California Love по-персидски и поэзия в устах мигрантов

Персидское влияние на татарскую матрицу

Никогда не знаешь, чем обернется знание и незнание. Например, я изучал персидский язык в Лейденском университете, чтобы уметь читать красивую литературу, но чаще всего мои (фрагментарные!) знания помогают мне на рынке: продавец-таджик всегда готов дать скидку за старание говорить на его родном языке. Надо отдать должное нашим братьям-таджикам — большинство из тех, с кем я общался в Татарстане, сносно общаются и на татарском языке.

Манящие образы персидской поэзии кажутся нам чем-то далеким, но на поверку они оказываются живой тканью культуры не только наших соседей из Таджикистана и Узбекистана, в большом количестве наводнивших страну — сама татарская культурная матрица плотно пропитана персидским влиянием. Именно персидским, а не иранским, потому что границы персоязычной культуры выходят и всегда выходили далеко за рамки современной Республики Иран. В этом я смог убедиться благодаря любезному приглашению коллег участвовать в конференции в Лос-Анджелесе, США.

Казалось бы, где персидская культура, а где Лос-Анджелес? Оказывается, в этом городе есть квартал, нежно именуемый Техранжелес, т.е. Тегеран в Лос-Анджелесе. И действительно, этот квартал полон магазинчиков с персидскими вывесками, ну и, конечно, фарси ласкает здесь слух прохожего.

«Профессор Найл Грин занимается глобальной историей ислама. В своих работах он пишет о «площадках обмена» идеями и ресурсами в планетарном масштабе». Фото newsroom.ucla.edu

А есть ли границы?

В том, что место для конференции было выбрано неслучайно, я убедился, как только сел в такси у аэропорта. Водитель-армянин родился в Исфахане и уже двадцать лет живет в Калифорнии. Мы поговорили с ним о вечном и бренном (как и водится во время путешествия на такси), а на прощание сказали друг другу «Хода хофез!» — «Храни тебя Бог!».

В Калифорнию меня пригласил известный американский востоковед Найл Грин (Nile Green). Его отличает не только удивительная работоспособность (он публикует по толстой монографии чуть ли не каждый год), но и широкий полет мысли. Профессор Найл Грин занимается глобальной историей ислама. В своих работах он пишет о «площадках обмена» идеями и ресурсами в планетарном масштабе. Как мне кажется, аналитический язык, который использует Найл Грин, очень может пригодиться и для понимания истории и современности мусульман в России.

Сама конференция задумана как трилогия о географических, социальных и эпистемологических границах персоязычного мира. Поэтому здесь много говорилось о языке как о ресурсе власти. Несмотря на то, что персоязычный мир никогда не был объединен в рамках одного государства, его прочно связывают культурные коды, заложенные в базовые тексты, и общий доступ к высокой культуре. Обсуждалась и загадка стабильности персидского языка — как известно, знающий фарси человек может с известной легкостью читать классическую литературу тысячелетней давности.

«Устная персидская речь основана на литературе, т.е. говорят так, как пишут. Поэтому каждый образованный человек в персоязычной культурной среде должен знать классические стихи и уметь их проникновенно декламировать». Изображение с сайта 1718.ucla.edu

Некоторые ученые видят объяснение этому феномену в том, что устная персидская речь основана на литературе, т.е. говорят так, как пишут. Поэтому каждый образованный человек в персоязычной культурной среде должен знать классические стихи и уметь их проникновенно декламировать. Я наблюдал такую картину в Омске, когда строитель с 15-летним стажем из Таджикистана по памяти читал мне стихи Хафиза. Некоторые арабские ученые Средневековья сжигали свои библиотеки, считая, что истинное знание должно храниться в сердце. Я же никогда не думал, что увижу живое подтверждение этому вот в таком экзотическом виде.

Как татары говорили «по-бухарски»

Как я уже упомянул, татарская культура долгое время была прочно включена в этот литературный мир, где говорят книгами. Татарские шакирды в большом количестве переписывали «Гулистан» Са'ди, правовые трактаты на фарси, писали письма учителям (и возлюбленным!) на этом языке. Известно, что видный татарский ученый 'Абд ар-Рахим ал-Утыз-Имяни (1752-1836) полностью переписал объемную поэму «Маснави-йи ма'нави» Джалал ад-Дина Руми. Эта уникальная рукопись сейчас хранится в Национальном музее Республики Татарстан.

Вообще, татары достаточно много писали и читали на персидском до XX века. Этот язык во многом был связан с культурным и сакральным престижем Бухары, где персидская ученость витала в воздухе. Пока татары ездили туда учиться, персидский язык был обязательным элементом в «резюме» любого бухарского студента. Но время поменялось, и с ростом модернизации татары все больше отправлялись учиться в Османскую империю и даже в Европу, чем в Бухару, поэтому уже в ранние советские годы в рукописях встречаются беспомощные заметки, вроде «фарсыча аңламыйм» — «я не понимаю по-персидски».

Как это ни странно, так же, как и в случае с Казахстаном, мы очень мало знаем о том, что нас объединяет с нашими соседями. Это не только общая многовековая история, но и настоящее. Может, если снять пелену высокомерия, удастся увидеть в скромном продавце картошки выпускника подпольного медресе, свободно общающегося на пяти языках? Все таджики, с которыми мне приходилось общаться в Татарстане, очень хорошо интегрированы в общество, потому что они открыты к познанию Другого. Когда-то татары ездили в Благородную Бухару за сокровенными знаниями, а теперь наши учителя сами приехали к нам.

Литература и моральные авторитеты

Другой интересный пример, ярко характеризующий образ персоязычной культуры сегодня: как-то раз я молча читал Коран в одном кафе, как вдруг ко мне подошел человек и спросил: «Таджик?». И такая ассоциация неслучайна, поскольку именно таджики стали известны среди мусульман постсоветской России как знатоки Корана, нередко читающие его в мечетях во время ночной молитвы таравих в месяц Рамадан.

Сегодня персидская ученость с ее страстью к литературе почти полностью забыта в нашей среде. Показателен случай, когда в Чувашии местные женщины показывали мне молитвы на фарси, которые они читают по традиции, но уже ничего в них не понимают. Мы переориентировались на европейскую модель, прихватив с собой лишь плов и пласт персидской лексики в языке (зинһар, Ходай и т.д.). Может быть, есть что-то еще в персоязычном мире, чем мы можем воспользоваться? Или хотя бы инструментализировать наш потенциальный доступ к огромному культурному достоянию, пропагандируемому современной Республикой Иран? Ведь книги строят человеческий разум, определяют его мысли и поведение. Все-таки татарский народ дал миру такого удивительного человека, как Абдурахман Тагирович Тагирджанов (1907-1983) — блестящего знатока персидской литературы, гармонично сочетавшего в себе исламскую этику, любовь к татарской музыке и книге с ленинградской интеллигентностью — чем не моральный авторитет для молодежи?