Золотая Орда и татарские юрты в мировой истории

В XIII веке в результате многолетних завоевательных войн Чингис-хана и его преемников была создана Монгольская империя. На огромном пространстве Монгольской империи сформировались сходные (по основным параметрам) структуры верховного и местного управления и финансовая система. В этом смысле можно говорить о Pax Mongolica — сфере политического господства и влияния монголов, точнее, их имперской государственности. Сложилась полиэтничная мультикультурная система — одна из первых в мировой истории, позволившая привести в действие процесс первичной глобализации.

Однако, в отличие от других известных в истории Paces, там не сложилось общего культурного пространства. Возможно, это объясняется слишком кратким (в половину столетия) сроком, отведенным на существование единого Еке Монгол Улуса. Сравнительно мало сказалось его воздействие на культуре соседних государств (может быть, за исключением некоторых китайских изобретений, перенесенных с купеческими караванами на другой конец континента).

Традиционные нормы государственного строительства, организации экономики и культурные стандарты, присущие кочевникам и практиковавшиеся у монголов в начальный период создания империи, оказались наиболее жизнеспособными на ее степных территориях — в Коренном юрте (Монголии) и Улусе Джучи (Золотой Орде). Этого нельзя сказать об улусах Чагатая (в его мавераннахрской части) и Хулагу.

Оседлые цивилизации, включенные в империю Чингизидов, имели собственную развитую государственность и культуру, поэтому правление завоевателей там осуществлялось руками местных властей (Русь, Уйгурия, страна енисейских кыргызов и др.) или пришельцы монголы сами перенимали локальные административные системы.

Нужно учитывать, что в первые десятилетия после смерти Чингисхана его авторитет как основателя державы и сакрализованного предка регламентировал многие аспекты внутриимперских отношений.

Преклонение перед создателем Еке Монгол Улуса обеспечило на первых порах сохранение освященных им политических структур и идеологических конструктов. Однако со временем, по мере развития социальных процессов в улусных ханствах и аккультурации центральноазиатских мигрантов на завоеванных землях, постепенно складывались иные формы политической, хозяйственной и культурной жизни. В улусных ханствах набирали силу мощные традиции, которые существовали в порабощенных странах до завоевания. Их правящие элиты вынуждены были приспосабливаться к местным условиям.

Джучиды и Хулагуиды приняли ислам и вместе с ним ориентацию на городское мусульманское чиновничество и купечество; юаньские императоры китаизировали двор и все государство, установив налогообложение, провинциальное деление и чиновничий аппарат в традиционно китайских формах.

Джучиев улус существовал в относительно более многомерном цивилизационном пространстве, чем чингизидские ханства в Средней Азии, Иране и Китае. Опора верховной власти не только на квалифицированных бюрократов, но и в равной степени на сотни тысяч рядовых степняков — основную массу налогоплательщиков и основу армии, — которые сохраняли привычный и престижный кочевой образ жизни, придавала этому государству своеобразие, порождала сосуществование кочевых и оседлых традиций и институтов. В зависимости от разнообразных политических перипетий, экономических трансформаций и природных катаклизмов, локальный оседло-земледельческий цивилизационный субстрат (подпитывавшийся в основном из Хорезма и отчасти из Крыма и бывшей Волжской Булгарии) то усиливал свой удельный вес в государстве, то ослабевал, уступая место кочевническим нормам жизни.

Подобно тому, как происходила китаизация управления в империи Юань («Улусе великого хана») и иранизация у Хулагуидов, в Золотой Орде возрождались «матричные», домонгольские формы государственности, присущие данному региону Евразии. В этом отношении дополнительный смысл приобретает известное замечание ал-Омари о том, что «земля одержала верх над природными и расовыми качествами их [татар], и все они стали точно кипчаки». Огузо-кипчакское многовековое наследие становилось все более заметным в устройстве Джучиева улуса.

Сумятица, внесенная монгольским завоеванием и отстранением от власти прежней кипчакской элиты, уступила место мирной и стабильной жизни в могущественном и богатом государстве. На просторах бывшего половецкого «Дикого поля» установилась жесткая и стройная улусная система с десятичным делением населения. Ордынское правительство не допускало самовольных переходов из одного улуса в другой, чтобы не нарушать стройной организации налогообложения и военной мобилизации.

Относительно мирная и сытая жизнь на протяжении десятилетий имела благоприятные демографические последствия. Степные племена множились, делились и ветвились, и их беки (эмиры) обретали все больше подданных. В кочевом мире это означало повышение социальной значимости и политического влияния нединастической знати. Происходило постепенное усиление беков-предводителей племенных объединений (элей). Оно было порождено не только благоприятными экономическими и демографическими условиями развития кочевого населения Улуса Джучи во второй половине XIII — первой половине XIV в., но и кризисами и репрессиями в правящем доме Бату во время правления Токты и в начале правления Узбека, когда Джучиды в борьбе за власть теряли опору среди сородичей, членов династии, и находили ее у кочевых беков. Соответственно происходило внедрение этой категории татарской аристократии в круг высшей правящей элиты.

Временные замирения между традиционно враждовавшими Джучидами и Хулагуидами, а также принятие ордынцами ислама как государственной религии стимулировали проникновение в Золотую Орду персидских и огузо-сельджукских элементов государственного устройства.

Этому сопутствовала тюркизация двора, чиновничества и делопроизводства. Наряду с различными внешними заимствованиями в имперской и ордынской культуре, она усиливала поликультурное разнообразие общества в Джучидской державе.

Золотая Орда прошла путь от отдаленного провинциального удела, переданного в управление одному из Чингизовых сыновей, до независимой могущественной империи, которая вершила судьбы окрестных стран и народов на протяжении двух столетий. Ее воздействие на историю и цивилизацию Евразии оказалось долговременным и многозначным, нуждающимся в подробном и объективном исследовании.

Вопрос о разнообразных формах ордынского исторического и культурного наследия давно поставлен в науке. Впервые мысль о существовании такого наследия была напрямую высказана школой евразийцев — российских историков-эмигрантов. Однако большинство их занималось не скрупулезными историческими штудиями, а общим осмыслением исторического пути России. Поэтому евразийская идея появилась на свет (и по большей части продолжает существовать) не как историографическая теория, а как историософская концепция, еще ждущая своего наполнения фактическим материалом.

Общая схема евразийской идеи сводится к исторической преемственности великих континентальных держав — Тюркского каганата, Монгольской и Российской империй, которые объективно передавали друг другу функцию «собирания» народов в общих границах. При такой трактовке Россия (иногда добавляют: и СССР) выступает в качестве наследницы великой объединительной миссии предыдущих сверхдержав Евразии.