«В далеком китайском Харбине до сих пор стоит мечеть в честь принятия ислама Волжской Булгарией»
Колумнист «Реального времени» предлагает, как нужно использовать историю татарской общины в Китае для укрепления деловых связей республики с Поднебесной
Известный востоковед Лариса Усманова в авторской колонке, подготовленной для «Реального времени», рассказала историю о том, как познакомилась в Казани с потомками японских харбинцев, и пояснила, почему Татарстан тесно связан с Харбином. Оказывается, в китайском городе до сих пор стоит мечеть, построенная к 1000-летию со дня принятия ислама Волжской Булгарией. Но татарстанские власти и предприниматели пока не хотят брать ее под свое крыло и включить в «булгарский проект».
Потомки японских харбинцев в Казани
Я познакомилась с милой 45-летней женщиной Еленой Александровной Мансуровой, владелицей косметического салона, полтора года назад. Когда она узнала, что я — преподаватель японского языка, то призналась, что является японкой в третьем поколении. Ее дедушка был японцем.
Я была удивлена. В Казани живут потомки японцев? Оказалось, что ее бабушка, русская женщина по имени Агриппина Николаевна Горбунова, была вывезена в юном возрасте в Харбин, где проживала со своей семьей. Там, будучи молодой девушкой, познакомилась в 1941 году с японским журналистом, фотокорреспондентом. Молодые люди полюбили друг друга и поженились.
Ее муж Ямано Камио (род. 1903—1905) был родом из города Нагасаки. По словам бабушки, он был наполовину японцем: его матерью была англичанка, а отец— японец. Жили Камио и Агриппина вместе в Харбине около трех лет (1941—1943 гг). 9 сентября 1943 года у них родился сын Александр. Ровно через год, в сентябре 1944-го Ямано был арестован японскими военными. Агриппину пригласили проститься с мужем на вокзал. Когда она пришла, военные спросили у нее, где она оставила ребенка, она ответила, что оставила его дома. Ничего не сказав, они не дали шанса увидеть мужа. Военный поезд уехал с Харбинского вокзала в Японию. И больше Агриппина своего мужа никогда не видела.
В Харбине жила двоюродная сестра Ямано — Айка (Айко?) сан, чистокровная японка. Но, после окончания войны, сестра Ямано также уехала в Японию.
В начале 1950-х годов, когда началась репатриация русских в Советский Союз, родители Агриппины и она сама вернулись в СССР. Агриппина вышла замуж за русского мужчину. Сына Александра усыновил ее второй муж. Однако Агриппина, которая живет теперь в Казахстане, тепло вспоминает о первом муже.
Сын Александр после окончания школы приехал в Казань и поступил учиться в Казанский авиационный институт. В Казани он встретил свою будущую жену. У него трое детей, пятеро внуков. Все они живут в Казани. И если старшая дочь и сын похожи на бабушку и мать, то младшая дочь очень сильно напоминает японку.
Александр и его дети мечтают увидеть страну своего отца и деда. И очень хотят узнать о его, скорее всего, трагической судьбе, о возможных родственниках.
«Татарская община пользовалась особым уважением и авторитетом во всей русской эмиграции региона»
Казань, Татарстан исторически очень тесно связаны с Харбином, севером современного Китая. Известно, что на строительство Китайско-Восточной железной дороги, начатое в конце XIX века, приехало много добровольцев из центральной России, среди которых было немало татарских предпринимателей. Годом основания города является начало строительства КВЖД — 1898-й. Татары поселились здесь с момента основания города. Именно они объединились и создали в 1904 году мусульманскую общину. Надо отметить, что вплоть до революции 1917 года линия вдоль КВЖД была территорией с особым статусом экстерриториальности.
Сначала собрания и молитвы проводились на дому, но уже к 1915 году в связи с увеличением числа членов общины, зарегистрированной официально как харбинская мусульманская духовная община, возникла идея строительства своей мечети. Планировалось построить ее в 1922 году и приурочить к 1000-летию принятия ислама Волжской Булгарией, тем самым подчеркивая свою духовную связь, а после революции и преемственность с территорией нынешнего Татарстана. К сожалению, мечеть была построена и открыта лишь в октябре 1937 года.
Община не была большой. В начале 20-х годов, вероятно, численность не превышала тысячу человек. Однако позже эмигранты разъехались по всей Маньчжурии, переехали в Корею, Японию, Шанхай и далее в другие страны. В 1943 году, например, харбинская община официально насчитывала более 300 членов. У нее были свои доходные дома, здание мусульманской школы «Гиният», названной в честь первого имама Гиниятуллы Селихметова, своя типография, которая до начала 1930-х годов была единственной татарской типографией в этом регионе.
Вообще история одной только Харбинской татарской мусульманской общины, не говоря уж о всей эмиграции на Дальнем Востоке, была насыщенной, очень интересной. Здесь были свои поэты, например Хусаин Габдюшев. Сюда приезжал и встречался с представителями общины Гаяз Исхаки. Татарская община пользовалась особым уважением и авторитетом во всей русской эмиграции региона. Она была самостоятельна, предприимчива, в меру националистична. Хотя центром всей дальневосточной эмиграции стал Мукден (ныне город Шэньян), Харбинская община занимала почетное место самой уважаемой и старейшей.
8 октября 1937 года в Харбине было открыто новое здание мечети татарской общины, ставшее одним из архитектурных украшений города. Здание сохранилось до сих пор, хотя в данный момент не выполняет свои изначальные функции. Хочу привести отрывок об этой мечети из своей работы о татарской эмиграции на Дальнем Востоке. Думаю, что это будет интересно многим. Более того, на мой взгляд, данный факт можно было очень активно использовать в международном культурном взаимодействии с Китаем, год которого, кстати!, отмечается в этом году в России. По-моему, это очень большое упущение со стороны тех, кто занимается в Казани международными контактами, не говоря уже о международном имидже республики. Еще хотела бы напомнить, что мечеть Токио, старое здание которой было также построено татарскими эмигрантами, в мае этого года отметила свое 78-летие…
Как предводитель мусульман в Японии был связан с Харбином
Мухамед-Габдулхай Курбангалиев, в принципе, не был тесно связан с Харбином. Скорее, его жена находилась в более крепких связях с татарами в Маньчжурии — она была из татарских эмигрантов-купцов, проживавших в Маньчжурии. В Харбин он попал с остатками Белой армии, бежавшей после разгрома из России. Однако именно в Харбине в 1920 году, как мне представляется, он вступил в тесные контакты с японской разведкой. Результатом контактов стало знаменитое письмо Курбангалиева к министрам просвещения и армии Японии с предложением о сотрудничестве в виде посреднической роли между «японской и тюрко-мусульманской нациями». А результатом письма — приглашение Курбангалиева в Токио, где он стал основателем Токийской мусульманской общины, состоящей преимущественно из тюрко-татарских эмигрантов. Конечно, его контакты с Харбином были постоянными: в Харбине существовала и школа, и типография, опыт работы которых понадобился и в Токио.
Мечеть тысячелетия
Строительство одноэтажной каменной мечети тюрко-татарской общины в Харбине было начато в 1906 году после выделения участка земли, принадлежащей Китайско-Восточной железной дороге по Артиллерийской улице, дом 58, и завершено в 1907-м, когда мулла приступил к исполнению служб. Строилась она и существовала на пожертвования. Служба осуществлялась на арабском языке с обязательным переводом на татарский. Старое здание мечети просуществовало до 1922 года, когда было решено построить новое, так как численность татарской общины резко увеличилась за счет беженцев из Советской России, и старая мечеть уже не вмещала всех желающих. Прежнее здание было снесено, а на ее месте заложили фундамент новой.
В начале 1920-х годов в Харбине существовало три мечети, на линии КВЖД —около 18 мечетей. По мнению Ольги Бакич, к 1917 году Харбин имел только одну мечеть, а к 1935 году — семь мусульманских домов, включая мечеть тюрко-татар.
Однако второй и, пожалуй, основной причиной строительства новой мечети была совсем другая — выражение национальной идентичности тюркских эмигрантов из России, что в то время воспринималось как антисоветский акт. Решение было инициировано фактом празднования 1000-летия принятия ислама булгарами в 1922 году, что, по понятным причинам, невозможно было осуществить в тот момент в России и, в частности, в Казани, и организацию празднования которого взяла на себя Харбинская община. 28 мая 1922 года в однодневной газете «Тысячелетие», посвященной празднику 1000-летия принятия ислама булгарами, имам Харбинской общины Гиниятулла Ахмеди писал о роли ислама в национальной жизни тюрко-татар: «… Если бы не ислам, под влиянием христианства мы бы совсем потеряли нацию. Сегодня мы обязаны религии ислама тем, что живем как одна нация, что у нас есть своя литература. Если бы чистоту ислама берегли сегодня также как наши деды, тогда мы бы были самой сильной культурой… Единственное место, где могут помочь тюрко-татарам выжить — это Дальний Восток, там, где началась организация нашей культурно-национальной жизни. Сейчас все наши соотечественники ждут от нас шаги в развитии нашей культуры. Действительность такова, что лишь мусульмане Дальнего Востока могут что-то сделать (сейчас в этом направлении)...». Поэтому строительство мечети тысячелетия признавалось не просто как религиозное, а именно национальное событие.
Первым имамом Харбинской мечети был Гиниятулла Селихметов (Ахмеди), который был приглашен на этот пост общиной в 1907 году в 18-летнем возрасте после окончания стерлитамакского медресе Джиганхира Абизгилди (Jihandir Abizgildi) в 1908-м и прослужил имамом Харбинской общины до своей смерти в 1926 году. После него имамом стал Мунир Хасбиуллин, который был имамом до конца жизни в феврале 1944 года. Он-то и достроил Харбинскую мечеть. После него имамом стал Ахметов.
Мечеть не могли достроить в течение 15 лет, в основном по финансовым причинам. Церемония открытия мечети прошла 8 октября 1937 года.
Стоимость строительства составила около 60 тысяч рублей. Это было «двухэтажное кирпичное здание площадью 278 кв. метров, которое вмещало 500—600 человек». В здании было центральное отопление, хорошее освещение. Новая мечеть строилась по проекту известного в Харбине русского архитектора Ю.П. Жданова в честь пророка Мухаммеда и в честь принятия ислама северными булгарами. Этот факт подтверждает наличие в самосознании татар национального (или националистического) элемента. Приветствуя открытие мечети, Рукия Мухамедиш в газете «Милли Байрак» писала, что «мечеть обошлась в 40—50 тысяч рублей… Эта мечеть с одной стороны показывает наше единство, с другой, тот факт, что наш народ — эмигрант, потерявший страну, на чужбине не растворился. Она — оружие для борьбы, которая уже длится веками. Наша нация, которая способна строить школы, мечети, показывает тем самым свое единство, а также и то, что является культурной и развивающейся… Мечеть в Харбине — не первая мечеть, построенная нами на Дальнем Востоке. Есть мечети в Хайларе, Кобе, Шитаухидзе и Нагое, но мечеть в Харбине отличается от других тем, что построена на средства всего народа и в год тысячелетия принятия ислама. Начало строительства мечети в этот момент было признанием факта важного поворота в истории нашего народа — присоединения нашей культуры к исламу, а окончание строительства — это демонстрация силы национального единства». К слову, открытие мечети состоялось именно в период консолидации татарской эмиграции на Дальнем Востоке, не без поддержки японской армии, к тому времени создавшей в Маньчжурии протекторат Маньчжоу-Го.
Имам общины и тюрко-татарской мечети в Кобе Модияр Шамгуни отмечал, что открытие мечети в Харбине — «не только демонстрация работы махалли тюрко-татарских мусульман Харбина, но и исторический факт для всех мусульман Дальнего Востока». Татарский поэт-эмигрант Хусаин Габдюшев в статье «В объятиях века» в тюрко-татарской иммигрантской газете «Милли Байрак» писал: «В момент празднования окончания строительства мечети в голову может прийти шальная мысль о том, зачем небольшой махалле тюрко-татар в Харбине такая огромная мечеть… Но ведь событие 1000-летней давности принятия ислама нашими предками — событие немаленькое. «Праздник тысячелетия», который проведен для того, чтобы вспомнить еще раз об этом, вспомнить, с чего началась наша жизнь, — событие не маленькое, а грандиозное».
После войны здание мечети, естественно, не использовалось в религиозных целях.
С 1953 года оно находилось в ведении Народной армии освобождения и, вероятно, служило в качестве казарм. В 1966 году администрация города оформила договор ренты, подписанный бывшей татарской эмигранткой Акчуриной, и с тех пор до 1995 года мечеть использовалось как общежитие. С 1995 года здание перешло в ведение департамента религиозных дел Харбинской администрации. В 1990-х годах Американская тюрко-татарская ассоциация (ATTA) от имени всех проживавших в Харбине татар-эмигрантов подала прошение китайскому правительству передать мечеть китайским мусульманам. Эти документы в Пекине в 1995 году были переданы представителям китайского правительства Равилем Селихметом — представителем ассоциации, племянником имама Харбинской мечети Гиниятуллы Ахмеди (Селихмет). В 2000 году, наконец-то, китайское правительство выделило средства на покупку квартир для проживавших в мечети. Мечеть отреставрировали и передали китайским мусульманам в 2002 году.
«В далеком Харбине до сих пор стоит мечеть в честь принятия ислама Волжской Булгарией»
Учитывая тот факт, что Китай сейчас активно развивает внутренний туризм, отстраивает фактически заново и реставрирует памятники российского присутствия в Маньчжурии, у Татарстана есть прекрасный шанс заявить о своих исторических связях и участвовать, в какой-то мере, в организации этого внутреннего туризма. В Харбине есть музей еврейской эмиграции, финансируемый за счет представителей этой национальности по всему миру. Почему бы и татарстанским и татарским предпринимателям, заинтересованным в сотрудничестве с Китаем, не поддержать подобный проект? Тем более что в Харбине сохранились здания, включая саму мечеть, построенные и принадлежавшие когда-то татарам.
Интересный момент заключается в том, что мы сейчас активно занимаемся возрождением Булгара, при этом даже не знаем о том, что в далеком Харбине до сих пор стоит мечеть в честь принятия ислама Волжской Булгарией. Мне кажется, реставрация Харбинской мечети должна вписаться в «булгарский» проект. Наши эмигранты сохраняли память о Булгаре и исламе за рубежом. В память о них и в благодарность им мы просто обязаны взять шефство над Харбинской мечетью.
Институт истории имени Марджани АН РТ сейчас начинает реализовывать Дальневосточный проект: мы хотим выстроить научные связи с Китаем, Кореей и Японией с целью изучения как недавней истории присутствия тюркоязычных народов в этом регионе, так и древней истории наших тюркоязычных предков здесь. Уверена, что наши исторические связи с Харбином, их развитие позволят нам это сделать.
Справка
Лариса Рафаэлевна Усманова — востоковед, регионовед-социолог.
- Доктор социологических наук (диссертация «The Türk-Tatar Diaspora in Northeast Asia, Transformation of Consciousness. A Historical and Sociological Account Between 1898 and the 1950s (Тюрко-татарская диаспора в Северо-Восточной Азии)», 2006).
- Кандидат политических наук (диссертация «Безопасность в Северо-Восточной Азии: Шанхайская организация сотрудничества», 2003).
- Кандидат педагогических наук (диссертация «Формирование и развитие коммуникационных способностей журналиста в новых информационных условиях», 1999).
- В 1992 году окончила Казанский государственный университет, факультет журналистики.
- 1992—1996 гг. — аспирантура КГУ, кафедра педагогики.
- 2001—2003 гг. — Университет Аояма Гакуин, факультет международной политики и экономики, магистратура «Международные отношения». Квалификация: социолог-международник (глобальные процессы).
- 2003—2006 гг. — Университет префектуры Симанэ, факультет регионоведения Северо-Восточной Азии, докторантура, социология. Квалификация: регионовед (международник)-социолог.
- Знает японский, английский и французский языки.
комментарии