Артур Мустафин: «Всю жизнь мне хотелось участвовать в проекте, который не имеет границ»

Внук Салаха Атнагулова

— Артур, расскажи, как получилось, что в 1980-е, когда вокруг звучало диско и советские ВИА, ты, будучи подростком, полюбил британский рок 60-х?

— В раннем детстве очень нравились электронная композиция Popcorn, какие-то отдельные песни на радио и телевидении. Помню, что любил прыгать на диване под песню ВИА «Самоцветы» «Мой адрес — Советский Союз» в основном потому, что там звучит сэмпл поезда в начале и в конце. Папа был меломаном, дома постоянно звучали джаз и классическая музыка, поэтому среди кумиров детства еще оказались Гленн Миллер и его оркестр, Луи Армстронг, Билли Холидей.

Когда я подрос, то стал интересоваться поп-музыкой, фанател от Boney M., Space, ABBA, Chilly, Донны Саммер и прочего. В 1980 году у нас появился качественный проигрыватель, папины друзья-меломаны стали приносить винилы с поп- и рок-музыкой. Что-то мне из этого нравилось, что-то — нет. Вокруг очень много говорили о The Beatles. В мое поле зрения они почему-то никак не попадали. Были, конечно, советские миньоны, но на них для себя я отметил только песню Ob-La-Di, Ob-La-Da. По моей просьбе папины друзья принесли две пластинки The Beatles. Это были альбомы Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band и Revolver. Я их послушал, переписал на кассетник, но вдохновлен особо не был, так как ждал бешенного рок-н-рола, а на этих пластинках, с моей точки зрения, была какая-то малопонятная заумная музыка. Позже один знакомый студент-меломан дал переписать пластинку-сборник песен 1963—1964 годов Beatles' Greatest. И вот тут меня и накрыло, видимо, потому что эти песни адресовались молодым людям, почти детям. Эта пластинка для меня открыла The Beatles. Я стал их фанатом. Boney M, ABBA, Space — все это сразу померкло.

Полюбив The Beatles, стал собирать записи групп «британского вторжения», особенно нравилась блюзовая группа The Animals. Также полюбилась музыка 50-х годов: Elvis Presley, Jerry Lee Lewis, Little Richard, Chuck Berry и пр. Большинство сверстников были приверженцами тяжелого рока (Led Zeppelin, Deep Purple, AC/DC), другие любили итальянцев, чуть позже появилась мода на Modern Talking. Сам такую музыку не слушал, ну разве что какие-то отдельные треки. На тот момент из современной музыки нравились: Susanne Vega, The Police, Duran Duran.

— Твой дед Салах Атнагулов был видным политическим деятелем, впоследствии репрессированным. Вы такие вещи в семье обсуждали?

— Да, в разговорах старших эта тема часто поднималась. Когда я был маленький, я не понимал, о чем речь. Когда стал постарше, вникнул. Мои родители были из среды стиляг, шестидесятников. Дома критиковалось все советское: система, идеология, нравы. Тема репрессий была открыта, а история деда была еще одной причиной для критики советского строя.

По данным, собранным моей тетей, отцом и сотрудниками музея Салаха Атнагулова, дед окончил в Уфе медресе, был редактором нескольких журналов. В 1919—1920 годах работал в Москве, в правительстве, в отделе по развитию культуры и науки в восточных регионах РСФСР. Так как он в совершенстве владел башкирским, татарским, арабским языками, был переведен в Казань на должность заведующего отделом культуры Совета профсоюзов ТАССР, был редактором Татгосиздательства, председателем академического центра народного комиссариата просвещения ТАССР. Работал как просветитель, журналист, научный деятель, преподавал. Состоял в группе, на которую была возложена задача перевода татарской письменности с арабской вязи на латиницу. Писал статьи, книги по вопросам национальной культуры и науки.

В 1936 году по доносу дед был репрессирован, переведен в Москву, где велось следствие, примерно через год был расстрелян и похоронен в общей могиле на Донском кладбище в Москве. Мой отец и тетя с помощью активистов музея Салаха Атнагулова долго искали концы этой истории, наводили справки. Недавно мы с женой были на Донском кладбище в Москве на месте захоронения казненных репрессированных, здесь же похоронен Мейерхольд, много видных людей культуры и науки. Установлен мемориал со списком захороненных.

Сын Виля Мустафина

— Я читал, что вы со школьным другом и барабанщиком Гленном Казаковым печатали на машинке отца, поэта Виля Мустафина, статью. Опечатались, и так появилось название группы «Холи». Насколько отец поддерживал тебя в твоих начинаниях?

— Я папе очень благодарен за то, что он всегда меня поддерживал в плане занятий музыкой, и вообще, в любых творческих начинаниях. Мама к этим увлечениям относилась со скепсисом. Папа в студенческие годы был стилягой, пел в джазовом оркестре Университета. По отзывам его современников папа был харизматичным талантливым молодым человеком, обладающим приятным басом. Во время хрущевской оттепели у отца появился план стать профессиональным джазовым вокалистом, он поступил в консерваторию на вокальное отделение. Но вскоре западная музыка вновь стала нежелательной в СССР, а отцу пришло время определиться в жизни, он оставил консерваторию, продолжил работать математиком-программистом, а творческое внимание сконцентрировал на поэзии, литературе, коллекционировании музыки, ну и отчасти мне.

— Почему для получения высшего образования был выбран медицинский институт?

— Я учился в 18-й школе, в мои годы это было очень престижное учебное заведение. А медицинский институт на тот момент был самым престижным вузом в Казани. К тому же, мама врач. В школьные годы себя медиком не видел, но большинство одноклассников планировали поступление в медицинский институт. Я тоже оказался в этой волне и подал документы в КГМУ. В результате все сложилось наилучшим образом, работа врачом помогла мне относительно безбедно и спокойно пережить все экономические катаклизмы, связанные с перестройкой и ее последствиями, быстро найти работу в Санкт-Петербурге. Стабильная заплата, большой отпуск и работа «сутки через трое» позволяют спокойно заниматься музыкой, путешествовать, ездить на гастроли.

— Ты до сих пор работаешь анестезиологом-реаниматологом?

— Да, в выездной бригаде медицинского центра МЧС.

— Это спокойная работа?

— Да. Мы выполняем плановые перевозки пациентов. Иногда приходится летать на вертолете. Работа предсказуемая, спокойная, ну и, что немаловажно, рядом с домом. Двое суток в неделю я занят в Центре, все остальное время посвящено музыкально-студийной работе.

Как группу «Холи» звали в Москву

— История группы «Холи» в 1980-е достаточно известна: у вас был свой фэнзин, группа активно гастролировала. Как-то раз я слушал альбом «Холи» «Трагедия Агаты N-ской» 1994 года, тексты песен в большинстве случаев мрачны. Интересно, как казанские музыканты себя ощущали в то время? Такое чувство, что это было безвременье.

— Практически, вся отечественная рок-музыка того времени была мрачноватой, пессимистичной. Музыка, да и любое творчество — отражение времени. Криминалитет правил обществом, он проник во все: в быт, в телевизор, в радио, в литературу, в СМИ. Нам, как представителям интеллигенции, все это было крайне неприятно, поэтому и тексты мрачные, но песни по форме бодрые.

Девяностые годы — палка о двух концах. С одной стороны полная свобода, кайф вседозволенности: делай, что хочешь, пой, что хочешь, никто никого ни в чем не ограничивал. Это ощущение свободы много дало для развития творческих планов. С другой стороны — появилось большое количество музыкального материала низкого качества. Я (да и, думаю, многие музыканты) чувствовали себя в Казани не очень уютно в плане качества творческой среды.

Чтобы стать звездой в те годы, когда не было интернета, стриминга, ты должен был ехать в Москву, Санкт-Петербург или еще куда-нибудь, чтобы находиться в среде, повышать свой музыкальный уровень, тусить, знакомиться и через эти знакомства попадать в телевизор, на радио, значимые фестивали. У нас было приглашение от группы «Мистер Твистер»: «Ребята, мы вам поможем с телевидением, клубными концертами, но для этого вы должны переехать в Москву, иначе никак».

Я на тот момент был готов уехать (всегда был готов уехать), но у ребят (коллег по «Холи») были семьи и работа, всей группой уехать не было возможности, и мы продолжали свою деятельность в Казани. В конце концов, в 2003 году, когда «Холи» разделилась на «Макс и Ко» и «Крокодилли», я уехал в Петербург и собрал уже питерский состав «Крокодилли».

Об атмосфере девяностых: завтрашний день был совершенно непредсказуем. Прекратит существование работа или прекратит существование страна — неясно. No future. Живешь в каком-то подвешенном временном пространственном вакууме в совершенной непонятке. Есть сегодняшний день, ну и наслаждайся им как можешь.

— В Петербурге у тебя уже был уровень — заметная группа, играет концерты. Почему ты с этим завязал и перешел совсем к другой музыке?

— Да, в Санкт-Петербурге была веселая группа «Крокодилли». Со мной играли прекрасные музыканты, Андрей Переведенцев (гитара) и Кирилл Павловский (барабаны). Мы записали альбом «Солнце в кедах», он имел позитивный резонанс, песни попадали в радио-эфир. «Крокодилли» несколько раз приглашались на 5-й Канал питерского телевидения, мы гастролировали по стране. В Питере я тусил с рок-н-ролльщиками и джазменами, играл каверы, участвовал в многочисленных джемах, что было весело и, безусловно, полезно. В принципе, так можно было жить дальше. Но к сорока двум годам все это начало наскучивать. То ли стало понятно, что до какого-то определенного уровня, за пределами которого начинается мастерство, я не дотягиваю, то ли кризис среднего возраста (ха-ха). Подумалось, что я все-таки в большей степени меломан, нежели музыкант и продюсер. И тут вдруг в 2011 году я попал в Индии на концерт французской акустик транс группы Hilight Tribe (барабаны, бас-гитара, гитара, два перкуссиониста). Hilight Tribe исполняет прямобочечную танцевальную музыку с долгими импровизациями на перкуссионных и других инструментах. Это была пляжная вечеринка под пальмами на берегу моря: играет музыка, которая совершенно не похожа на ту, которой я занимался, много красивых людей танцуют, счастье, радость, потрясающая атмосфера, от которой ты просто улетаешь в небо. После концерта шел счастливый по пляжу. Ночь. Море. Подумалось: «Музыка — она же как море: у музыки, как и у моря, нет берегов».

По возвращении в Питер купил петлевую станцию и стал пытаться делать что-то похожее на то, чем я занимаюсь сейчас. Я назвал это «петлевая музыка», когда повторяется одна и та же фраза, происходит постепенное усложнение аранжировки и развитие драматургии. Позже перешел на компьютерное продюсирование. Со временем появился целый сонм железок (синтезаторов), обработок и прочих приборов.

Причем тут греки

— Насколько сильно поменялся твой круг общения? Пришлось ли тебе заново учиться?

— Заниматься электроникой начал с нуля. Рок-музыка и электронная музыка, по крайней мере, та, которой я занимаюсь — это весьма разные по своим задачам вещи. Примерно два года учился компьютерному продюсированию. Помогло то, что в рок-группах занимался аранжировкой, расписывал партии для остальных ребят. Работал над треками, смотрел обучающие видео, списывался с ребятами, которые уже достигли определенного уровня. Все мне очень помогали. Спасибо всем. Результатом этих занятий и экспериментов стал первый альбом Herbalism. Сильно волновался. С одной стороны, рок-н-ролльный бэкграунд мне очень помог, но с другой стороны, вся техническая работа с электроникой была для меня в новинку. Не ожидал, что у альбома будет такой фидбэк, что он будет хорошо распродаваться, стримиться, что будет много восторгов от музыкантов, которых я на тот момент считал кумирами. Это была сильная мотивация продолжать. Да, со временем поменялся круг общения. Сейчас большинство моих друзей — электронные музыканты, диджеи, организаторы фестивалей, электронных вечеринок.

— Как ты стал выпускаться на лейбле Cosmicleaf Records?

— Первый альбом был выпущен на питерском чилл-аут лейбле Microcosmos Records. По рок-музыкальному опыту было ясно, что для продвижения проекта нужно много тусить, знакомиться и как-то раз на вечеринке после своего выступления встретил Олега Белоусова (Astronaut Ape) совладельца лейбла Microcosmos Records. Олег сказал: «Офигенно, давай выпускаться». Тут мы возвращаемся к The Beatles. В первые годы увлечения The Beatles меня восхищали в том числе тем, что их знают во всем мире. Всю жизнь мне хотелось того же — участвовать в проекте, который не имеет границ, который может выступать где угодно, чтобы музыкальный язык проекта был понятен всем. И когда после выпуска первого альбома Herbalism из разных регионов мира стали поступать позитивные отзывы, подумал, что моя мечта сбывается: я создал проект, который принимается во всех уголках Земли.

И раз я планирую продолжать проект как глобальный, необходимо издаваться на лейбле с глобальным охватом. Написал две заявки: на Ultimae Records и на Cosmicleaf Records, лейблы, на которых издавались любимые электронные чилл-аут артисты.

Владелец лейбла Cosmicleaf Records Ник (Side Liner), ответил: «У тебя потрясающая музыка, добро пожаловать в семью». Я, честно говоря, офигел: это же гигантская ответственность, меня принимают на лейбл, на котором издаются люди, на которых я равняюсь, ой-ой… (паника). И начал работать над вторым альбомом... Так и продолжается. К нынешнему 2024 году вышло 10 альбомов.

— Как ты понимаешь, что трек готов? Мне кажется, у тебя должно быть много демо-треков?

— У меня нет незаконченных треков или треков, которые не изданы. Ну разве что могу отложить работу и доделать позже. Как определяется законченность трека сложно объяснить, но попробую. Треки (в моем случае) делаются неделями, месяцами. Когда мне кажется, что трек готов, откладываю его, через день-два, через неделю слушаю заново. Важно послушать трек в разных настроениях. Пытаюсь найти вещи, которые можно изменить или добавить. Иногда приглашаю в студию друзей, включаю (тайно) трек и стараюсь поймать их вибрации, понять как люди, чувствам которых доверяю, реагируют. По этой реакции я понимаю есть ли необходимость в коррекции или нет. Основа трека (ритмика, гармония, мелодия, бас) придумывается быстро, за несколько часов. Затем идет долгая работа над звуком, аранжировкой. Необходимо, чтобы все компоненты «жили дружно», не мешали друг другу во времени, по панораме и частотам. Как только трек начинает звучать как единое целое, то, вероятно, дело близко к финалу.

«Пусть музыка звучит и пусть ее будет много»

— Я недавно узнал, что группа «Холи» вновь существует, в ней даже играют мои ровесники. Как ты к этому относишься? Близко ли тебе чувство ностальгии?

— Чувство ностальгии есть у каждого человека. Но считаю, что разрастаться этому чувству давать не нужно. Прошлое хорошо, тогда, когда оно было настоящим. Со временем многое меняется и вокруг и внутри: другие отношения, другие запахи, другие люди, вообще, вся Земля другая. Ностальгировать, пытаться протащить что-то из прошлого в настоящее можно, но изредка, как шутку или как разовую акцию типа «Эх, были времена», но постоянно теребить прошлое не вижу смысла. Нравится постоянно придумывать что-то новое. Начинать с нуля, выходить из зоны комфорта, ступать на terra incognita всегда захватывающе и волнующе. Совершенно спокойно отношусь к тому, что происходит в группе «Холи» сейчас. Если моим милым друзьям Снейку, Максу и Жоресу это по душе, то значит — все ОК. Когда случается приехать в Казань, мы, как правило, выступаем в классическом составе, и всех это радует.

— Тебе пришлось заново учиться тому, что делать на сцене?

— Да, другие вибрации и другие заботы. Мое выступление — это работа с компьютером, контроллерами, синтами. Иная философия, соответственно, иное поведение. Сначала я очень волновался, не знал, как себя вести, но потом привык. В общем-то, во время выступления нужно просто заниматься музыкой (ха-ха).

— Ты выступал не только в России, но и в других странах.

— В разных странах люди любят разные музыкальные формы. В России больше приветствуется прямая бочка или агрессивные ритмы, средние частоты, «холодный» звук. Во Франции, к примеру, больший резонанс имеют треки с латино-американскими ритмами. На Пангане — «теплая», расслабленная музыка с карибскими ритмами и хаус.

— Как ты относишься к стримингам? Мол, раньше-то за пластинку отдавали всю зарплату, музыка ценилась больше?

— Это и помогает, и мешает. Помогает слушать больше музыки, мешает вникать в суть. Сейчас популярно регулярно выпускать по одному треку с частой периодичностью (раз в неделю, раз в месяц), чтобы в первые дни после релиза трек попадал в постоянно обновляющиеся плейлисты, тем самым популярность проекта поддерживается постоянно.

Плей-листы — это прекрасно, но буду откровенен: мне нравится воспринимать музыку альбомами, хорошо скомпилированный альбом слушается как единое произведение. Треки, собранные в альбом, формируют определенную картину из ассоциаций, чувствуется посыл автора. Отдельные треки и плейлисты таким ассоциативным потоком не обладают. Сам я стараюсь писать музыку альбомами. Примерно раз в год выпускаю альбом. Хорошо это или плохо в общем плане не могу сказать. Время течет, многое меняется, меняются взаимоотношения и политические, и экономические, меняется отношение людей к творчеству, в том числе к музыке. Раз сейчас такие тенденции, наверное, так надо. Есть сожаление, что стриминговый рынок насыщен музыкой в невысоком качестве, но качественный звук — дело времени. Сам практически не слушаю музыку в форматах типа MP3. Слушаю альбомы или выдающиеся (на мой взгляд) компиляции либо на виниле, либо в высоких разрешениях, либо на пленке. Среди моих друзей есть коллекционеры винила, ценители качественных форматов, мы общаемся. В любом случае — пусть музыка звучит и пусть ее будет много.