«Как только нажмешь кнопку звонка — говори сразу, что живой»

Травма службе не помеха

В юности Альберт Кукаркин повредил мениск, играя в футбол, и по медицинским показаниям в армии его могли направить только в стройбат. Но вместо этого Кукаркин предпочел поучиться в Казанском танковом училище, даже не строя планов его окончить. Однако доучился до конца, да еще и с отличием завершил учебу.

Выпускался в 1977 году, в один год с начальником Генштаба Вооруженных сил РФ Валерием Герасимовым, заметил Альберт Салимович, с гордостью говоря о своем земляке. После службы в танковых войсках на Западной Украине был Афганистан. Еще в армии на Украине Альберта Кукаркина выбрали секретарем комсомольской организации полка. В Афганистане в 149-м мотострелковом полку в городе Кундузе, куда старший лейтенант прибыл в 1981 году, на него возложили те же обязанности.

«Духи» выслеживали командиров

— Альберт Салимович, какие боевые задания выполняли, были ли ранения?

— Год с лишним пришлось служить в воюющем батальоне. В полку всегда один батальон воевал, а остальные в охранении стояли. Операции были разные. У каждого маневра была боевая задача. Например, занимали какие-то высоты: часть солдат высаживалась, окапывалась, машины ставили под прикрытием, контролировали, чтобы не была обстреляна дорога и идущие по ней машины с грузом.

Был момент, когда соседний полк понес очень большие потери, и мы должны были вытащить технику с места боевых действий. Мы туда выдвигались на вертолетах, перекрывали дороги, обеспечивали безопасный вывод машин из этого района. Зачистки кишлаков мы сами не проводили. Для этого в села входили афганские силы. Вокруг Кундуза было примерно 115 банд. У них каждый кишлак как боевая ячейка: везде шла борьба за землю, за воду — своя гражданская война была. Но против нас воевало банд 15, остальные больше были как отряды самообороны, говорили: «Не лезьте к нам, и мы вас трогать не будем».

Пару раз в нашу машину попадали из гранатомета. Ощущения — как будто бы все плывет: контузия, но машину не бросишь, надо ее эвакуировать. Был как раз такой случай, когда в БМП нас было шесть человек. Граната имеет свойство прожигать броню под очень высоким давлением, и люди умирают от болевого шока или осколочного ранения. В тот раз солдата Сиразиева ранило в ногу и достаточно сильно контузило. У остальных легкие контузии были. Но меня Бог миловал, я прошел службу без ранений. Поэтому в госпитале было лежать непозволительно, ведь постепенно контузия отступает. Мы потом посмотрели — нам повезло: снаряд повредил машину где-то в пяти сантиметрах от бака, поэтому она не загорелась.

Однажды из гранатомета попали в соседнюю машину. Наводчик в состоянии шока выпрыгнул из машины. Подходит к твоей машине и смотрит на тебя... Ты же не будешь сидеть там внутри. Выходишь и успокаиваешь его. А еще вкалывали промедол и другие средства, чтобы человек не умер от болевого шока.

Многие отряды «духов», как профессиональные боевые части, знали тактику ведения партизанской борьбы, прекрасно знали повадки некоторых командиров, старались убивать тех людей, которые командуют. Слово «моджахеды» мне не нравится — это «борцы за веру», а мы имели дело с натуральными басмачами, «духами» их называли. Если проанализировать, почему очень много погибло командиров рот? Потому что «духи» сидели и смотрели, кто командует. Того и убивали. Когда стрельба начинается, солдат старается бежать к командиру, потому что спасение его там, рядом с командиром. Уже через пару лет научились по-другому держаться и воевать: и солдаты, и офицеры одинаково одевались, пальцем только показывали маневр. 1984—1985 годы в Афганистане были самые напряженные. В 1984 году несли самые большие потери. А позже они пошли на убыль, но уже стали думать о выводе войск, понимали, что все равно придется уйти.

«Самое страшное — когда жизнь обрывается»

— А награды вам вручали?

— Были периоды, когда мы не знали, какие действия предпринять. Отряды «духов» приходили в кишлак и стреляли оттуда. В ответ советские войска открывали огонь по кишлаку, страдали мирные люди, а «духи» оттуда уходили. Они специально провоцировали, надевали советскую форму, проходили по кишлакам, издевались, убивали и преподносили, что это советские солдаты сотворили — это была такая борьба идеологий. Что нужно было делать, чтобы не гибли жители сел? Из Москвы приезжали высокие чины, начинали нас учить, как надо. Однажды я непочтительно поговорил с таким начальником, который начал тыкать пальцем, сказал ему: «Даем вам автомат, идите, командуйте». И получил выговор — свою самую «высокую награду» за Афганистан. Во всех наградных писали четко, имелись ли партийные взыскания, и если они были, награды сразу автоматически исключались. После этого сразу же переизбрали секретаря комсомольской организации, и я стал замполитом роты.

Один из первых героев Советского Союза в истории Афганской войны Наби Акрамов служил со мной в одном батальоне. Акрамов — таджик по национальности, а командиром разведроты был узбек Бахадыр Маметов. Они вдвоем переодевались в гражданскую одежду и уходили на два-три дня, добывали сведения. Благодаря этому советские солдаты громили и обезоруживали банды. Маметова наградили орденом Красной Звезды. Мой командир роты Николай Изместьев, к сожалению, ушедший из жизни в прошлом году, взял самый большой химический склад в истории Афганской войны, но не получил звания Героя, ему вручили орден Красного Знамени.

— Что для вас было самым сложным в Афганистане?

— Жизнь — это самое ценное, и самое-самое страшное, когда она обрывается. Помню, что за один год из чуть более 100 человек потеряли 11 прапорщиков и четыре офицера. Когда погибшего бойца во время операции отправляли в Союз, мы про себя думали, что он не погиб, а уехал. А если надо было идти на опознание и подписывать документ, становилось не по себе, очень горько. Невыносимо тяжело было сопровождать домой «груз 200», везти его к родственникам. Поэтому если я кого-то просил заглянуть ко мне домой и передать привет матери, то говорил: «Как только нажмешь на кнопку звонка, открыли дверь — сразу говори, что живой». Потому что все сразу в напряжении, если видят на пороге военного, у них сразу паника. Но гибли не только на дорогах Афганистана или во время боевых операций, умирали и от инфекций, тифа. Многие из тех, кто там побывал, переболели гепатитом.

В военных условиях, когда офицеры и солдаты постоянно вместе, едят из одного котелка, важно не переступать границы во взаимоотношениях. У офицера не должно быть лишних амбиций, и в то же время важно не перейти на панибратство, отдавать правильные приказы, чтобы солдаты уважали. Все выполняют одну и ту же задачу, но офицер в ответе за своих подчиненных.

«На 10 лет сдержали потоки наркотиков в нашу страну»

— Альберт Салимович, много спорили о том, нужна ли была эта война Советскому Союзу. Что вы думаете об этом?

— Никакая война не имеет оправданий, она несет горе, но считаю, что идеология должна быть. Любить Родину — это не только любить свой дом, но делать так, чтобы было хорошо и другим людям. У нас четко тогда было определено, что мы делаем в Афганистане — оказываем интернациональную помощь. Всегда надо понимать, какая цель у определенных действий. Если вспомнить все эти перипетии, сколько раз афганское правительство обращалось к Советскому Союзу за военной помощью? Многие понимают, что в то время была такая необходимость.

Мы, воины-интернационалисты, оказывали очень серьезную помощь. Советский Союз строил там дороги, школы, заводы, в том числе по переработке нефти и газа, и даже мечети. И наших специалистов надо было защитить. У нас был замполит по работе с местным населением, агитбригады ходили в кишлаки, раздавали продукты, одежду, даже патроны раздавали тем, кто воевал с «духами». Местные мирные жители нас не трогали, они предупреждали, если где-то территория заминирована. Народ там довольно трудолюбивый, у них примитивные орудия труда были, но они выращивали пшеницу, рис, другие культуры, были там водопроводы и система орошения. Правда, как только мы ушли оттуда, сразу маковые поля появились. Мы примерно на 10 лет сдержали масштабные потоки наркотиков в нашу страну. И 15 февраля мы отмечаем скорее не День памяти, как принято считать, а день вывода войск из Афганистана. 1989 год для нас связан с радостными воспоминаниями, возвращением домой. Днем памяти мы все-таки считаем 25 декабря — день начала всей этой операции в 1979 году.

— Как жены выдерживали эти испытания и разлуку с вами?

— В Афганистан по негласному распоряжению не должны были направлять офицеров, не обеспеченных жильем, а также тех, у кого есть уже двое детей. У меня не было квартиры, но уже росли двое сыновей. И все же меня отправили на территорию, где шли боевые действия. Сейчас более благополучная ситуация в армии, а тогда и зарплату задерживали. Жены не всех офицеров выдерживали эту бытовую неустроенность и ненормированную работу мужчин, расставались. Жизнь испытывала на прочность бывших военных, когда они еще молодыми выходили на пенсию, не все могли адаптироваться к «гражданке», кого-то подводило сердце — рано уходили из жизни.

«Придешь из армии — тогда решишь»

— Когда вернулись из Афганистана и чем занимались потом?

— Вернулся из Афганистана через два года, в 1983 году, также в звании старшего лейтенанта. После службы в учебном подразделении в Самаре и в военно-строительном отряде в июле 1986 года меня направили на ликвидацию аварии на атомной электростанции в Чернобыле. Я там пробыл 45 дней и сделал 15 заездов на разрушенный реактор. Останки станции закрывали под бетонными плитами, в могильниках № 1 и № 2. За эту работу меня наградили орденом Мужества.

Потом поработал на незавершенных объектах Башкирской и Татарской атомных электростанций, в 35 лет уволился в запас, в общей сложности отдал армейской службе около 20 лет. С 1987 года, уже будучи в запасе, руководил станцией юных туристов в Нижнекамском районе. В походах мы с ребятами разжигали костры, готовили пищу. Они знали, как можно переночевать в лесу, как добыть там себе еду, где взять воду и как ее профильтровать. Занимались и спортивным ориентированием, когда нужно думать головой и работать ногами.

Потом я переехал в Казань, работал в МЧС и военкомате. Теперь вышел на пенсию, больше 10 лет возглавлял общественную организацию «Инвалиды войны в Афганистане и военной травмы». Эта некоммерческая структура помогает ветеранам военных действий реабилитироваться в медицинских центрах, в том числе в Москве.

— Служили ли в армии ваши воспитанники? И как воспитывать сегодняшних детей так, чтобы они не стремились избежать армии?

— Большинство наших ребят служили в армии, кто-то уходил туда и после окончания вузов. Люди сейчас смотрят новости и фильмы и не знают, кого надо защищать. Нередко молодежь рассуждает: «А почему я? Пусть другие в армию идут, должны быть только контрактники». Но хочу ребятам сказать: служить надо. Тогда ты проверишь, на что ты готов. К тому же сейчас совсем другие условия. Что такое год в современных казармах, когда обеспечивают нормальной одеждой? Кто служит в армии, он не просто исполняет долг, в этот момент человек защищает свою семью, родных и близких. Раньше говорили: «Пойдешь в армию, там тебя всему научат». Сейчас нередко слышишь: «Вот придешь из армии, тогда посмотришь, решишь, как тебе дальше жить». Люди приходят из армии возмужавшие. Кто-то остается там сверхсрочно, учится за счет государства. Служба в армии дает тонус, новый жизненный толчок.