на выявляемость. Стало выявляться больше сложных пороков, требующих этапного лечения — ведь на ранних стадиях, благодаря помощи врачей, дети стали выживать! Поэтому немалую часть пациентов в отделении Дениса Юрьевича сегодня составляют как раз эти пациенты, нуждающиеся в повторных операциях при этапном лечении.

Определенный пул пороков сердца с тех пор стало возможно устранять внутрисосудистым, эндоваскулярным способом. Раньше эндоваскулярных возможностей клиники на всех пациентов не хватало, поэтому часть таких операций проводили открытым способом. Сейчас все изменилось. Доктор приводит статистику: в ДРКБ в год оперируют около 100 детей с открытым артериальным протоком. Из них только 5 — открытым способом. Остальные 95 — эндоваскулярно. То же и с дефектом межпредсердной перегородки — около 50 операций в год делают в ДРКБ через сосуды, и только порядка 20 — открытым способом. Освободившуюся «нишу» заняли более сложные дети, которые требуют большего времени в операционной и большего внимания в послеоперационном периоде.

Мы тут шутим: операция плановая ровно до тех пор, пока ты ее не сделаешь

— Соответственно, операций с использованием искусственного кровообращения у нас за последние годы стало меньше, — объясняет заведующий отделением. — Если в 2010 году мы выполняли под 290 таких операций в год, то теперь вышли на цифру примерно 200. И еще примерно 200 операций в ДРКБ делают через сосуды. Но снижение числа операций, думаю, связано с тем, что рождаемость в последние годы упала.

Но не только пороками сердца занимаются доктора в отделении у Дениса Петрушенко. Отделение работает по двум профилям — сердечному и сосудистому. 80% — это кардиохирургия, непосредственно патологии сердца. 20% — операции на сосудах. Патологией сосудов здесь занимаются два доктора. Их фронт работ — сосудистые новообразования (например, гемангиомы), новообразования лимфатической системы, варикозная болезнь (да-да, она встречается и у детей), тромбозы, сосудистые аневризмы. Изредка встречаются кардиохирурги и с последствиями травм грудной клетки. Большинство вмешательств, проводимых в отделении, — плановые. Но плановость эта условная:

— Мы тут шутим: операция плановая ровно до тех пор, пока ты ее не сделаешь. Если прошло сложное вмешательство, пациент находится в реанимации и требует интенсивной терапии, у него может развиться что угодно. Никто тебе не гарантирует, что уйдя домой с работы после такой работы, ты будешь спокойно спать. Может возникнуть ситуация, требующая твоего присутствия, — рассказывает доктор. — Но, конечно, мы все к этому привыкли, работа у нас такая.

Летающий батут

Доводилось порой нашему герою проводить и непривычные для себя операции, отходя от любимой кардиохирургии.

Как-то раз в одном из развлекательных парков Казани произошел несчастный случай: ветром подняло батут с маленькой девочкой. Отец пытался задержать конструкцию, но их унесло вверх вместе с дочерью. Потом батут упал, отец с переломами ног отправился в РКБ, а ребенок — в ДРКБ. Девочка сильно расшиблась об асфальт. Кроме черепно-мозговой травмы, у нее была еще скальпированная рана во рту, обширные разрывы слизистой между челюстью и щекой. Челюстно-лицевая хирургия в ДРКБ тогда еще не была круглосуточной, а дежурным общим хирургом в тот вечер был Денис Юрьевич. Ребенка забрали в операционную, нейрохирурги стали заниматься своей работой, но со скальпированной раной мягких тканей во рту нужно было срочно что-то делать. В отсутствие челюстно-лицевых хирургов проводить эту операцию пришлось нашему герою.

— Потом, когда пришел заведующий отделением челюстно-лицевой хирургии Павел Владимирович Токарев, он у меня спросил, делал ли я подобные операции раньше. Я ответил, что это был первый раз. Он сказал, что очень хорошо получилось. Я только развел руками и сказал «спасибо», — улыбается доктор.

Я ответил, что это был первый раз. Он сказал, что очень хорошо получилось

«Любой родитель пытается найти крайнего, если с его ребенком что-то не так»

Родители ребенка, которому нужна операция на сердце, конечно, переживают. Они могут находиться в любом состоянии, от слепой надежды на доктора до откровенной истерики или даже агрессии в сторону медиков. И врач должен уметь с этим работать. Истоки не самого адекватного поведения родителей Денис Юрьевич объясняет логично:

— Сложно винить родителей в том, что они нас иногда воспринимают неправильно. На мой взгляд, любой родитель, если с его ребенком что-то не так, пытается найти крайнего. Этим крайним становится человек в белом халате, который принес плохие новости — он назначается виноватым. Мы ведь не всегда несем позитив в разговоре. Но всегда стараемся искать для этого слова. Самое главное — разговаривать с родителями наших пациентов, без этого ничего не получится. Каким бы сложным ни был характер человека — он пришел к тебе с проблемой. А ты здесь для того, чтобы эту проблему решать. Решай!

Доктор вспоминает слова профессора Михаила Рокицкого, который много лет заведовал кафедрой детской хирургии Казанского медицинского института: «Главное для врача — не потерять чувство милосердия. И пока врач это чувство не потеряет, он никого своими словами не обидит». Денис Юрьевич признает: конечно, бывают конфликтные пациенты, которые пишут на врачей необоснованные жалобы. Но он повторяет как мантру: просто такова природа человека — он хочет найти виновного в своей беде. Кстати, по его словам, бывали и случаи, когда родители признавали, что ошибались, — и просили у врачей прощения.

Как бы то ни было, задача кардиохирурга — дать родителям максимально честную информацию. Предупредить о любом исходе. Дать расклады: какие варианты могут быть, какова вероятность успеха, чего следует ожидать. Попытаться заслужить доверие родителя. Но, кстати, доктор признается: иногда лучше встретиться с родителем-скептиком, чем с тем, кто готов молиться на врача и видит в нем божественное спасение.

— Это порой хуже. Ведь когда тебе слишком доверяют, это налагает еще большую ответственность и немного мешает думать трезво. Если родитель к тебе насторожен, лично мне так лучше. А то бывает как в фильмах, когда родитель тебя за рукав хватает и молит: «Доктор, спасите».

Каким бы сложным ни был характер человека — он пришел к тебе с проблемой. А ты здесь для того, чтобы эту проблему решать. Решай!

Что не так в медицинских сериалах и чего требовала Елена Малышева

Кстати, о фильмах. Денис Юрьевич предупреждает: реальная жизнь сильно отличается от кино. Популярный киношаблон: хирург вышел из операционной, снял шапочку и перчатки, вытер пот со лба и сказал: «Будет жить!» Фанфары, все лавры достаются гениальному хирургу.

На самом деле все не так. Доктор объясняет:

— Ты можешь прекрасно выполнить уникальную операцию, но организм среагирует непредсказуемо, и все пойдет не так. Хирургию нужно рассматривать только как начало лечения. Сделал операцию, этот этап прошел хорошо — слава богу. Дальше — реанимация, спасибо реаниматологам, которые выполняют огромную работу. Без них никакого результата не будет. Потом эстафету принимают кардиологи, забирая ребенка из реанимации, — и именно они с ним дальнейшие 18 лет! У каждого своя стезя, у всех своя часть работы. И поэтому когда лично ко мне подходит родитель пациента и умоляет «Спасите, помогите», для меня это чересчур. Не все зависит от меня одного.

Медицинские сериалы, которые так популярны последние двадцать лет, по мнению нашего героя, — хорошая сказка, в которой людям показывают чудеса. И в этом нет ничего плохого — как же иначе, как без чуда? Денис Юрьевич к слову вспоминает, как в отделение в 2012 году приезжала Елена Малышева со своей съемочной группой — снимать передачу о том, как казанские медики получили премию «Призвание». Тогда она сказала кардиохирургам: «Я понимаю, что вы каждый день чудо делаете. Но мне его показать надо. Поэтому вы будете делать так, как я скажу!»

— Поэтому пускай в фильмах чудеса показывают. Мы, кстати, тоже порой смотрим медицинские сериалы — лично я отношусь к фантастическим ситуациям, описанным там, философски. А вот пациенты, насмотревшись их, порой ставят нас в тупик. Например, спрашивают: «А операцию лазером будут делать? Как не лазером? Должны лазером!» Откуда они взяли, что операцию на сердце делают лазером? А вот оттуда.

Мы, кстати, тоже порой смотрим медицинские сериалы — лично я отношусь к фантастическим ситуациям, описанным там, философски. А вот пациенты, насмотревшись их, порой ставят нас в тупик

«Любой нормальный человек гордится тем, что он делает»

Денис Юрьевич — человек огромного обаяния и большой эмпатии. И в вопросах отношения к своим пациентам очень категоричен: любой из них — не механизм, который надо починить, а в первую очередь — маленький человек, жизнь которого всецело находится в руках врача.

— Если вдруг произойдет такое, что я начну воспринимать ребенка механистически, это будет означать только одно — пора уходить из профессии. Конечно, мне каждого из них жалко. Природа сделала так, что они должны это все пережить. А зачем она так сделала? Чем они провинились?

Конечно, сталкивается кардиохирург и со смертью. И признается: за всю свою долгую карьеру так и не привык к тому, что погибают дети. Причину каждой неудачи ищет в первую очередь в своих ошибках. Все ли сделано правильно? Часто хирург прекрасно понимает: сделали все, что можно было, других вариантов просто не было. И тогда, по словам доктора, смерть переносится не так тяжело. А вот когда успокоения не находится и кажется, что была возможность сделать по-другому — тогда сложнее. Но это часть медицинской профессии, без нее не обходится ни у одного врача.

Мы спрашиваем у хирурга: но он же понимает, что день за днем своими руками спасает жизни пациентов?

— Да. Конечно, каждый из нас это осознает. Не буду лукавить, я этим горжусь. Да и любой нормальный человек скажет: «Да, я горжусь тем, что делаю». Хотя я стараюсь об этом много не говорить, не выпячиваю это свое осознание. Когда пожарный идет и вытаскивает людей из горящего дома, он ведь тоже не думает о какой-то своей высокой миссии или гордости. Он просто идет и делает свою работу. И они не меньшие герои, нежели врачи. Но врачи… Я недавно ради интереса посмотрел статистику, сколько медработников погибло за время пандемии. В 2021 году их было полторы тысячи. А в 2020-м еще больше. Это ли не героизм?..

Это очень важно для меня — возможность кому-то помочь, сделать счастливее целые семьи. Ведь если ребенок становится здоровым, то и вся семья становится счастливой

«У врачей нет конечной цели. Есть только путь»

Денис Юрьевич утверждает: он по натуре экстраверт — человек, который отдает энергию вовне. И его работа как никакая другая позволяет это делать. За это он ее и любит — за процесс отдавания энергии, который делает его счастливым. Самым приятным в своем труде называет момент, когда маленький пациент выписывается с хорошим результатом.

— Но у врачей, если можно так сказать, нет конечной цели. Есть только путь, — говорит доктор. — Мы каждый день идем дальше — приходим на работу и лечим пациентов. Сама возможность помочь все большему количеству детей — она очень держит тебя здесь. Ведь профессия медика имеет огромную эмоциональную отдачу. Это очень важно для меня — возможность кому-то помочь, сделать счастливее целые семьи. Ведь если ребенок становится здоровым, то и вся семья становится счастливой. Все это и дает мне стимул работать дальше.

Наш герой, улыбаясь, вспоминает иронический стишок: «Я люблю свою работу, я приду сюда в субботу, встречу здесь свой день рожденья, Новый год и воскресенье». Он подтверждает: большая часть его коллег так и живет. Желание работать видно по их глазам, скрыть это невозможно, как говорит доктор. И никакая негативная сторона профессии медика не может перевесить главное — возможность помогать.

Несколько лет Денис Петрушенко был заместителем главного врача ДРКБ по хирургической помощи. А с 2013 года возглавляет свое отделение. Признается: руководить непросто, и хорошую школу принятия решений дала работа замглавврача. Наш герой считает себя не строгим руководителем, в нем очень мало от диктатора. Говорит, что выносить порицания ему очень сложно — для этого он слишком любит людей. Но без этого в руководящей работе не обойтись — и он следует постулату «Награждай прилюдно, ругай наедине». И второй момент, который завотделением считает важным, — дать возможность высказывать свою точку зрения каждому. Он уверен, что старый афоризм «В споре рождается истина» — истина и есть.

— Мы треть жизни проводим на работе, — объясняет Денис Юрьевич свою нелюбовь к жестким мерам в отношении к подчиненным. — Получается, что твои коллеги — твоя семья. Вспомните: вы ведь неуютно себя чувствуете, когда ссоритесь с домочадцами? Вот и на работе так же. Поэтому мне всегда сложно принимать сложные управленческие решения, которые могут коллегам не понравиться. Но я их принимаю. И часто завидую тем, кто может махать шашкой наголо…

В 2022 году исполнилось 9 лет с тех пор, как Денис Юрьевич возглавил отделение. Сегодня, оглядываясь назад и оценивая пройденный за эти годы путь, предполагает: «Наверное, я все-таки неплохой руководитель».

Вспомните: вы ведь неуютно себя чувствуете, когда ссоритесь с домочадцами? Вот и на работе так же

«Самое главное — быть рядом с близкими»

Звучит банально, но доктора работают с людьми. Поэтому отдыхать наш герой любит в относительном уединении. Признается в любви к рыбалке — вот только вырваться на нее удается не так часто, как хотелось бы. Любит бывать за городом, в тишине и спокойствии.

— Но самое главное для меня — быть рядом с близкими. Я не понимаю людей, которые в отпуск ездят, например, поодиночке. У меня не было ни одного такого отпуска, — взгляд доктора теплеет, когда он говорит о семье.

У них с супругой двое детей. Старший сын уже работает программистом, а вот дочка все-таки решила пойти в медицинский. Денис Юрьевич даже как-то раз на всякий случай привел ее в кардиореанимацию и показал своих маленьких пациентов. Та была в шоке, однако выбор менять не стала, и теперь готовится к поступлению в медицинский университет — на следующий год девушке предстоит сдавать ЕГЭ.

Интонации доктора выдают в нем вовлеченного и гордого отца. Он с нескрываемым удовольствием рассказывает, каких успехов своими трудами добился его сын, улыбается, рассказывая о дочке. Он говорит, что старается не вмешиваться в их выбор, а максимально помогать детям в их устремлениях. Философствует:

— В своих детях мы часто видим что-то свое. И хотим сделать выбор за них. Но они — это не мы. Это совершенно другие люди, воспитанные нами, но живущие в совершенно другой среде. Они никогда не будут такими, как мы, у них другие взгляды на жизнь и интересы. Поэтому я не буду препятствовать дочери, помогу ей стать медиком — это ее выбор. Может быть, когда она окончит университет, в нашей стране все будет по-другому и профессии врача и учителя будут совсем по-другому, чем сейчас, восприниматься? Конечно, негатива к нам еще очень много. Но пандемия ковида многое изменила в общественном сознании. Она дала миру понять: люди беззащитны перед болезнью, и единственные, кто могут их защитить, — медики. А нам остается только работать и стараться исправить все, что мы можем!