Владимир Белов: «Поскольку к музыке у меня таланта не было вовсе, я начал рисовать»
В казанской галерее «Дом АRT» открылась отложенная из-за пандемии выставка «Фантазии», приуроченная к 65-летию художника
В начале сентября в частной галерее «Дом АRT» открылась выставка Владимира Белова и Марины Григорьевой «Фантазии». Если художница выставляется впервые, то монументальные работы казанского живописца Белова многим известны — уже долгие годы они украшают купол мечети Кул Шариф, интерьеры музеев Казанского Кремля и даже торгового центра. Чем живет сегодня художник, отметивший в этом году 65-летие, почему отказался от «монументалки» и никогда не пишет с натуры, Владимир Белов рассказал в интервью «Реальному времени».
«Как хочется верить в свое ремесло»
— Владимир Михайлович, выставка «Фантазии» занимает один зал первого этажа. На одной из стен — полностью расположилась коллекция «Зодиак», причем вместе со знаками Зодиака на картинах изображены ангелы. Как вам пришла мысль совместить несовместимое? Ведь если вы обратились к ангелам, то должны знать, что Зодиак отвергается церковью как ведовство? Вы сами — во что верите?
— Я твердо верю в свое дело, в свое ремесло. Я считаю так: если ты относишь себя жестко к христианству или другой религии, то полностью погружайся в нее и работай в этом направлении. А моя работа — фантазии, воображение, в котором и создаются первоначально мои полотна.
— Такое ощущение, что «Зодиак» я уже видела…
— Вы могли видеть этот цикл в одной из уже закрытых галерей. Но тогда я сделал «подарочный» вариант. Картины были меньше размером и предназначались как подарок, сувенир. Теперь, для этой выставки, я переписал их, заметьте, размер выбрал канонический для икон. Жанр скорее примитивизм, или синтетизм, как его принято называть. Он отличается декоративностью и четкостью контурных линий.
Я считаю так: если ты относишь себя жестко к христианству или другой религии, то полностью погружайся в нее и работай в этом направлении. А моя работа — фантазии, воображение, в котором и создаются первоначально мои полотна
«Фантазии» до выставки довели
— Почему вы решили выставиться именно здесь, в небольшой галерее «Дом ART»? Вас что-то связывает особенное с ней?
— Изначально выставка должна была состояться в июле этого года, как раз к моему юбилею. Но из-за пандемии все пришлось перенести. А с галереей, вернее ее владельцем Вадимом Афанасьевым, меня действительно много связывает. Мы вместе начинали создавать из заброшенного дома, который он приобрел, культурный объект. Вот, например, на том месте, где мы сейчас стоим и где располагается выставка, была просто земля… Кстати, галерея открылась в ноябре прошлого года и тоже моей выставкой.
— Я так понимаю, что все работы, представленные здесь, — циклы «Музыка», «Осень» — написаны специально для выставки. Как вы решили совместить свои работы с полотнами Марины Григорьевой? К слову, они действительно прекрасно сочетаются…
— Это я ее пригласил. Давно наблюдал за ее творчеством — в ее картинах, как и в моих, тоже много фантазий. Она, конечно, сначала испугалась, как и я, когда выставлялся впервые, но в итоге у нас все получилось и, по-моему, неплохо.
«Осень» с запасом тепла
— О галерее, действительно, пока знают немногие — она прячется в тихом центре на улице Некрасова, но известно, что здесь располагался особняк мещанки Борисовой, он построен в 1850 году… Здесь действительно такой особый дух. В зале даже живой камин есть и так замечательно рядом с ним расположился блок «Осень»…
— Я писал эту работу специально под это место, на стену рядом с камином. Она как бы сама хранит и излучает тепло. Блок состоит из девяти работ. Центральная картина — основа, здесь изображены печь и самовар, говорящие, что в доме тепло. Если они есть, то осень и зиму в деревне можно пережить. Все, что располагается вокруг картины — это одновременно и рама, и действие. То есть на улице холодно и промозгло, но есть то, что согреет, есть дом. Это предметы, связанные с осенними заготовками, памятными мне с детства: берестяные туески для ягод и грибов, тяпки и выдолбленное из дерева корыто для рубки капусты для квашения, банки с заготовками и овощи осенней поры… Говорят же, что зимой из дома надо выходить с запасом тепла. Все это так памятно мне.
Поскольку к музыке у меня таланта не было вовсе, я начал рисовать. И до сих пор не могу остановиться…
— Наверное, потому что вы родились в деревне?
— Да, я родился в деревне Васькино Санчурского района Кировской области. Потом, когда мне нужно было пойти в школу, родители переехали в Йошкар-Олу.
«Непригодных к технике и спорту отправили петь и рисовать»
— Когда вы почувствовали тягу к рисованию?
— Наверное, тогда же, в школе. Я пошел во второй класс, мне было 8 лет. Сразу же началось распределение по кружкам, без этого тогда, в 1963 году, было просто никак. Сначала пришли отбирать в спортивные кружки, потом в технические, автомобильные. Те, кто не подошел никуда, бесталанные, так сказать, по тем меркам, отправились либо в музыкальную школу, либо в художественную. Поскольку к музыке у меня таланта не было вовсе, я начал рисовать. И до сих пор не могу остановиться… Окончил Йошкар-Олинское художественное училище, со временем стал членом Союза художников Татарстана и России.
— Ваши дети стали художниками?
— Сын от первого брака — да, тоже профессиональный художник. А дочь от моего второго и нынешнего брака, в котором мы с женой Натальей живем уже больше 35 лет, пробовала рисовать, но по-настоящему ее привлекает филология.
То, что появляется на полотнах, это сочетание моих мыслей, образов увиденного, ассоциаций и связанных с этим чувств
«Никогда не пишу с натуры»
— Вам довелось жить и работать в разных регионах. Увиденное как-то отражается в ваших работах?
— Нет. Я никогда не пишу с натуры. Все сначала рождается, копится и соединяется в твоей голове. То, что появляется на полотнах, это сочетание моих мыслей, образов увиденного, ассоциаций и связанных с этим чувств. Вот, например, серия «Музыка», рассказывающая о мелодиях травы, воды, воздуха. Конечно, такое можно увидеть только внутренним взором. Или триптих «Мастерская» — это ведь мое личное восприятие мастерской творца. Собственно, и серия «Радуга» — о семи цветах спектра и о семи основных красках художника, которые перекликаются с нотами музыкальной гаммы…
— А что вы слушали, когда писали свою «Музыку»?
— Я люблю классический джаз, не современный его авангардный вариант. Слушаю Эллингтона, Гершвина. Или вот рок, но тоже времен моей молодости — «Дип перпл», «Пинк флойд». Пришлось даже наушники купить, а то супруга сердится, если я слишком увлекаюсь.
— Наверное, если вы написали о музыке и изобразительном искусстве, будет продолжение и о литературе?
— Да, это так. В том же стиле цикл продолжила «Поэзия», она тоже будет состоять из нескольких работ. Предвидя ваш вопрос, я не назову ни любимого поэта, ни то, что сейчас читаю. В такие дни, когда творю, я вообще предпочитаю ничего не читать. Ведь если я прочту Блока «Ночь. Улица. Фонарь. Аптека», то это и будет ночь с аптекой, то есть мое личное прочтение Блока, а не восприятие поэзии как искусства.
Пока пишу картину, я вдохновлен и влюблен в нее. Как закончу, порадуюсь несколько дней, потом поворачиваю лицом к стене и принимаюсь за новую
Мастерская в хрущевке
— Вы сказали, что можете музыкой помешать домашним. У вас нет мастерской?
— Я от нее отказался. Сам в Дербышках живу, в обычной хрущевке, а студию выделили в районе автовокзала — представляете, ехать через весь город? У меня ведь день рабочий может и в пять утра начаться — придет мысль, которую надо срочно воплотить, я и работаю несколько часов. Потом отдыхаю, читаю или завтракаю. Не весь день, конечно, работаю, но много. Пока пишу картину, я вдохновлен и влюблен в нее. Как закончу, порадуюсь несколько дней, потом поворачиваю лицом к стене и принимаюсь за новую. Кстати, я практически отказался от масляных красок из-за скорости моей работы, пишу в основном акриловыми.
«После инсульта монументалку не делаю»
— Вы рассказали, что не пишете на заказ, а живете исключительно творчеством. Хватает? Сколько в среднем стоят ваши картины?
— У меня нет средних цен. И, кстати, есть работы, мои циклы, например, которые по отдельности я не продаю. Вот «Осень» из девяти картин у меня выкупила галерея за 120 тысяч рублей. «Радугу» из семи картин я оценил примерно в такую же сумму.
— Выставленные работы застрахованы?
— Мне гарантию сохранности галерея дает.
— Но в начале нулевых годов вы занимались росписью потолка мужского вестибюля в мечети «Кул-Шариф», а также росписью потолков в Музее исламской культуры. Вашу работу видят тысячи, ею восхищаются…
— Не только там можно увидеть мои работы. Замечу, что в «Кул-Шариф» мы работали вместе с коллегой Вячеславом Выборновым — всего порядка 400 квадратных метров росписи. При входе в центр «Эрмитаж-Казань», стена у лестницы, ведущей на второй этаж — там располагается монументальная графическая работа с видом Санкт-Петербурга. Аналогичная работа есть и в галерее «Хазинэ», только там изображена старая Казань. Под моим руководством оформлялись Розовая и Зеленая гостиные в театре оперы и балета имени Джалиля. Я расписывал мечети в Башкортостане, Татарскую слободу в Астрахани. Но после инсульта я отказался от монументальных работ. Теперь занимаюсь только живописью.
Если я не пишу 3—4 дня, то даже на физическом уровне чувствую себя неважно. Я живу, когда рисую
— Неужели не хочется славы?
— Что касается славы — для меня это пройденный этап. Сейчас важнее просто писать. Для души, ну и для жизни.
Лекарство от профессионального выгорания
— Вы рассказали, что пишете много и быстро. Не бывало ли у вас профессионального выгорания, усталости или разочарования от того, что делаете?
— Никогда. И я расскажу почему. Перед тем, как начать работу, я всегда составляю план и список того, что будет на ней изображено. Так я поступил, например, и с «Осенью»: выписал все, что у меня с детства с ней ассоциируется. Потом, строго следуя плану, все это расположил на картинах. Если я не пишу 3—4 дня, то даже на физическом уровне чувствую себя неважно. Я живу, когда рисую.
