Ислам Сатыров: «Народная культура — это океан»

«В любой момент каждый из них мог покинуть этот мир»

— Народная культура — это океан, независимо от численности народа, — говорит Ислам Сатыров, который уже приезжал в Казань как музыкант — он выступал на фестивалях Tat Cult Fest и «Печән базары», участвовал в лаборатории «Tat Cult Lab/Музыка».

На этот раз можно будет оценить его опыт как документалиста. Для посещения требуется регистрация.

По словам Сатырова, история фильма началась с сотрудничества с Айной Черкесовой, музыкантом, которая решила записать альбом ногайских колыбельных песен. Материал она собрала в ходе фольклорных экспедиций.

— Объездила все регионы, где компактно проживают ногайцы, — говорит Сатыров. — Искала по аулам, по провинциям, сама ходила, расспрашивала, есть ли пожилые люди, которые помнят, исполняют какие-нибудь старинные песни.

Сатырову Черкесова отдала песни в виде полевых записей на диктофон, а музыкант должен был их переаранжировать.

— Я просто подвис, — рассказывает аранжировщик. — Записи получились очень живые. Там все шероховатости, все шумы внутри комнаты — это так живо воспринималось. А я тогда толком и не слышал колыбельные в аутентичном варианте. Я как будто ухватил частичку чего-то старинного, живого, настоящего.

Между песнями на записях сохранились рассказы исполнителей, которые говорили о себе, про обычаи, связанные с исполняемым произведением.

— Слушая эти записи, я вдохновился, — продолжает режиссер. — Позвонил Айне. Начал расспрашивать, как проходит экспедиция, как она ездит по аулам, как она общается с людьми, как их находит. Айна рассказывала про это с неким сожалением. Все ее информанты были очень пожилого, преклонного возраста. В любой момент каждый из них мог покинуть этот мир.

Я увидел жемчужину, скрытую от большинства людей, утверждает Сатыров. А потом он понял, что ему не хватает картинки, эмоций, лиц. И тогда он предложил Черкесовой вновь проехаться по тем местам, где она записывала песни, и сделать теперь и аудио-, и видеофиксацию. Амбиций на документальный фильм тогда еще не было.

Кстати, альбом из 10 песен издали на компакт-диске, дополнили их «минусовками» и снабдили солидной брошюрой со вступительным словом от Черкесовой и текстами песен — чтобы их пели в школах и детских садах.

— Я понял вдруг, насколько это важно, — говорит Сатыров. — Даже на примере колыбельных песен. Вот ребенок, он не понимает речь, у него не сформировано осознанное мышление. Но мать, родной голос исполняет эти колыбельные. Мелодии — они маленького диапазона, постоянно повторяющиеся, чтобы ребенок уснул под мамин голос. А посыл в текстах очень крутой. Ребенку даются установки, в основном назидательно-воспитательного характера. Хотя, казалось бы, он еще в этом возрасте ничего не понимает. Словно на чистый компьютер устанавливается операционка.

— Народные песни — вещь не однодневная, это складывалось веками, вероятно, начало формироваться еще даже до того, как мы стали ногайцами, — отмечает режиссер и сравнивает фольклорный материал с речным камнем, который годы превратили из грубого осколка в идеальный, обтекаемой формы объект.

— Ушли все ненужные, сложные, не запоминающиеся, не работающие элементы. До наших дней песня дошла в идеально воспринимаемом варианте.

«Мы смотрим на жизнь человека сквозь призму обрядов и традиций»

Съемки проходили в четырех регионах: Карачаево-Черкесской республике, Ставропольском крае, Дагестане и Астрахани. Из мест, где живет много ногайцев, пришлось пропустить только Чеченскую республику. У команды было лишь десять дней, которые удалось выкроить в напряженном рабочем графике.

Помогало то, отмечает Сатыров, что Черкесова знала, куда, к кому ехать, на местах с ней были знакомы.

— В первый день съемок мы собрали бабушек, которые могли бы показать обряд укладывания в колыбель. Где-то нашли малыша. За день все сняли. Вечером перед сном я достал материал, начал сливать в ноутбук. Думаю: может, включить, просмотреть? У меня еще был скепсис по поводу съемок. Я думал, возможно, получится документальный фильм. А не получится — просто хотя бы запишу этот материал. Но меня увиденное зацепило. Может, потому что они уже знали Айну, а я старался особо не светиться, они вели себя достаточно свободно, без официоза, пафоса, что обычно бывает, когда снимается фольклор.

У меня сложилось ощущение, что если в таком ключе получится выдержать съемки, из этого может выйти хороший, интересный материал.

Из-за того, что автор стремился снимать все максимально натуралистично, значительной части ногайцев фильм не понравился, говорит Сатыров, отмечая, что это его не расстроило. При этом он считает «Камбак» своим первым настоящим фильмом.

В ходе съемок случился важный эпизод, когда группа снимала женщину-плакальщицу, которая исполняет песни в жанре «бозлау» на похоронах, зачастую в виде импровизации.

— Женщина уже не ходила, просто сидела на кровати. Мы начали брать у нее интервью. В конце Айна попросила исполнить хотя бы фрагмент бозлау, — говорит Сатыров. — Над кроватью висела фотография мужчины, потом выяснилось, что это ее сын, которого уже не было в живых. Она начала напевать, потом стала причитать, видимо, вспомнила сына. Расплакалась, но не остановилась. Я не остановил оператора. И в тот момент понял, как будет складываться этот фильм — мы смотрим на жизнь человека сквозь призму обрядов и традиций: от колыбели до смерти.