«Мы сами соскучились по Алексею Семину, но неизвестно, когда он вернется в Россию»

Эхо «Адмирала»

— Алина Вячеславовна, как известно, после печальных событий с «Адмиралом» музей какое-то время был закрыт. Как-то еще отразились эти события на деятельности института?

— Да, музей был опечатан с апреля по конец июля 2015 года, устранялись нарушения по технике пожарной безопасности, не проводились экскурсии. Но научная работа у нас шла, мы по-прежнему выпускали журнал «Мир искусств», делали публикации на нашем электронном портале и занимались каталогизацией предметов. Кроме того, когда мы были закрыты, наши сотрудники проводили уличные экскурсии по литературным адресам Казани, по нашим особнякам, и они пользовались огромным спросом, приходили до 60 человек. Иногда мы даже не сообщали место, где будет начинаться экскурсия, потому что был перебор с участниками.

— А коллекция за эти годы пополнялась? Реставрационные работы велись?

— Наше собрание пополняется три-четыре раза в год, то есть после каждого аукционного сезона во Франции. Приобретает новые вещи сам владелец. Так как он в основном интересуется западноевропейским искусством XVI—XIX веков, именно такие предметы и пополняли на протяжении последнего времени нашу коллекцию. Это картины, предметы декоративно-прикладного искусства, часы, бронза, фарфор, столовое серебро, домашняя утварь. Но последнее время приходят в основном картины, поскольку владелец чаще посещал торги, специализирующиеся на живописи.

В настоящее время реставрируется другая очень интересная вещь — «Сусанна и старцы» мастерской Джованни Сементи, последователя Караваджо

Реставрационные мастерские продолжают работать. Не так активно работают мастерские по мебели, темп немного снизился. Но по живописи процесс налажен, много картин отреставрировано. Одна из последних, представленный в музее женский портрет художника Жана Нокре, французского мастера XVII века, портретиста французских королей. Это портрет неизвестной в образе надежды, она держит в руках якорь. Рама также была отреставрирована. В настоящее время реставрируется другая очень интересная вещь — «Сусанна и старцы» мастерской Джованни Сементи, последователя Караваджо. Это очень покупаемый автор на аукционах, его работы оцениваются в сотни тысяч евро.

Что касается мебели, то какая-то ее часть приобретается именно для музея — это в основном предметы мебели XVI—XVII веков, они имеют высокое музейное значение. Часто также приобретается мебель XIX века в стиле историзма, французского возрождения, она используется для усадебных интерьеров. Как известно, группа компаний ASG восстанавливает усадьбы в Подмосковье, Смоленской области, Казани, и практически в каждом особняке будут восстановлены исторические интерьеры.

«Реставрация не была заморожена, работы не прекращались ни на один день, просто они сейчас не так заметны»

— Поговорим об усадьбах. Из 26 казанских домов, находящихся на реставрации у ASG, какие уже сданы?

— Сданы три дома. Первый — дом Банарцева на Карла Маркса, 18. Там открыт дом приемов; первый этаж, лестница, аван-зал, кухня и две гостиные восстановлены предметами искусства: в основном это мебель XIX века, но есть также картины XVII—XVIII веков. На его восстановление ушло четыре года. Второй — Карла Маркса, 16. Третий — Баумана, 42/9.

Эти дома — объекты культурного наследия, которые находятся под охраной. Но есть у нас также несколько непамятниковых объектов, которые являются просто историческими зданиями — это дома на Тукая, Чернышевского, Московской и Карла Маркса. Здесь на сегодняшний день можно говорить о семи готовых объектах. Они не сданы, комиссия ленточку не перерезала. Там выполнена черновая отделка, которую компания ставит для себя конечной целью, потому что чистовая отделка будет зависеть от арендатора. Если он хочет открыть здесь кафе, это будет один интерьер, если бутик — другой. Понятно, что компания будет сама восстанавливать интерьеры по договоренности с арендаторами, в том числе засчитывая часть арендных платежей.

Реставрация не была заморожена, работы не прекращались ни на один день, просто они сейчас не так заметны. Когда дома стояли в полуразрушенном состоянии, и мы восстановили фасады, повесили ворота, сделали кровлю, эффект был сразу заметен, а сейчас может возникать ощущение, что ничего не происходит

Поэтому можно говорить о параллельных процессах: скрупулезно восстанавливаются, согласно утвержденным планам, объекты культурного наследия и более быстрыми темпами восстанавливаются исторические здания, которые точно войдут в туристскую инфраструктуру.

Реставрация не была заморожена, работы не прекращались ни на один день, просто они сейчас не так заметны. Когда дома стояли в полуразрушенном состоянии, и мы восстановили фасады, повесили ворота, сделали кровлю, эффект был сразу заметен, а сейчас может возникать ощущение, что ничего не происходит. Но на самом деле происходит, учитывая также очень сложен процесс различных согласований, экспертиз с уполномоченными органами. Проведение коммуникаций в дома, что в центре, где все сети сильно перегружены — это тоже непросто.

Алексей Владимирович говорит, что после известных печальных событий ни одно действие менеджеры не предпринимают без системной проработки юристов. Когда торопились к Универсиаде, практическое действие иногда опережало правовое: сделаем вот это, потом утвердим. Теперь, пока не получено разрешение на какие-либо виды работ, ничего не делается. Например, сейчас проект укрепления фундамента в доме на Лобачевского направлен на согласование, и пока он не будет согласован, работы не будут вестись. А согласования занимают месяцы, а иногда и годы.

— А что с усадьбами в Московской области?

— Там ASG реставрирует 10 усадеб. Усадьба Талицы сдана. В усадьбе Тарасково выполнены противоаварийные работы, они тоже приняты комиссией, начинается второй этап восстановления. В большинстве усадеб пока идет консервация, георадарные исследования, изучение аналогов, утверждение проектов. Эта работа тоже не быстрая, ведь восстановлению подлежат и парк, и здание, и служебные помещения.

Кроме того, требуются немалые вложения, а экономический кризис по всем ударил. Реставрация очень дорога. К примеру, сначала в феврале 2012 года в Казани, когда был подписан договор о государственно-частном партнерстве, нам передали 11 объектов, а позднее еще порядка девяти. Откуда появились еще девять? Инвесторы не рассчитали свои силы. Мэрия за скромные деньги передавала эти объекты в аренду, но когда инвесторы посчитали, что восстановление каждого квадратного метра обходится в сотни тысяч рублей, отказались от них и передали нам.

Но процесс реставрации не может остановиться, потому что усадьбы в Московской области компания должна восстановить за пять лет в соответствии с губернаторской программой. В Казани жестких сроков нет, но все заинтересованы в том, чтобы это было сделано быстро, ведь когда они будут восстановлены, то начнут приносить деньги.

«Усадьба Талицы сдана. В усадьбе Тарасково (на фото) выполнены противоаварийные работы, они тоже приняты комиссией, начинается второй этап восстановления. В большинстве усадеб пока идет консервация, георадарные исследования, изучение аналогов, утверждение проектов». Фото asg-invest.ru

— Когда говорили о казанских объектах в 2014 году, то назывались инвестиции в размере 5 млрд рублей на все дома. Сейчас цифры изменились?

— Нет, цифры не изменились, кроме того, что на данный момент уже освоено 2,5 млрд рублей.

— Все дома будут восстановлены с историческими интерьерами?

— По соглашению, восстановление интерьера не планировалось. Это добрая воля собственника компании. В каждом доме-памятнике в Казани и под Москвой будет своя систематизированная коллекция. Также Алексей Владимирович говорит, что в каждом историческом казанском особняке, не являющемся памятником культуры, у нас все равно будет какой-то музейный уголок, связанный с историей владельцев этого дома, и какие-то уместные предметы нашей коллекции там разместятся.

— А как будут использованы отреставрированные усадьбы в Подмосковье?

— Все усадьбы станут частью туристического кластера. Более того, каждая подмосковная усадьба сама представляет собой отдельный кластер, ведь она включает комплекс построек, парк, сад. В отличие от современного пансионата, каждая усадьба особенная. Это особый архитектурный стиль — барокко, классицизм, усадьба-дача, усадьба средней руки как Талицы, шикарная усадьба как Пущино на Наре, принадлежащая Вяземских. Каждая усадьба будет предоставлять самые разные виды туристических услуг — это и экскурсия одного дня, и долговременное проживание. Также все усадьбы в Подмосковье будут объединены в один туристический маршрут. Например, несколько усадеб находятся на Оке, и можно сделать так, чтобы, плывя по реке и останавливаясь в пути, люди осматривали их. Так человек сможет окунуться в материальную культуру XVIII—XIX веков.

Коллекция предметов искусства будет обусловлена тем, к какому стилю принадлежит усадьба, какого она времени. При этом Семин всегда подчеркивает, что мы в этих усадьбах создаем нарочито-приподнятый уровень. Историк архитектуры Мария Владимировна Нащокина, побывав у нас в Талицах, сказала, что при купцах такого интерьера не могло быть. Но инноватика нашего туристского продукта заключается в том, что усадьба будет выглядеть так, как позволяла художественная культура того времени, если бы у владельцев были средства. Семин говорит, что этого не было не потому, что владельцы этого не хотели. А потому, что это было страшно дорого. Помещик мог быть доволен, потому что все производилось в его усадьбе, но чай, кофе, мыло покупались раз в год, потому что нужны были реальные деньги. Если картина стоила несколько тысяч, где их взять? Не помню, у кого из наших классиков, две барышни разговаривают на балу: «Какое у тебя платье!», «Папенька двух крепостных за него отдали».

— А что разместится в казанских домах?

— В доме Адмиралтейская контора планировалось разместить штаб-квартиру компании. Там огромная дворцовая анфилада, и планируется создать императорские залы. Там будет выставлена мебель и предметы искусства из коллекции. На первом этаже — исторический ресторан. В доме № 16 по Карла Маркса разместится наш институт. В гостинице «Амур» будет апарт-отель. По задумке владельца, несколько номеров будут сделаны исторически аутентичными, чтобы человек, останавливаясь в гостинице XIX века, ощущал себя в обстановке того века.

— Семин лично контролирует все эти работы? Он собирается вернуться в Казань?

— Все контролируется топ-менеджерами. Сила компании в том, как всегда подчеркивает ее владелец, что она располагает всеми необходимыми специалистами. Есть своя проектная мастерская, есть сетевая компания, есть юристы, экономисты, искусствоведы. Руководит не Семин, а управляющая компания. Он дает идеи, но оперативное управление он не осуществляет. Нам не известны его планы. Мы сами по нему соскучились, но неизвестно, когда он собирается возвращаться в Россию.

Сегодня у нас шесть тысяч единиц хранения. Наше собрание называется «Большое собрание изящных искусств ASG», и внутри оно делится на несколько коллекций: французское, итальянское, голландское, фламандское искусство

«Нигде в музеях Поволжья нет такой коллекции западноевропейского искусства»

— Вернемся к коллекции. Что она собой сегодня представляет?

— Сегодня у нас шесть тысяч единиц хранения. Наше собрание называется «Большое собрание изящных искусств ASG» и внутри оно делится на несколько коллекций: французское, итальянское, голландское, фламандское искусство. На такие же категории делятся мебель и все предметы декоративно-прикладного искусства. Увидеть предметы из коллекции можно только в музее в Казани, люди могут записаться на экскурсию два раза в неделю, посещение бесплатное. Какая-то часть коллекции хранится в Москве, она в основном сконцентрирована в доме владельца, доступа широкой публике туда нет. Какая-то часть хранится в штаб-квартире ASG во Франции. Сейчас в казанском музее представлено 200 экспонатов, они меняются по мере того, как из реставрации выходят какие-то интересные предметы — это происходит раз в несколько месяцев. Сейчас у нас отреставрировано меньше половины вещей, но каждая вещь требует индивидуального подхода.

— Музей работает с 2011 года, а коллекционировать Семин начал в 2004—2005 годах. В интервью он отмечал, что задался целью «собрать коллекцию, конкурирующую с музеями регионального уровня». Удалось?

— Как он говорит, тягаться с собраниями Лувра или Эрмитажа мы не можем, для этого нужно было начать собирать нашу коллекцию на несколько столетий раньше, потому что все лучшее уже осело в этих музеях. Но с региональными музеями мы конкурировать способны, в чем-то мы даже их превзошли. Например, коллекцию западноевропейского искусства ГМИИ РТ мы однозначно превосходим и количественно, и качественно. С русским искусством тягаться мы не можем, но нигде в музеях Поволжья нет такой коллекции западноевропейского искусства.

— Почему акцент сделан именно на западноевропейском искусстве?

— Несколько причин. Я думаю, что основная причина — это любовь владельца к западноевропейскому искусству. Он часто говорит, что русская школа сформировалась под воздействием западноевропейского искусства, и по сути он собирает первоисточники. Русское искусство – это искусство крепостных. Если он будет собирать русское искусство, то это в основном XIX век. Что было до этого? Парсуна, русская икона… У Семина есть коллекция русских икон, но она незначительная. Но владелец подчеркивает и другой момент: что дело не в отсутствии интереса к русскому искусству, а в том, что среди русского искусства очень много подделок. Кроме того, он не покупает ничего в России, потому что здесь все дороже, чем во Франции.

Но у нас есть и предметы русского искусства и быта. Например, кресло с подогревом для катания на льду елизаветинской эпохи. Есть предметы, косвенно связанные с Россией. Например, стул с клеймом Фальконе-старшего: Фальконе-сын был архитектором, создателем Медного всадника в Санкт-Петербург, а его отец был придворным мебельщиком короля Франции Людовика XV. Кроме того, многие художники, которые у нас есть, в какой-то период приезжали в Россию. Серия из четырех работ Жан-Жака Лагрене выставлена в музее. Он два года проработал в России по приглашению Елизаветы Петровны, а его брат Франсуа Лагрене был профессором Академии художеств в Петербурге.

— А какова сегодня стоимость предметов на аукционах?

— Это сотни, тысячи и миллионы евро. Все зависит от того, как захочет владелец предмета. Мне часто пишут частные коллекционеры, владельцы каких-то предметов искусств, у них заоблачные цены. Владельцы часто заявляют необоснованно высокие цены. Так, хорошо сохранившееся полотно менее известного художника может стоить намного дороже, чем полотно с утратами Боттичелли. Это артрынок. Есть, конечно, топовые вещи, стоимость которых неизменно высока, но цены за работы других художников всегда меняются. Мы часто изучаем каталоги: один предмет ушел за заявленную цену, а другой вроде бы такой же, но в процессе торгов уходит в три-четыре раза дороже. Почему? Может быть, просто человек азартный попался, а другой ему уступать не хотел. Кроме того, многие европейские аукционы не фиксируют, за какую конечную стоимость ушла картина. Может быть, не хотят, чтобы на человека, ее купившего, начали охотиться.

Но предметы приобретаются не только на аукционах в Париже и его предместьях, а также на антикварных рынках, которые в основном проходят в Шартре, Ле-Мане. Владелец нашей коллекции раньше по каталогам выбирал те вещи, которые его интересуют, а на аукционах уже осматривал их лично и приобретал. Сейчас он в основном пользуется электронными торгами, исходя из научного комплектования коллекции: часто добирает тех художников, которые у нас уже есть, или их последователей, или мастеров из их окружения.

Картина, написанная Франсом Снейдерсом и его учениками. Она изображает стаю собак на охоте. Это мастер XVII века, входит в четверку самых крупных фламандских мастеров

Стоимость антикварных предметов постоянно меняется, особенно если в процессе реставрации и атрибуции вскрываются интересные подробности — имя художника, дата, различные надписи. Например, владелец купил картину французского художника Белле дю Пуаза за относительно небольшие деньги, но когда мы изучили ее, то выяснили, что это одна из редких иконографий Мартина Лютера, что в разы повысило ее стоимость.

Другой пример: приобрели картину на аукционе во Франции, она была атрибутирована как итальянская школа живописи XVII века, портрет неизвестной. Но после реставрации вскрылась подпись художника, и оказалось, что это вовсе не итальянский художник XVII века, а французский художник XVIII века Франс Хохр. Работа написана в год великой французской революции. Мы также определили, кто здесь изображен: кающаяся Мария Магдалина, ее атрибуты — череп и флакон с притираниями. Если набрать имя Хохра в интернете, то сразу появится ссылка на наш музей, потому что его работ нет больше нигде в стране. И если сейчас продавать эту работу, то цена будет намного выше.

— Какие экспонаты сейчас в вашей коллекции самые ценные?

— Таких вещей много. Одна из них — картина, написанная Франсом Снейдерсом и его учениками. Она изображает стаю собак на охоте. Это мастер XVII века, входит в четверку самых крупных фламандских мастеров — Рубенс, Ван Дейк, Йорданс и Снейдерс. Он писал в основном в анималистическом жанре, натюрморты, в Эрмитаже этого художника много. Семин очень любит этого художника. У нас в собрании сегодня девять картин как самого Снейдерса, так и его последователей.

Также у нас есть кабинет конца XVI — начала XVII веков, который эксперты считают жемчужиной нашей коллекции. Такие кабинеты назывались «Stipo a Bambocci». «Stipo» по-итальянски «кабинет», а «Bambocci» — малыши, поскольку на нем резные фигурки детей. Здесь две породы дерева — грецкого и тонированного кавказского ореха. Такие кабинеты изготавливали в Италии всего на протяжении 50 лет и покупались торговцами, высокопоставленными людьми. Он снабжен разными тайными ящичками, отделами, где хранились секретные документы, деньги, драгоценности, переписка, яды.

Такие кабинеты назывались «Stipo a Bambocci». «Stipo» по-итальянски «кабинет», а «Bambocci» — малыши, поскольку на нем резные фигурки детей. Здесь две породы дерева — грецкого и тонированного кавказского ореха

— Какой путь проделывает вещь после того, как ее приобретают на аукционе?

— Сначала ее поставляют с аукциона в штаб-квартиру ASG во Франции, откуда она едет к нам. Здесь она поступает либо в хранилище, либо, если у нее экспозиционное состояние, может попасть сразу в музей. Какие-то данные с аукциона нам дают — размеры, заключение эксперта. Потом мы начинаем работать с этой вещью: описываем, подбираем аналоги в крупных музеях мира, на аукционах. Если нет никакой информации, пытаемся атрибутировать вещь, определить автора, школу, время создания, страну. Работаем только с помощью внутренних ресурсов, сторонних экспертов привлекаем крайне редко.

Потом вещь включается в каталог, делаем публикацию в вестнике «Мир искусств». Затем начинается реставрация, она требуется почти всегда. После реставрации она либо входит в экспозицию, либо хранится в хранилище, где в отреставрированном состоянии долго не разрушается.

Оценкой стоимости предметов мы не занимаемся. Вещь становится музейным экспонатам, на продажу она не пойдет. Но мы любим посмотреть, что происходит на европейских аукционах и какие аналоги там продаются за какую цену. Мы делаем это только для себя и чтобы поднять статус собрания, когда, например, мы сообщаем на своем портале, что картина такого-то художника ушла за 100 тысяч евро и что у нас тоже есть работы этого автора. Но, как говорит владелец, вещь бесценна, потому что она музейная.

«В основном у татарстанской элиты в коллекционировании идет ориентация на спорт»

— Частные коллекции чаще всего закрытые. Есть ли в России еще примеры открытых частных коллекций?

— В Москве работает Музей-собрание предметов искусства из коллекции Давида Якобашвили, одного из основателей компании «Вим-билль-дан». Это одна из крупнейших частных коллекций мирового значения, там около 20 тысяч экспонатов. Основа коллекции — самоиграющие музыкальные инструменты и механические редкости, в том числе музыкальные шкатулки, органы, шарманки и так далее. Там также можно увидеть предметы декоративно-прикладного искусства, живопись и графику и обширную коллекцию русской бронзы.

Предметы из коллекции миллиардера Виктора Вексельберга представлены в Шуваловском дворце в Петербурге. Экспозиция содержит более 4 000 экспонатов — ценнейших предметов искусства и картин. Особенного упоминания заслуживает выставленная в музее коллекция из девяти яиц Фаберже и картин Ренуара.

Есть также частный музей русской мебели в Москве. Но в целом таких музеев немного. В регионах, мне кажется, музеев частных коллекций просто нет. Коллекционеры есть, но они собирают вещи для своего удовольствия. Кроме того, есть разные принципы комплектования коллекции: кто-то решает купить пусть одно произведение, но великое (как, например, Константин Мауергауз, купивший картину Лукаса Кранаха: теперь он показывает ее в рамках выставок). У Семина же концепция систематизированного собрания, над которым ведется научная работа.

У Семина была идея создать музей частных коллекций, отсюда в том числе и приставка «международный» в названии нашего института, но никто не выразил желания присоединиться. Хотя частные коллекционеры есть также и в Татарстане. Например, Михаил Константинович Яо, наш научный консультант, имеет коллекцию западноевропейского и русского искусства. Но в основном у татарстанской элиты, я думаю, идет ориентация на спорт. Как известно, мода первого лица во все века была определяющей — так было в случае с королями Англии и Франции XVII веков, так есть и сейчас — в случае с президентом Рустамом Нургалиевичем Миннихановым и его увлечением ретро-автомобилями.

— Как строится работа реставрационных мастерских? Бытует мнение, что труд реставратора мало оплачиваем, так ли это?

— У нас есть мастерские по живописи, мебели и металлу. Работы сократились в связи с печально известными событиями: если раньше было 20 реставраторов по мебели, сейчас их пять. По живописи у нас всегда один-два человека. По металлу и по часам один реставратор.

Что касается оплаты труда реставратора, то она безусловно низка в государственных музеях. Когда пару лет назад в Казани проходил международный съезд реставраторов, замминистра культуры Владимир Пирумов сказал, что срочно требуется реформа расценок за реставрационный труд, потому что они идут на уровне 1994 года. Это важно, поскольку есть проблемы привлечения молодежи в эту профессию и удержания в ней.

Но у тех реставраторов, которые берут частные заказы, заработок побольше. У нас в институте оплата труда зависит от сложности работы и от того, сколько за эту работу готов заплатить собственник. Реставратор сам решает, готов ли он работать за такие деньги. Ищется компромисс, и если не находится, то предмет пока не берется в работу. При этом реставратор всегда обеспечивается материалом, что немаловажно, поскольку, как известно, для реставрации нужно использовать аутентичные материалы. Часто эти материалы собственнику коллекции приходится покупать отдельно — такие ценные материалы как слоновая кость или черепаховый панцирь, древесный шпон редкой породы. Один раз Семин купил черепаховую шкатулку, чтобы восстановить черепаховую инкрустацию.

Верхней части у этой картины не было, был только аллегорический натюрморт, а ноги скелета и коса — скрыты под слоем темной краски. Когда мы стали изучать эту вещь, оказалось, что у нее есть аналог, и он находится в Севилье

— Поделитесь самой интересной историей реставрации из вашей практики.

— Это картина Хуана де Вальдеса Леаля со скелетом. Когда она поступила в наше собрание, то выглядела не так, как сейчас. Верхней части у этой картины не было, был только аллегорический натюрморт, а ноги скелета и коса — скрыты под слоем темной краски. Когда мы стали изучать эту вещь, оказалось, что у нее есть аналог, и он находится в Севилье, в Церкви братства милосердия Господня. И написал эту картину испанский мастер XVII века Хуан де Вальдес Леаль. И уже по аналогу наш реставратор восстановил первоначальный облик этой картины. То есть здесь самая старая часть — это натюрморт, он XVII века. А фигура скелета и верхняя часть — это XXI век. Надпись на латинском языке — «In Ictu Oculi» — означает «В мгновение ока». А скелет — это олицетворение смерти, в руках он держит косу, под мышкой гроб и рукой гасит свечу в канделябре так же, как смерть гасит жизнь человеческую. И никакие земные блага — ни знание, ни власть, ни воинская смелость, не способны противостоять естественному окончанию человеческой жизни. Вещь мрачная, философская.

Бывают также любопытные находки. В одном секретере нашли чековую книжку, а во французском туалетном столике за зеркалом были спрятаны хозяйственные счета за покрасочную и столярные работы 1828 года.

— Изучая интерьеры и образ жизни людей прошлого, как изменилось ваше восприятие современного интерьера?

— Раньше существовала бóльшая эстетизация быта, понимание ценности предметов. Вещи передавались из поколения в поколение, существовали очень долго, и материалы у них были более долговечные. Сейчас вещи в лучшем случае рассчитаны на время существования одного поколения семьи. Также мебель была рассчитана на иную культуру жизни: например, я сейчас сижу на стуле XIX века, современному человеку он не очень удобен, потому что дисциплинирует, не дает расслабиться, заставляет сидеть ровно. Это же относится к одежде: какая могла быть свобода движения, когда на тебе корсет, когда не было резинки и все держалось на подвязке?

Однажды мы нашли в мебели книжку начала XIX века и в ней записку на французском языке, написанную рукой женщины: «Не хватает только времени, чтобы быть счастливой». И я поняла, что если внешние атрибуты жизни могут меняться, внутри люди не меняются. Понятно, что темп жизни был другой. Но и 200 лет назад человек страдал, эта женщина ощущала ту же самую боль от каждодневной суеты, что и современные женщины. В чем-то человек постоянен — он ест, спит, пьет, любит и ощущает неумолимый бег времени.

— В чем вообще ценность сохранения и изучения этих предметов прошлого?

— Мы делаем это для потомков, чтобы внести вклад в историю искусства в целом. Сегодня наши открытия цитируются, читаются, скачиваются из электронных библиотек. Как говорит Семин, мы изучаем прошлое, чтобы сделать более гармоничное будущее. Это позволяет определить, что ценно, что неценно и преходяще, что вкус, а что дурновкусица, где золотые стандарты искусства и могут ли они быть найдены. А также это образовательная функция: к нам приезжают студенты и преподаватели из разных городов. Они говорят: одно дело увидеть иллюстрацию, другое — открыть дверцу, заглянуть в ящик, услышать скрип. Наши посетители из Саранска, Новгорода говорят, что раньше надо было ехать в крупный музей, а теперь достаточно прийти к нам, чтобы увидеть аналог кровати того же периода, на которой спал Наполеон в изгнании на Эльбе. Это очень напитывает людей пониманием.

На Западе преобладает культура отдельного дома. Они достают свои вещи с чердаков и продают на сельских аукционах. У нас же квартира, в которой негде хранить такие вещи

— Можно ли сказать, что на Западе отношение к реставрации и сохранению вещей прошлого другое?

— Они ценят такие предметы, у многих европейцев в домах сохранились антикварные вещи. Они по-прежнему передают их из поколения в поколение, реставрируют. Дело в том, что на Западе преобладает культура отдельного дома. Они достают свои вещи с чердаков и продают на сельских аукционах. У нас же квартира, в которой негде хранить такие вещи. Когда вводились «хрущевки», бесценная резная абрамцевская мебель пошла на свалку, потому что в современной малогабаритной квартире ее разместить было просто невозможно. Стесненные жилищные условия привели к тому, что предмет воспринимался не как старинный, а как рухлядь, которая мешает жить.

На Западе же государство поддерживает тех, кто живет в старинных зданиях, выплачивает определенную компенсацию. Потому что это не очень удобно — жить, например, без современной ванны, но если ее поставить, придется ломать стену.

Поэтому если мы и начали осознавать ценности прошлого, то благодаря Западу, где такое отношение в культуре. Нам этому предстоит еще учиться. В советское время многое было утеряно. Великая миграция, когда многие из села переезжали в город, беря с собой только сундук и самовар. Дворянские и купеческие усадьбы были во множестве уничтожены. Быть привязанным к традициям было опасно, свое дворянское, купеческое, военное прошлое скрывали. Ни архивов, ни мебели почти не осталось.

Да и справедливости ради надо сказать, что производство русской мебели началось лишь во второй половине XIX века на основе зарубежных аналогов. А до этого вся мебель была привозная, либо же — это лавки, зыбки, столы. Абрамцевская мебель возникла в последней четверти XIX века. Но при этом мастерство было и раньше — когда мы ходим по царскосельскому дворцу, нам показывают — вот это елизаветинский комод, привезенный из Франции, а вот это его копия, сделанная крепостными мастерами при помощи топоров. Но культуры производства у нас не было. И первые мануфактуры в России открывали европейцы Гамбсы и Шмидт. Но надо понимать, что наше государство намного моложе. Если мы говорим о Европе, готике, XII—XIII веках, то что в это время у нас было? Начало государственности. Мы исторически моложе, поэтому многому учимся.