Новости раздела

«Сегодня любой профсоюзный лидер знает, что не надо нарываться и идти на конфликт»

Почему беспомощны профсоюзы в России?

Срок уведомления об увольнении работника по сокращению штата может быть сокращен с двух месяцев до двух недель. Об этом сообщил СМИ президент Конфедерации труда России Борис Кравченко. Законопроект планируют обсуждать на заседании российской трехсторонней комиссии по регулированию социально-трудовых отношений 29 мая. О том, могут ли современные профсоюзы влиять на подобные ситуации и обладают ли они вообще каким-либо влиянием, в колонке, написанной специально для «Реального времени», рассуждает социолог, руководитель проекта «Мониторинг трудовых протестов» Петр Бизюков.

Какими были советские профсоюзы

На советских предприятиях было три уровня контроля. Первый — партийный, когда через партийную организацию контролировалась верхушка управленцев и верхушка рабочих. Как правило, все элитные рабочие были членами партии, как и все передовики. Они были включены в систему. Цена нарушения правил — партбилет на стол и потеря своего статуса в этом пространстве. Это было немало. Вторая система контроля — комсомол. Он контролировал молодежь тотально. Почти все молодые рабочие были членами комсомола, но не все переходили в категорию партийных рабочих.

И для третьей категории, которые не были никак идеологизированы, существовал контроль через профсоюз. Если в комсомоле и партии присутствовал идеологический момент и нужно было делать вид, что ты веришь в дело партии, то профсоюз действовал исключительно через материально-неденежное стимулирование.

Профсоюз занимался распределением благ. Это были квартиры, крупная бытовая техника и т. п. Все это могли получить только те, кто или долго работал на предприятии, показывая свою лояльность ему, или занимал значимую позицию, или отличался какими-то достижениями.

Были также всеохватные блага — например, льготные путевки для детей в пионерские лагеря. Помню, мои родители заплатили за два месяца моего пребывания в лагере всего 14 рублей, даже по тем временам это были небольшие деньги. Много было благ вплоть до продуктовых наборов, которые распределялись через профсоюзы в последние годы СССР. На получение благ существовала очередь. И самое большое наказание со стороны профсоюза — это исключение человека из этой очереди. Например, пьянчуга лишался права на получение квартиры.

Конечно, были люди, которым было наплевать на все эти блага. Но это снижало уровень жизни их семей. Например, человек уже не мог получить путевку в санаторий, которая была особенно актуальна в случае получения травмы.

Шалаев сел на стороне правительства, и стало понятно, что профсоюзы — не с рабочими

В процессе перехода от социализма к постсоциализму начали возникать самодеятельные группы работников — рабочие клубы, например. Мощнейший импульс всему этому дала шахтерская забастовка 1989 года. Она началась в Кузбассе. Отчасти это событие определило и мою жизнь. Я тогда жил в Кузбассе, видел эти события своими глазами и даже в какой-то мере участвовал в них. Масштаб этой забастовки был гигантским, такого еще не было в истории страны. Все началось в Кузбассе 11 июля, через неделю бастовали все шахтеры в стране, а это, по разным оценкам, от 400 до 600 тысяч человек от Сахалина до украинского Донбасса.

Интересно, как отреагировали на эту забастовку тогдашние советские профсоюзы. Председатель Всероссийского центрального совета профсоюзов товарищ Шалаев приехал в составе правительственной комиссии в Кузбасс вести переговоры с бастующими шахтерами. И на переговорах он сидел на стороне правительства. Это было настолько знаковым событием, что стало понятно, где находятся эти профсоюзы — они не с рабочими. И возникла мысль, что нужно создавать свои профсоюзы.

Съездили в Америку и привезли такую неслыханную вещь, как коллективный договор

Первый самый мощный профсоюз возник в 1991 году, он вырос из рабочих комитетов. Это был Независимый профсоюз горняков. В него входили и украинцы, и воркутинцы, и кузбассовцы, и красноярцы, и дальневосточники. Его влияние было колоссальным. Председатель этого профсоюза входил в Совет безопасности и сидел с правой стороны Ельцина.

Что сделал этот новый профсоюз? Он выдвинул новые подходы к регулированию трудовых отношений. Они съездили в Америку, поговорили со своими коллегами, привезли такую неслыханную вещь, как коллективный договор.

Коллективные договоры, конечно, были и в Советском Союзе, но иногда они подписывались так: «Администрация предприятия, профсоюз и трудовой коллектив», то есть профсоюз и трудовой коллектив были не одно и то же.

Новые же профсоюзы предложили сторонам взять на себя определенные обязательства и их соблюдать. А если они не соблюдаются, то рабочие могут объявить забастовку. Сегодня это кажется нормальным. Но тогда директора предприятий приходили в ярость от того, что они должны перед кем-то брать обязательства и что на них могут быть наложены санкции за неисполнение. Сила у профсоюза была большая, и такие договоры стали заключаться. Однако продолжалось это недолго.

В 1990-е профсоюзы были исключены из политического процесса

Я очень критично настроен к политическому руководству страны в 90-х годах. Какие мои претензии? Речь не о рыночной экономике и инфляции, а о том, что оно исключило профсоюзы из политического процесса. Были приняты законы, которые ограничили влияние профсоюзов. Профсоюзы постепенно, не сразу, перестали быть значимой институциональной структурой.

Позже это усилилось, например- в 2000-х годах были серьезно ослаблены гарантии профсоюзной деятельности для лидеров. То есть раньше был порядок, когда можно было их увольнять только с согласия вышестоящих профсоюзных органов. А потом было принято решение, что их можно увольнять на общих основаниях, и вышестоящие профорганы могут выразить свое мотивированное мнение, но силы оно практически не имеет. По сути дела, люди, которые организуют активность внизу, остались беззащитными.

Второй момент — были ослаблены переговорные позиции профсоюзов в процессе коллективных переговоров. Был пересмотрен порядок, были даны определенные преференции работодателям, а возможности профсоюзов уменьшились.

Но самое главное — еще с 90-х годов введены ограничения на проведение забастовок.

Формально ситуация сейчас такая: право на забастовки записано в Конституции, оно есть в Трудовом кодексе. В кодексе описана процедура объявления законной забастовки, но с момента принятия Трудового кодекса все профсоюзы однозначно говорят, что это невыполнимая процедура. Она очень долгая (несколько недель), очень сложная (много всяких согласований, много документов нужно оформить). И самое главное — работодатель может сорвать эту процедуру в любой момент.

Начали что-то делать, сорвали сроки согласования одного документа, все, вся процедура прекращается, нужно начинать все с начала. Масса случаев, когда люди пытались организовать законную забастовку, и работодатель им это срывал.

Есть и те немногие, кто все-таки проходили полностью эту процедуру. Я изучал одну из забастовок докеров — они организовали именно законную забастовку. Но они сказали, что это совершенно бессмысленно, потому что пока они ее готовили, работодатель остановил несколько причалов, где работали члены этого профсоюза, поставил их на ремонт, перевел все технологические процессы в другие места, а также отправил часть судов в другие порты. И они начали забастовку в условиях, когда нет работы — работодатель не понес никакого ущерба. Они пару недель бастовали, а потом вышли на работу. То есть забастовка как один из самых мощных инструментов влияния работников на работодателя выбит из рук профсоюзов.

Профсоюзы не столько формируют повестку в интересах рабочих, сколько приспосабливаются к условиям, предлагаемым работодателем

Все это сформировало определенное правовое пространство, в котором профсоюзы вынуждены топтаться, как в тесном загоне. И они не могут выйти за эти рамки. И что им остается? Одно — они приспосабливаются к сложившейся ситуации. И сегодня профсоюзы оцениваются, конечно, крайне негативно. Замеры всех социологических служб показывают, что у профсоюзов самый низкий рейтинг. Они беспомощны. Они могут делать что-то на отдельных, особенно больших предприятиях. Директора больших предприятий с высоким уровнем технологий, которые понимают, что надо как-то поаккуратнее, держат профсоюзы, ведут с ними переговоры, но только в тех рамках, на которые работодатель соглашается.

Как только профсоюз пытается потребовать больше, чем готов дать работодатель, сразу включаются санкции, и сегодня любой профсоюзный лидер знает, что не надо нарываться, не надо идти на конфликт.

Очень хорошо это понимают новые профсоюзы. Например, за последние десятилетия профсоюзы возникли у авиадиспетчеров, в машиностроении (особенно когда в Россию пришли иностранные компании, такие как «Форд» и «Фольксваген»). И они понимают, что нужно вести себя аккуратно. Потому что если работодатель начнет войну с профсоюзом, очень немногие могут ее выдержать. Огромное количество профсоюзных организаций перестали существовать, потому что работодатель их просто уничтожил. И он уничтожил их, пользуясь теми институциональными возможностями, которые предоставил ему Трудовой кодекс, а также возможностями неформального давления. Потому что и местные власти, и силовые органы очень часто выступают на стороне работодателей.

С каждым годом ситуация, на мой взгляд, продолжает ухудшаться. Профсоюзы имеют слабое влияние. И они вынуждены не столько формировать повестку дня в интересах рабочих, сколько приспосабливаться к тем условиям, которые им предлагает работодатель. Это, конечно, лишает работников возможностей. Определяющими становятся адаптационные стратегии личного и группового поведения.

В прошлом году статистики не зафиксировали ни одной забастовки. А по моим данным, их было 156

Но ситуация не может долго находиться в таком состоянии. Нужен какой-то выход. И работники его находят в стихийных протестах. Я веду мониторинг трудовых протестов уже 13-й год. Я начал его по простой причине: мне нужна была информация о забастовках. Но то, что показывал Госкомстат, не укладывалось ни в какие рамки. Для примера приведу данные: в прошлом году статистики не зафиксировали ни одной забастовки. Что это значит? Они не зафиксировали ни одной законной забастовки. А по моим данным, состоялось 156 случаев, когда работники останавливали работу.

Но не всегда даже забастовки решают дело. Например, какой смысл бастовать на закрывающемся предприятии, если люди не согласны с увольнением? Они используют другие формы протеста. Они выходят на митинги, устраивают пикеты. Некоторые отчаянные головы могут даже устроить захват предприятия, но это бывает очень редко.

Мне пришлось собирать информацию о разных протестных формах. Всего в 2019 году было 403 подобных случая, и 156 из них сопровождались остановкой работы. Таковы реальные масштабы протестного движения в трудовой сфере. А Госкомстат не фиксирует ничего.

Кто бастует и почему? По итогам 2019 года, 64% всех протестов были стихийными. Это значит, что дошедшие до ручки люди без всякого профсоюза просто бросили работу. Сейчас мы можем наблюдать забастовку строителей на Севере. Огромная толпа вахтовиков осадила контору и требует с угрозами и руганью устранить все нарушения. Это стихийный протест. И более половины всех протестов проходит в таком русле.

Профсоюзы протестные действия организуют очень редко. Довольно часто бывает ситуация, когда протест формируется стихийно, и профсоюзные лидеры, среди которых немало добросовестных ответственных людей, которые не могут бросить своих членов просто так, возглавляют этот протест. Но возглавляют его постфактум, не организуя. Потому что профсоюзные лидеры знают трудовое право и помнят об ответственности за организацию забастовок, они стараются ввести действия работников в правовое русло, чтобы не подставить своих членов.

Фото realnoevremya.ru/Максима Платонова

Да, профсоюзы слабы, им мало позволено. Но там, где они есть, уровень напряженности меньше

И надо сказать, что профсоюзы редко участвуют в протестном движении не только потому, что они такие пассивные, а еще и потому, что там, где есть хороший сильный профсоюз, работодатель уже «ученый». Он знает, чего стоит большая и долгая война с профсоюзом — не факт, что ты победишь, а даже если победишь, это все равно будет аукаться не один год. Поэтому забастовки, протесты возникают чаще всего там, где профсоюзов нет. И в этом я вижу одну из положительных функций современных профсоюзов. Да, они слабые, да, им позволено мало, но там, где они есть, уровень напряженности меньше.

Правда, нельзя не сказать об откровенном предательстве со стороны профсоюзных функционеров. У нас есть отрасли, где полностью запрещены забастовки. И медицина в их числе.

Сейчас идет много протестов со стороны медиков. Часть из них связаны с «Альянсом врачей», часть — с профсоюзом «Действие», а большая часть медиков, которые так или иначе выражают протест, члены профсоюза работников здравоохранения. Но я почти не слышу, чтобы последний профсоюз, старый и традиционный, вступался за своих работников. К сожалению, я видел несколько случаев, когда этот профсоюз действовал на стороне работодателей.

По сути, это новая профсоюзная альтернатива. Они не боятся конфликта

Сейчас ситуация такая: в стране есть несколько крупных профсоюзных ассоциаций. Первая — Федерация независимых профсоюзов России (ФНПР), она самая большая. Это постсоветские профсоюзы, они очень разные и они объединяют 20 млн человек. Конечно, там есть проблема формального членства, когда люди числятся, но не проявляют себя. Но все равно эти люди не выходят из профсоюза, на что-то надеются.

Вторая профсоюзная ассоциация — Конфедерация труда России (КТР). Это бывшие альтернативные профсоюзы, диспетчеры, докеры, межрегиональный профсоюз работников автопрома, профсоюз «Действие», «Учитель», «Университетская солидарность». Их численность гораздо меньше, они слабее.

И у первых, и у вторых есть голос, они могут высказываться, но реальных акций они проводить не могут.

Когда планировалась пенсионная реформа, эти профсоюзы — ни старые, ни новые — не проводили значимых акций. По моему мнению, они испугались, потому что если бы они ввязались в конфликт, их бы просто уничтожили.

Сейчас появляются новые профсоюзы. Самый яркий из них — «Альянс врачей». Многие говорят, что это не профсоюз, а политическая организация. Но при всем при том они ничем не отличаются от обычного профсоюза. У них есть центральное руководство, десятки региональных организаций. У них много сторонников из медучреждений. По сути дела, это новая профсоюзная альтернатива. Они не боятся конфликта. Они совершенно по-другому действуют в публичном пространстве. Старые профсоюзы так и не научились работать в интернете, а эти работают очень активно, мощно, добиваются широкого резонанса, широко используют обратную связь, и это дает определенный эффект. Они не замыкаются в себе. Потому что у многих профсоюзов есть такой профессиональный снобизм: если ты хочешь, чтобы мы тебе помогли, обращайся к нам. А эти говорят: мы видим проблему, и мы идем к вам. Вот мы организуем краудфандинг, покупаем на эти деньги средства защиты и едем к вам. И наплевать, что нас останавливает полиция, мы к вам прорываемся.

Конечно, еще не все ясно с такой формой, потому что они находятся под тяжелейшим прессингом. Лично я желаю им всяческого успеха, и я вижу в них новую профсоюзную альтернативу. И они оживили «советские» профсоюзы. Когда появилась альтернатива, традиционные профсоюзы начали буквально перехватывать новые самые удачные способы решения проблем работников.

Профсоюзы так и не научились противостоять гибкому труду и аутсорсинговым схемам

Будущее профсоюзов зависит от того, насколько они, находясь в нынешнем непростом состоянии, сумеют справиться с несколькими вызовами. В трудовые отношения активно вторгаются цифровые технологии — это и разные формы контроля, замена людей роботами, работа с цифровыми платформами вместо традиционного работодателя (уберизация труда). Работодатели активно используют новые технологии, а профсоюзы за ними просто не успевают. Дело даже не в том, что у них нет специалистов, способных работать в IT-сфере, а в том, что большинство профбоссов просто не понимают новых реалий, не умеют пользоваться современными цифровыми инструментами. Многие отворачиваются от этих проблем, предпочитая не замечать происходящих изменений.

Другой вызов связан с преодолением неформальных трудовых отношений.

Профсоюзы так и не научились противостоять гибкому труду, аутсорсинговым схемам и даже поденному труду. Им удобнее работать на больших предприятиях, где работодатели соблюдают законодательство. Но сфера неформальных трудовых отношений будет расширяться, в том числе и через упомянутую выше цифровизацию труда.

Третий и главный вызов — профсоюзы должны вернуться в большую политику. Это нужно для того, чтобы они могли участвовать в выработке современных трудовых отношений. Если этого не будут делать они, то это будут делать другие. За примерами далеко ходить не надо — появилась информация о том, что от работодателей исходит инициатива сократить сроки увольнения. Это значит, что они способны влиять и конструировать трудовые отношения так, как им выгодно. Есть ли у профсоюзов такая возможность? На мой взгляд, нет.

Много лет наблюдая за профсоюзами, я вижу постоянный процесс возникновения новых структур, которые пробиваются буквально как трава сквозь асфальт. Не все выживают, но появляются новые. Это говорит о том, что есть очень сильный запрос на защиту прав работников, и когда нынешние профсоюзы с этим не справляются, появляются новые. Поэтому будущее у профсоюзов есть. А какими должны быть новые профсоюзы и смогут ли обновиться старые, мы увидим довольно скоро.

Петр Бизюков

Подписывайтесь на телеграм-канал, группу «ВКонтакте» и страницу в «Одноклассниках» «Реального времени». Ежедневные видео на Rutube, «Дзене» и Youtube.

Справка

Петр Бизюков — социолог, ассоциированный научный сотрудник Социологического института РАН. Руководитель проекта «Мониторинг трудовых протестов».

Общество

Новости партнеров