Повесть о «железном» Минтимере: первая учительница, звезды в тетрадке и сапожник как враг народа

Работа, игры — это все замечательно, но все-таки главным для Минтимера была школа. С первых лет учебы у него укрепилась привычка к дисциплине, и ему до сих пор становится не по себе, если он видит, что кто-то исполняет свои обязанности спустя рукава, кое-как. Но убежден: ничего бы в жизни у него не получилось, если бы не замечательные школьные учителя! Действительно, во многом наши судьбы зависят от того, кто первым дал нам знания, прививал любовь к учению.

Учительниц в деревне принято звать «апа» — «тетя». Первой учительнице Минтимера Хадиче Ахмадуллиной (1925— 2013) было тогда 18 лет, в 1944 году она окончила Поисевскую среднюю школу, ее сразу назначили учительницей начальных классов в соседнюю деревню Аняк. В то же время она поступила на заочное отделение Мензелинского педучилища.

Хадича каждый день ходила пешком из Поисево, где жила с родителями, — полтора километра туда, полтора обратно. В Аняке было всего 57 домов и только начальная школа — обыкновенная изба-пятистенка, в которой все четыре класса сидели вместе и уроки вела одна учительница. Молоденькой Хадиче перед тем, как приступить к своей непосредственной работе, пришлось сначала приводить школу в порядок. На двери не было даже замка. Любой ветер распахивал ее настежь. Шла война, и в Аняке тогда остались только женщины, старики и дети. Все мужчины были на фронте. Благо председатель колхоза Шарип абый Шаймиев всегда помогал школе, правильно понимая значение образования. Потом как-то он даже назвал Хадичу «учительницей, совершившей образовательную революцию в деревне Аняк».

Из воспоминаний Хадичи Ахмадулловны Ахмадуллиной: «Первый мой рабочий день — 1 сентября 1944 года — как раз совпал с тем, что Минтимер Шарипов (тогда он был Шариповым) тоже пришел в первый класс. Тогда брали в школу с восьми лет, а ему еще не исполнилось восемь. Но родители попросили его взять, потому что он хотел учиться вместе со своими друзьями Гайнуллой и Инсафом. Шарип абый сказал, что если мальчик не сможет учиться наравне со всеми, то я могу его вычеркнуть из списка и отправить домой до следующего учебного года. Я согласилась. В том году первоклассников было больше, чем обычно, — тринадцать человек. Начали учиться, и с первых же дней Минтимер учился не только наравне со всеми, а был впереди всех. Как-то Шарип абый, встретив меня на улице, поинтересовался: «Как дела у Минтимера?» Я ответила, что все хорошо, вычеркивать мне его не придется.

Так Минтимер стал полноправным первоклассником, тринадцатым по счету в тот год.

В школе самым сложным в военное да и послевоенное время было обеспечить ребят учебными пособиями. Всегда не хватало самого нужного — тетрадей, ручек, чернил, карандашей. Я выдавала на четверть по одному стальному перу, по две пачки чернильного порошка. Из порошка получались фиолетовые чернила. Зимой их можно было приготовить из печной сажи.

А чем писать? Осенью у речки вместе с детьми собирали гусиные перья. Дети сами точили, обрабатывали их, и получались тоненькие перья не хуже, чем стальные. Такие, наверное, были у Александра Сергеевича Пушкина — говорила я им, чтобы подбодрить их. А вот чего, пожалуй, не было у великого русского поэта, так это трофейных металлических перьев. Они появились в деревне, как только Красная армия стала активно громить фашистов.

А на чем писать? Чистый лист бумаги — это мечта. Только для чистописания выдавалась одна-единственная на весь учебный год настоящая тетрадь. Ее резали пополам, чтобы хватило на два полугодия. Таким образом выходили из трудного положения. Но однажды Минтимер огорошил меня тем, что в тетрадке для чистописания, которую мы берегли как зеницу ока, нарисовал звезды. Целую страницу разрисовал! Я рассердилась, отругала его: «Зачем ты это сделал? Звезды можно рисовать и на книгах, между строчками. А тетрадь для того, чтобы научиться красиво писать». Он стоит и молчит. Потом говорит, причем твердым, уверенным голосом: «А мне захотелось нарисовать их на чистом листе. Посмотрите, на небе звезды одни на чистом небе». В первый раз я не нашлась что ответить и, признав свое поражение, молча отошла от его парты.

У Минтимера почерк был одним из самых красивых в классе. Это потом, уже в институте, он изменил свой почерк, стал писать с наклоном влево. А в школе такое было невозможно. Тетрадки были с готовыми строчками с наклоном вправо. Я храню его открытку, присланную мне как-то к празднику 8 Марта. Он пишет: «Простите за почерк, это единственное отклонение от знаний, которые дали нам Вы».

Кроме урока чистописания были и другие занятия, где надо было писать.

И тогда дети писали на свободных местах книг, между строчками. Это было моим изобретением: наш дом в Поисево, где я жила, находился рядом с библиотекой. И в библиотеке этой время от времени книги списывали. Многие из них попали в черный список и жесточайшей цензурой того времени были строго запрещены, изымались из библиотеки. По правилам их следовало сжечь, уничтожить, но я, как учительница, конечно, не могла допустить такого варварства. И потом — не пропадать же добру! Как-то договорилась: мол, маленькие дети в начальных классах, чего они там могут прочесть? Только учатся… Мне разрешили забирать эти книги для школы. Там, где на их страницах были поля, даже между строчками, дети писали: сначала просто буквы, потом простейшие упражнения, затем и диктанты, а также решали задачи. Другой бумаги просто не было. И я таким образом выходила из трудного положения, но однажды именно из-за этого попала в весьма сложную ситуацию.

Дело в том, что Минтимер был любопытен до невозможности. Как-то в одной из списанных книг Минтимер увидел, что имя Блюхера вычеркнуто, а на его фотографии стоит большая черная печать. Почему? И он меня прямо на уроке и спросил: «За что некоторых людей называют врагами народа?» Услышав это, я смутилась и не сразу нашлась, что ответить. Наконец, сказала: «Наверное, за то, что они против советской власти организовывают что-то плохое...»

«Хорошо, — говорит Минтимер, — ну а почему тогда увезли Тази абый и деда Галима, ведь они даже читать и писать не умеют?»

Это произошло совсем недавно, и я еще ничего об этом не знала и спросила: «А что с ними случилось?»

Тогда Минтимер рассказал, потому что знал, как всегда, обо всем, что происходило в деревне. А случилось вот что. Приехал человек из района, собрал всех в клубе, заявил, что скоро выборы, и стал рассказывать о Сталине. Вот, мол, родился в семье сапожника… А дед Галим возьми и брякни: «Кто знает — в семье сапожника или плотника, может, вообще в дворянской семье? Черт его знает! Но раз вы говорите, так уж и быть: выберем...» И Тази абый тоже вмешался: «Вот, — говорит, — в тот раз мы выбирали кого-то, и тоже по вашим словам, а он оказался врагом народа. С кого теперь спрашивать?» Собрание быстро закончилось, а ночью приехали люди в форме и забрали обоих. Односельчане говорили, будто бы их объявили врагами народа.

«Интересно, а откуда ты вообще узнал о врагах народа?» — спросила я.

«Из вашей книги, — ответил он и протянул книгу. — Сами же нам выдали для письменных заданий».

Я начала понимать, что списали-то книгу в библиотеке, наверное, именно из-за врагов народа. А ведь и не подозревала, что кто-то из детей начальной школы мог ее читать — книга была явно не детская. Минтимер же старался читать все, что подворачивалось под руку. Книг в деревне катастрофически не хватало…

«Ладно, эти, которые в книге, они грамотные, образованные, может, и организовали что. А наши-то совсем неграмотные...» — продолжает ребенок. Я еле слышно пробурчала: «Было бы лучше, если бы они сидели на этом собрании и помалкивали, ляпнули не разобрав, за то и поплатились». Минтимер не унимается: «Так надо же было разобраться, выяснить, что они неграмотны...» Кое-как отвязалась я от него, возразить мне было нечего. Скажу честно, я испугалась, забрала у него эту книгу и впредь, прежде чем нести детям книги, тщательно просматривала, о чем они. Потом расспросила у взрослых о тех двоих. Действительно, их арестовали и увезли. Так они и пропали без вести, больше никто и никогда о них не слышал.

Минтимер других хлопот мне не доставлял. Учился хорошо, не помню, чтобы он хоть раз не приготовил уроки или нуждался в помощи. За четыре года он только однажды пропустил занятия — и не предупредил, не отпрашивался, просто не пришел, и все. В тот день иду я после уроков домой, в Поисево. И тут встречаю повозку, груженную мешками картошки, вижу Минтимера на мешках. Знала, что у них есть еще один дальний огород, где они сажали картошку. Видимо, убирали там урожай. Увидев меня, Минтимер еле слышно поздоровался, съежился, опустил голову, ему было стыдно. Я поздоровалась и ничего не стала говорить. А вечером втайне от всех ко мне прибежала Нагима апа и просила не ругать Минтимера. Говорит, что сама попросила его помочь убрать картошку. «Минтимер очень расстроился, говорит, что стыдно смотреть в глаза учительнице», — рассказывала она. Я обещала не ругать, но впредь попросила предупреждать. Но больше подобного не повторилось.

Минтимера не назовешь ни тихим, ни шустрым, ни драчуном. Он был трудолюбив, подвижен, открыт, улыбчив, общителен, уважительно относился к своим одноклассникам. На праздники всем классом готовили концерт для родителей. Минтимер обычно танцевал в паре с девочками или пел вместе со всеми. Обычно на большой перемене играли в танцевальные игры всей школой, зимой — в коридоре, летом — во дворе.

Он любил быть ведущим, то есть конферансье. Объявлял номера четко и ясно. Между номерами рассказывал и стихи.

Минтимера не назовешь ни тихим, ни шустрым, ни драчуном. Он был трудолюбив, подвижен, открыт, улыбчив, общителен, уважительно относился к своим одноклассникам

Я была для детей не только учителем и воспитателем, но также следила за гигиеной и за одеждой учеников, регулярно проводив «час воспитания». Минтимер всегда был опрятным, аккуратно одетым. При этом до 10-го класса у него и костюма-то не было. Одеждой он не отличался от других так же, как и его брат и сестры. Их мать, будучи председательской женой, не сидела дома, работала на поле наравне с другими. Помню, был какой-то праздник, и Минтимер надел новые сандалии, новую рубашку, новые брюки. Я начала обзор с 4-го класса, хвалю всех. Вот Гайнулла надел новые ичиги. Дошла очередь до Минтимера. Я говорю: «Вот как красиво сегодня одет Минтимер!» Вдруг с ряда первоклашек прибегает его младшая сестра Мадания и говорит: «Апа, эти брюки совсем не новые. Мама покрасила два разных отреза в один цвет и сшила из них брюки. Рубашка, конечно, ничего, мама ее сшила из рубашки отца». Вижу, как Минтимер краснеет, ему стало неудобно. Тут я поняла, что нужно заканчивать разговор, иначе Минтимер провалится сквозь землю.

Родители Минтимера всегда интересовались тем, как учатся их дети. Многие качества отца я видела в маленьком Минтимере: целеустремленность, справедливость, сила воли. Вспоминаю мать Минтимера — Нагима апа была очень добрым, душевным человеком, мудрой женщиной. Она ходила ко мне в школу на курсы ликбеза.

Я нередко спрашивала у детей, кем они хотят стать, когда вырастут. Кто-то хотел быть шофером, кто-то агрономом, многие хотели стать врачами, учителями. А Минтимер отвечал, что будет прокурором. Я говорила: «Значит, будешь очень строгим человеком». — «Нет, я хочу быть справедливым», — говорил он.

Сейчас я смотрю на него по телевизору и сравниваю тогдашнего мальчика Минтимера, черноволосого, черноглазого, круглолицего, улыбчивого, с ямочками на щеках, с сегодняшним Минтимером — Президентом. Главное, что сохранились та же открытая улыбка, смех, голос и, пожалуй, походка, такая же уверенная, как и в детстве.

Минтимер никогда обо мне не забывал, когда был студентом: приезжая на каникулы, обязательно навещал меня. Всегда присылал подарки, открытки, поздравления. Однажды, будучи уже президентом республики, он приехал в Аняк к сестре и меня пригласил к себе. Спрашивал, как мои дети, хватает ли пенсии на жизнь. Я сказала, что все хорошо, дети устроены, ни в чем не нуждаюсь. Он настаивал: «Может, все-таки есть какая-нибудь просьба?» Я сказала, что дом у меня совсем старый, хорошо бы отремонтировать. Он тут же пригласил председателя колхоза и сказал: «Посмотрите, сделайте что нужно, примите это как поручение от меня». Вскоре пришли, посмотрели, сказали, что легче построить новый дом, чем ремонтировать старый. И построили мне новый дом. Так что вот этот дом, где я сейчас живу, считаю подарком Минтимера. В своих интервью он говорит обо мне как об одном из главных людей в его жизни. Его слова — самая высокая награда для меня».

Рассказывает Минтимер Шаймиев: «С годами я понял, как мне и моим одноклассникам повезло, что мы встретили в самом начале своей жизни именно этого удивительно проницательного, доброго, честного человека.

В Аняке Хадича апа проработала 31 год, затем из-за сокращения количества учеников начальную школу в нашей деревне ликвидировали, и она перешла работать в Поисевскую школу. Ее учительский стаж — 43 года. Сейчас она уже ушла в мир иной, но я всегда вспоминаю ее с любовью и благодарностью…

Она учила нас быть настоящими, достойными людьми. Например, честно смотреть старшим в глаза, никогда никого не обманывать. Конечно, мы были для нее пластилином, может, не очень податливым, где-то даже промерзшим… Но к чести нашей учительницы, она находила верный подход к любому из нас и в результате сумела вылепить вполне приличных, на мой взгляд, людей.

Я всегда учился хорошо. Но папа с мамой за это особо меня не хвалили. Потому что в нашей семье иначе и быть не могло. И на родительские собрания они редко ходили. Учение в семье считалось исключительно прерогативой детей. Поэтому проявление внимания и нежности со стороны отца и матери, тем более по поводу каких-то школьных успехов, были редки, но тем самым они и были для нас особенно дороги.

Часто вспоминаю один случай. В те времена мы редко видели сахар. Иногда появлялся кусковой, и по утрам за завтраком мама откалывала каждому по маленькому кусочку. Однажды папа, когда я уже учился в средней школе, взял свой кусочек, повернулся ко мне и сказал: «Минтимер, у тебя ведь сегодня экзамен, и голова должна работать четко». Улыбаясь, положил свой сахарочек в мою чашку. В этом жесте было все: и забота, и любовь, и нежность. Больше ничего и не нужно! И это я запомнил навсегда...»

Книга «Минтимер Шаймиев» из серии «ЖЗЛ: Биография продолжается...»