Мечты и иллюзии в «Красном саду»
На Свияжске показали вторую часть трилогии Александра Маноцкова
В минувшие субботу и воскресенье остров-град Свияжск стал местом притяжения театралов, здесь прошла премьера оперы Александра Маноцкова «Красный сад». Подробности в материале «Реального времени».
«Мой Байройт»
Александр Маноцков держит слово. Год назад, побывав на Свияжске и вдохновившись этим местом, он пообещал написать оперную трилогию, связанную с островом-градом, сказав в интервью «Реальному времени», что Свияжск может стать «его Байройтом». В августе прошлого года на Свияжске прошла премьера первой части трилогии — «Сны Иакова, или Страшно место».
Опера, где Маноцков выступил одновременно и либреттистом, и постановщиком, представляла собой синтез сюжетов: от истории библейского Иакова и его «лестницы» до судеб насельников свияжского монастыря и обитателей психиатрической лечебницы, которая некогда была на острове. В этом году «Сны Иакова, или Страшно место» номинировали на «Золотую маску».
Через год — новая премьера. Маноцков снова и либреттист, и режиссер и, как и в прежней постановке, работает с молодым казанским дизайнером и сценографом Ксенией Шачневой. Исполнители в новом спектакле — молодые казанские вокалисты и музыканты. Можно сказать, что у Маноцкова появилась своя если не труппа, то уж точно группа единомышленников.
Новая опера Александра Маноцкова называется «Красный сад». Так назвал свою книгу Хеннинг Келер, представитель датской дипломатической службы, обязанностью которого было заниматься делами военнопленных. В 1918 году судьба занесла его в уездный Свияжск, где как раз развивались важные события. Позже Келер написал книгу, ставшую бесценным документом эпохи. По инициативе директора Свияжского музея-заповедника и одновременно соучредителя фонда «Живой город» Артема Силкина книга была переведена на русский и издана. Она и попала в руки Александру Маноцкову.
Пиар-акция Льва Троцкого
Напомним, что Свияжск в августе 1918 года — одно из важнейших мест в развитии военных событий. Не случайно сюда прибывает агитпоезд Льва Троцкого, сюда же по Волге попадает и одна из муз революции — Лариса Рейснер. Поезд Троцкого, расписанный Эль Лисицким, базировался на станции Нижние Вязовые, сам же он то жил в своем броневагоне, то наезжал на Свияжск. Сохранился дом, в котором с большой долей вероятности жил Троцкий, он, кстати, описан в книге Келера. Сейчас в этом доме Музей Гражданской войны.
Троцкий полагал, что битва за Казань решается возле Свияжска. В его мемуарах даже есть целая глава, которая называется «Месяц в Свияжске». Лев Давидович, прирожденный, как бы сейчас сказали, пиарщик, все продумывал до мелочей — от формы тех, кто охранял его в бронепоезде, до занавесок в вагонах и посуды с большевистской символикой, выполненных на заказ. Не прочь Троцкий был провести большую пиар-акцию, ею стало установление на Свияжске памятника Иуде — как «первому революционеру».
О том, что на Свияжске был установлен памятник Иуде, говорилось давно. Нет фактов, подтверждающих это событие, равно как нет и тех, что убедительно это опровергают. Во всяком случае, Келер в своей книге подробно описывает именно этот эпизод и даже парад, который Троцкий принимал с балкона дома, в котором жил на Свияжске. Эта история послужила основой для либретто Александра Маноцкова, она была дополнена текстом «Евангелия от Иуды», стихами Демьяна Бедного (он, кстати, тоже ехал в агитпоезде Троцкого) и стихами Ларисы Рейснер.
Выбрав в герои Иуду, Троцкий, очевидно, рассчитывал на шок — библейский персонаж, предавший Христа за тридцать сребреников и закончивший жизнь в петле, возведенный в статус «первого революционера», должен был сломать в головах и душах верующих привычный ход вещей, обесценить нравственные христианские ценности. Это был не просто эпатаж, но и борьба с религией, с верой в Бога. Вера, по мнению большевиков, могла быть только одна — в пролетарскую мировую революцию и все, что ей сопутствовало.
С «Интернационалом»
Нет привычных рядов стульев, нет сцены, зрители собираются во дворе свияжского исторического музея. Проходит совсем немного времени, и с улицы разносятся звуки — во двор входит группа с мегафонами, молодые люди одеты в матросскую форму. Звучат призывные сигналы, матросы выходят со двора, увлекая нас за собой. И мы идем за ними почти через весь остров, мы в этот момент и зрители, и участники действия. Так, наверное, в 1918 году собирали местных жителей на акцию, задуманную Троцким.
Мы доходим до круглой свияжской площади, садимся на парковые скамейки, обрамляющие ее, а молодые матросы все играют, используя для этого мегафоны, то и дело звучат короткие такты «Интернационала», которые внезапно прерываются.
В центре площади фигура, закрытая полотнищем, памятник, который готов к открытию. Музыка резкая, тревожная, иногда она словно задыхается, резко прерываясь, иногда возникает иллюзия шествия в ногу большой группы людей, площадь словно заполняется народом, невидимым нам.
В центре, так же с мегафоном, разгуливает женщина в кожаном наряде — похоже, что это в некотором роде прототип Комиссара в «Оптимистической трагедии» Всеволода Вишневского Лариса Рейснер. Впрочем, в опере Маноцкова нет конкретных персонажей, солисты исполняют по несколько партий, словно переходя от одного персонажа к другому.
Мы, сидящие на скамейках, тоже включены в действие, это нас приглашают разделить радость от открытия на Свияжске «Красного сада» и памятника «первому революционеру» — Иуде. «Красный сад» — это иллюзия, мечта об идеальном обществе, которая уже через несколько лет будет затоптана и разрушена. И верящие в светлое будущее «комиссары в пыльных шлемах» попадут кто в ГУЛАГ, кто в психушку, а кто сразу — к стенке. Но пока эти юные матросики, которых захлестнула романтическая волна революции, верят в святость коммунистических идей, как еще недавно верили в Бога.
Когда же полотнище падает, перед нами предстает карикатурная глиняная фигура, преклонившая колени. Таким увидела памятник Иуде Ксения Шачнева. Революционные матросы ликуют, поют частушки, очевидно, на слова Демьяна Бедного, поют отчаянно и радостно. А история библейского Иуды, тем не менее, продолжается — идет его диалог с высшей силой. Маноцкову важно исследовать и эту тему — предательства и вызова Всевышнему.
Маноцков, создавший удивительный, тревожный музыкальный мир, проникнутый и ощущениями праздника, про который хочется сказать, что это пир во время чумы, и предчувствием трагедии, где с высоким драматическим накалом звучит сопрано Айсылу Нуруллиной, сделал сценой весь остров.
Небо с серебряным месяцем, огоньки за рекой и далекий Макарьевский монастырь, который просматривался со свияжской площади, старинные особняки вокруг, высокая башня — все это пространство трагедии, разворачивающейся в рамках фабулы «Красного сада». И все это придает сценическому действию черты реальности, потому что так, наверное, все и происходило в этих местах сто лет назад.
Мегафоны в руках артистов — это и средство усиления голоса, и своего рода музыкальные инструменты. По контрасту с их резкими звуками — умиротворяющий струнный квартет с электроинструментами. И уже совсем контрастирует с действием финальная музыкальная часть, когда с высокой башни звучит женский голос — нежный и сильный одновременно. Звуки словно несутся с потемневшего вечернего неба, где медленно загораются звезды. Литературная основа этого финального музыкального монолога — очевидно, стихи Ларисы Рейснер, образец лирики Серебряного века.
И в этом та обманчивая поэтика революции, тот ее романтизм, который привлек в ряды ниспровергателей трона многих достойных людей, для которых очень скоро началось отрезвление. Для некоторых этот путь закончился в психушке Свияжска, и в этом связь «Красного сада» с первой частью трилогии Александра Маноцкова, который и в новом спектакле опять полунамеками, метафорами вышел на исторические обобщения, заложив в спектакль мощный нравственный подтекст, где прекрасное и ужасное существуют рядом — таков наш мир.
История Свияжска — это в миниатюре история России последних столетий. От монастырского синодика Успенского монастыря, использованного в первой части трилогии, до революции с ее последствиями. «Белые пришли — грабили, красные пришли — грабили», — такое свидетельство можно видеть здесь в Музее Гражданской войны. Маноцков воскрешает историю — без осуждения красных или белых. Но он отнюдь не сторонний наблюдатель, у него, и это прочитывается в каждом эпизоде, есть четкая нравственная позиция, он просто не хочет навязывать ее зрителю, давая каждому возможность разобраться в ситуации самому. И в этом признании свободы другого есть отсыл к христианскому учению, оперы Александра Маноцкова вообще христианские в своей основе.
И есть в их постановках, в совместной работе с талантливой Ксенией Шачневой неизъяснимая красота. Будь тот финал в «Снах Иакова», когда герои по лестнице поднимаются на крышу и словно растворяются в закатном небе, или музыкальный монолог на башне в «Красном саду», где серебряный полумесяц и редкие звезды словно работают в неведомом астральном хоре с Айсылу Нуруллиной. Да даже наше нестройное шествие на свияжскую площадь в ожидании события, когда мы шли по Успенской, а неподалеку виднелся монументальный собор Всех скорбящих радости, было прекрасно в обретении подлинного места.
В этом году фонд «Живой город», который и стал инициатором работы Александра Маноцкова на Свияжске, организовал все так, что две первые части трилогии шли на острове в минувшие выходные практически одна за другой, и в этом была некая дань целостности замысла автора. Очевидно, будущим летом мы станем свидетелями всех трех частей и перед нами развернется все это историческое полотно.
…Свияжск поздним вечером был тих, с потухшими фонарями и темными проемами окон Успенского монастыря. Серп месяца бросил на черную гладь воды серебряную дорожку. Божий мир, который не дано изменить ни войнам, ни революциям. И об этом тоже оперы Александра Маноцкова, рожденные здесь, на острове.