«Новая эра» в истории Крымского ханства с приходом Шагин Герая

Как и в случае с Сахиб Гераем II, Османская империя отказалась признать легитимность нового хана, который, несмотря на свое неоднократно высказываемое нежелание подчиняться духовной власти турецкого султана, все же направил в Стамбул свое посольство для получения инвеституры. Это посольство было принято турецкими властями весьма прохладно. Более того, в конце того же 1777 г. османские власти признали ханом очередного своего ставленника — вышеупомянутого Селим Герая III, который в декабре 1777 г. с несколькими приверженцами высадился в Крыму и вскоре получил поддержку многих недовольных Шагин Гераем. Правда, благодаря оперативному подходу русских войск, направленных П.А. Румянцевым, в феврале следующего года он был вытеснен из Крыма, а его последние приверженцы были окончательно разгромлены к сентябрю того же года.

Лишь несколькими годами позже Россия добилась от нее подписания Айналы-Кавакской конвенции от 10 марта 1779 г., по условиям которой духовная власть султана-халифа над крымскими ханами превращалась в простую формальность. Османская империя окончательно соглашалась не вмешиваться в процесс выборов хана, который по избрании в знак признания «в особе султанской верховного калифейства магометанской веры» должен был направить в Стамбул своих послов с дарами. Со своей стороны, халиф должен был подтверждать статус «добровольно избранного и возведенного» хана, выдавая ему «без малейшего затруднения и отговорки благословительную грамоту». И тут же специально оговаривалось, что Османская империя, в соответствии с положениями конвенции, признает хана Шагин Герая. Тем самым на официальном уровне окончательно прекращалось вмешательство турецких властей в дела власти и управления в Крымском ханстве и, соответственно, укреплялось влияние властей российских — как через дипломатических представителей, так и через военную администрацию пограничных с Крымом регионов.

С приходом к власти Шагин Герая российские современники связывали начало «новой эры» в истории Крымского ханства, возможность его вхождения в число европейских государств. Основанием для этого стало то, что новый хан еще в детстве получил воспитание в греческих Салониках, а затем — в Венеции, знал итальянский язык и европейскую культуру. Соответственно, под покровительством России он надеялся провести значительные преобразования в Крымском ханстве, которые, по его мнению, должны были способствовать стабилизации политической ситуации в государстве, развитию его экономики и укреплению международно-правового положения.

Так, он попытался укрепить центральную власть в Крымском ханстве, реорганизовав ханский совет-диван, который ранее состоял из довольно неопределенного круга высших сановников и других влиятельных лиц, находившихся при ханском дворе и пользовавшихся влиянием на монарха. Теперь же диван включал в себя двенадцать членов и должен был осуществлять высшую исполнительную власть при самодержавном хане, по сути, становясь правительством Крымского ханства. Впрочем, нарушить традицию присвоения высших должностей в государстве представителям наиболее могущественных родоплеменных кланов и Шагин Герай не решился: согласно сохранившимся документам, в диване были представлены члены родов Ширин, Мансур, Аргын. Вместе с тем ряд придворных сановников, ранее традиционно участвовавших в управлении делами государства, были лишены этих полномочий, и их должности превратились в синекуры типа шталмейстера, гофмаршала и пр. Тем не менее для обеспечения их лояльности хану приходилось назначать этим сановникам значительное жалование и делать дорогие подарки.

В системе регионального управления хан также провел некоторые изменения, объективно назревшие в связи с изменением (уменьшением) территории ханства по итогам мирных договоров 1772 и 1774 гг., а также необходимостью централизации власти. Так, Шагин Герай учредил шесть наместничеств во главе с каймаканами в Бахчисарае, Ак-Мечети, Карасубазаре, Гезлеве, Кефе и Перекопе, которые, в свою очередь, были поделены на 44 кадылыка. Последние после реформы стали не просто судебными округами, как ранее, а низовыми административными единицами, чиновники в которых (кадии, мусалимы и сердары) осуществляли управленческие и правоохранительные функции, имея в своем распоряжении писарей и рассыльных в качестве конечных исполнителей властных предписаний.

Шагин Герай провел ряд реформ в сфере государственного регулирования экономики. Главному дефтердару, который ранее являлся всего лишь ответственным за сбор налогов в масштабе ханства, новый монарх присвоил полномочия настоящего «министра финансов», подчинив ему всех налоговых сборщиков, таможни, казначея и начальника монетного двора. Сам же монетный двор был построен Шагин Гераем с целью упорядочения денежного обращения в стране: по его приказу старая татарская монета перечеканивалась в новую по российскому образцу (серебряная напоминала русские рубли и полтинники, медная — пятаки, гроши и полушки).

Нуждаясь в средствах на проведение реформ и обеспечение лояльности сановников, Шагин Герай уже в начале своего правления, в 1777 г., реформировал систему налогов и сборов, переведя ее в откупной формат. Собственно, принципиальной новацией это не было, однако радикализм изменений заключался, во-первых, в том, что на откуп передавались практически все налоги и сборы, во-вторых, откупщиками в большинстве становились представители крымских национальных и религиозных меньшинств и даже иностранцы — российские подданные. «Камеральное описание Крыма» 1784 г. позволяет достаточно детально восстановить систему источников дохода ханской казны и постепенный переход налогов и сборов в руки откупщиков.

Торговые пошлины в Карасубазаре, Ак-Мечети и Бахчисарае были переданы евреям Мойше и Шенетие за 1600 руб. в год (причем не непосредственно ханом, а беем рода Ширин, имевшим здесь владения).

Сбор с соляных озер в совокупности со сборами с ряда таможен был отдан на откуп российскому подданному коллежскому асессору Мавроени с компаньонами за 215 тыс. руб. в год. Сбор с продажи соли годом позже, в 1778 г., был передан татарину, платившему 3 тыс. руб. в год.

Сбор с питейных заведений был отдан калужскому купцу А. Хохлову, который в 1777 г. обязывался выплачиваться 16 500 руб. в год, но уже в 1780 г. обнаружил, что не в состоянии обеспечить эти выплаты, и отказался от откупа. На освободившийся откуп стал претендовать капитан Пащенко, предложив выплачивать по 24 тыс. руб. в год, однако хан затребовал 35 тыс. В результате в 1781 г. откуп был передан местному «жиду» Беемин-аге, и только в 1782 г. его получил Пащенко, согласившийся на ханские условия.

Числившиеся за ханской казной лесные владения и пасеки были переданы на откуп некоему Абдул-Хамид-аге, который обязывался выплачивать ежегодно соответственно 1500 и 900 руб. Сбор за рыбную ловлю получил на откуп в 1780 г. один запорожец за 3 тыс. руб. в год, а сбор с виноградников — несколько евреев за ту же сумму.

Непосредственно в ханскую казну шло лишь небольшое число налогов и сборов, взимавшиеся непосредственно дефтердарами, в частности прибыль монетного двора (за обмен монеты), десятина с урожая зерна, сбор с рогатого скота и овец. Кроме того, Шагин Герай изменил принцип налогообложения иноверцев, во-первых, увеличив сумму сбора, во-вторых, заменив подушный принцип налогообложения имущественным: теперь вместо прежних 60 коп. с чел. богатые евреи и цыгане платили 7,2 руб. в год, со средним достатком — 3,6 руб., бедные — 1,8 руб.

Дополнительным источником хана стали земли, которые, согласно его собственным фирманам, перешли в его собственность по итогам ряда политических событий: османские владения на Южном берегу Крыма, а также землевладения христиан, покинувших Крым в 1778—1779 гг. (о чем речь пойдет ниже); сборы с них также были отданы на откуп.

Стремясь развивать новые направления хозяйственной деятельности, хан направлял российским властям запросы на присылку в Крымское ханство ученых, инженеров и мастеров — для разведывания залежей полезных ископаемых, развития металлургии и даже кораблестроения. Однако в силу ряда причин эти проекты не получили развития.

Для стабилизации положения в ханстве и эффективности проводимых реформ Шагин Герай попытался реорганизовать и военную систему, введя вместо призыва на войну своих владетельных беев и ногайских мурз воинскую повинность и, следовательно, формирование постоянного войска на профессиональной основе. Определенную поддержку ему оказывал в этом впоследствии российский дипломатический представитель при ханском дворе — вышеупомянутый П.П. Веселицкий, содействовавший в приобретении оружия и боеприпасов для ханской гвардии. Однако, когда в 1780 г. польский аристократ граф В. Потоцкий предложил хану создать наемную армию и даже сам выразил готовность сформировать целый полк, Веселицкий «наложил вето» на этот проект, позволив хану создать лишь немногочисленную конную гвардию («бешлеи»), лишь намекнув на создание большей, до 20 тыс. солдат, армии в перспективе.

При своем дворе хан попытался ввести некоторые европейские обычаи, в первую очередь — в обиходе (за что недоброжелатели открыто именовали хана «гяуром»). Сам он (как и некоторые его приверженцы) ездил не верхом, а в английской карете. В медресе Кефе он приказал обучать детей также русскому и европейским языкам, оплачивая работу учителей за счет казны.

Вместе с тем, несмотря на реформы, Шагин Герай до самого конца своего правления продолжал соблюдать многовековые традиции крымской государственности и сохранял ряд ее институтов. В частности, к ним относилось издание ярлыков (или, на османский манер, «фирманов»), которыми он назначал сановников и военачальников на должности, устанавливал жалование и пр. Также он в полной мере сохранил и достаточно широко применял систему жестоких наказаний, в т. ч. смертную казнь. Думается, проявление этих традиций должно было укрепить легитимность хана в глазах тех, кто не слишком поддерживал его самого или его покровителей — власти Российской империи.

Современные исследователи не без оснований отмечают, что большинство реформ Шагин Герая носило «подражательный» характер, поскольку хан старался модернизировать Крымское ханство по образу и подобию Российской империи, к чему ни он сам, ни его подданные не были в достаточной степени подготовлены. Неудивительно, что большинство преобразований этого монарха так и не были эффективно реализованы на практике.

С другой стороны, реформы хана в глазах его подданных выглядели слишком радикальными и вызывали их недовольство. Как следствие, в течение практически всего правления Шагин Герая в ханстве не прекращались восстания. Так, уже вскоре после его восшествия на трон, в 1777 г., была предпринята попытка провозгласить ханом Бахт Герая. Затем последовало вышеупомянутое вторжение в Крым османского ставленника Селим Герая III. В 1780 г. последовало очередное восстание ногайцев и татар. Наконец, летом 1782 г., восстание против хана подняли его братья — Арслан Герай и Бахадур Герай. Последний на короткое время даже занял трон, заставив Шагин Герая бежать. При этом новый хан тут же обратился за поддержкой к Османской империи, что влекло опасность восстановления ее сюзеренитета над Крымом. Российские войска в августе — сентябре 1782 г. вновь вступили на территорию полуострова и сумели довольно быстро подавить восстание, заставив его предводителей, в свою очередь, бежать, а Бахадур Герая 9 месяцев продержали под арестом. После подавления каждого восстания (при помощи российских войск) хан развертывал массовые репрессии против их участников и подозреваемых в сочувствии к восставшим, порой настолько жестокие, что они вызывали негодование даже российских властей. Сама Екатерина II рекомендовала ему обойтись с бунтовщиками милостиво, о чем приказала через новороссийского генерал-губернатора князя Г.А. Потемкина командующему российскими войсками генерал-поручику графу де Бальмену «объявить помянутому хану в самых сильных изражениях». Хан, правильно поняв ее рекомендацию в качестве приказа, действительно пощадил почти всех участников мятежа, включая и его предводителей.

Стоит отметить, что еще одним серьезным поводом для недовольства политикой хана со стороны его родственников, знати и простых подданных являлось все усиливавшееся влияние российских властей на внутреннюю политику ханства, которое реализовывалось как через дипломатических представителей, так и через администрацию пограничных с ханством российских административно-территориальных единиц.

Уже после избрания в ханы Шагин Герая в 1777 г. был восстановлен пост резидента, который занял А.Д. Константинов. Любопытно, что официально он был признан в статусе дипломатического представителя, получив аудиенцию у хана лишь в июне 1779 г., т. е. после подписания Айналы-Кавакской конвенции, когда Россия уже могла быть уверена в надежности положения своего постоянного представителя в ханстве. Тем не менее еще до этого официального признания его резидентом со стороны хана он начал активно вмешиваться в дела Крымского ханства.

Так, в течение 1778—1779 гг. им совместно с генералом А.В. Суворовым был организован и осуществлен вывод более 30 тыс. христианских подданных крымского хана в пределы России. Сделано это было после вторжения в Крым Селим Герая III под тем предлогом, что они могут подвергнуться опасности в случае очередного вторжения турков или из ставленников в Крым, однако в любом случае это было прямое ограничение суверенной власти хана Шагин Герая. Более того, по некоторым сведениям, Константинов (в отличие от Суворова допускал насильственное перемещение христиан из Крыма, игнорируя недовольство хана по этому поводу и стараясь «вразумлять» его. Хан надеялся избавиться от чрезмерно деятельного дипломата, но даже такой возможности у него не было: вице-канцлер Н.И. Панин направил ему послание, в котором предписывал «возвратить прежнюю доверенность» резиденту, и хану волей-неволей приходилось делать вид, что он состоит с Константиновым в благожелательных отношениях.

Резидент продолжил активно участвовать в политической жизни ханства, как бы подчеркивая зависимое состояние Крыма от России. Причем проявлялось это на самых разных уровнях — от разработки церемониала приема иностранных дипломатов до улаживания налоговых претензий к русским подданным в отдельных населенных пунктах ханства. Согласно его собственным отчетам, он контролировал и внешнеполитическую переписку хана, что не слишком скрывал от него. Константинову предписывалось даже давать хану советы, как ему следует решать дела в собственном семействе — то чтобы хан старался расположить к себе своих братьев, то чтобы вернул из ссылки Гази Герай-султана, который «не составляет по себе никакой важности, но нельзя, чтоб удаление его ханом не подвигло противную сторону к разным и развратным о том толкам».

Вмешательство в крымские дела допускали и другие представители имперских властей. Так, например, кн. А.А. Прозоровский после подавления антиханского восстания в 1777 г. захватил принадлежавший крымцам скот и отказался его возвращать, несмотря на ханские претензии: он мотивировал свое решение как осуществление карательной меры. В марте 1778 г. харьковский генерал-губернатор П.А. Румянцев-Задунайский стал добиваться, чтобы Шагин Герай вернул титул бея влиятельному ногайскому мурзе Джан-Мамбету, которого он лишился по воле сераскер-султана Едичкульской Орды Арслан Герая. Румянцев предписал вышеупомянутому Константинову добиться от сераскера изменения решения и возврата мурзе титула за его приверженность к России — несмотря на то, что пожалование (как и лишение) званий, титулов и наград являлось прерогативой крымских ханов как суверенных правителей, не говоря уж о том, что взаимодействие с сераскер-султаном напрямую также было нарушением суверенной власти Шагин Герая. Неудивительно, что при таком отношении к нему российские администраторы (в частности, тот же Румянцев) называли хана «орудие к приведению дел ее императорского величества к желаемому предмету».

Деятельность А.Д. Константинова, вызвавшая столь серьезное обострение отношений с ханом, заставила дипломата весной 1780 г. добровольно покинуть пост резидента. На его место был назначен П.П. Веселицкий, уже занимавший пост резидента при Сахиб Герае II, статус которого, однако, был повышен. В знак «благоволения» императрицы Екатерины II к крымскому хану дипломат получил ранг чрезвычайного посланника и полномочного министра — такой же как у российского представителя при султанском дворе в Стамбуле. С одной стороны, это, казалось бы, отражало изменение отношения Российской империи к Крымскому ханству, признание его более высокого статуса на международной арене. Но, с другой, более высокий статус Веселицкого предполагал и более широкие его полномочия, а следовательно — и более активное вмешательство в дела ханства.

Российские власти в отношениях с Крымским ханством на новом этапе вполне отдавали себе отчет, что власть и влияние могущественных родоплеменных предводителей-беев на ханов продолжает сохраняться, как и в прежние времена. Видя неспособность хана справиться с управлением этими ордами, чрезвычайный посланник сам взялся за урегулирование конфликтов, возникавших между ногайцами и их номинальным сюзереном. Так, осенью 1781 г., когда в Едисанской Орде начались волнения (связанные именно с усилением вмешательства российской имперской администрации в ее дела!), Веселицкий, не советуясь с ханом и опираясь исключительно на волю «ее императорского величества Екатерины», сначала начал переписку с предводителями орды, а затем для улаживания конфликта направил туда капитана И. Тугаринова, который, будучи российским офицером, тем не менее действовал как представитель интересов хана Шагин Герая.

Любопытно, что в 1781 г. Веселицкий оказал содействие хану Шагин Гераю в получении звания капитана лейб-гвардии Преображенского полка. Безусловно, это было почетное звание: таковыми обладали только представители высшей российской знати (а полковником в этом полку была сама Екатерина II). Однако и формально, и фактически это означало интеграцию хана самостоятельного государства в сановную и военную инфраструктуру Российской империи. Тем самым делался очередной шаг по укреплению российского влияния в Крымском ханстве.

В 1782 г., вскоре после мятежа Арслан Герая и Бахадур Герая Веселицкий был отозван со своего поста, вероятно, из-за того, что в силу возраста (ему было больше 70 лет) уже не имел возможности достаточно эффективно выполнять свои обязанности. На его место был назначен весьма опытный дипломат С.Л. Лашкарев, который, пожалуй, был наиболее профессиональным из всех российских дипломатических представителей в Крымском ханстве: он имел востоковедную подготовку, в совершенстве владел татарским, турецким, арабским, персидским, грузинским и рядом европейских языков и до своего назначения в Крым был консулом в Синопе. Однако он был назначен на свой пост уже после того, как было принято решение о присоединении Крымского ханства к Российской империи, и задачей Лашкарева было как раз обеспечение реализации этого решения с наибольшей эффективностью. Нельзя не обратить внимания на то, что, в отличие от Веселицкого, он был отправлен к ханскому двору в качестве резидента, т. е. в более низком ранге. Это, без сомнения, лишний раз показывает, что Россия даже формально юридически перестала рассматривать Крымское ханство в качестве равноправного партнера на международной арене.

С.Л. Лашкарев прибыл в Крым в январе 1783 г., а уже в конце февраля князь Г.А. Потемкин направил ему послание, в котором выражал предварительное намерение присоединить Крым к России, в апреле того же года резидент получает секретное письмо, содержащее уже конкретные указания по реализации этого намерения.

Согласно указаниям Потемкина, уже в начале 1783 г. гр. де Бальмен вступил в переговоры с представителями татарской знати, предлагая им направить императрице прошение о принятии Крыма в российское подданство. Лашкареву же было предписано убедить в том же самого хана. В результате Шагин Герай в конце февраля 1783 г. в Карасубазаре открыто заявил, что «не желает быть такого коварного народа» и добровольно отрекается, на что «согласилась» Екатерина II.

8 апреля 1783 г. Екатерина II издает манифест, в котором подробно обосновывает необходимость присоединения Крымского ханства к России тем, что «татары, преклоняся на чужие внушения, тотчас (после объявления независимости ханства, — Р. П.) стали действовать вопреки собственному благу, от нас дарованному». Также она упоминает о несоблюдении Османской империей принятых на себя невмешательств в дела ханства, так что, принимая решение о включении Крыма в состав Российской империи, она тем самым намеревается «вечный мир между империями Всероссийской и Оттоманской заключенный. сохранить искренне».

Учитывая то, что манифест был рассчитан на «внешнюю аудиторию», в т. ч. и на европейские страны, неудивительно, что его формулировки носят довольно нейтральный и обтекаемый характер. Зато в своем рескрипте, направленном лично на имя князя Потемкина, императрица гораздо более откровенно и весьма подробно обосновала причины упразднения Крымского ханства, главной из которых, собственно, и видела «невежество и дикость татар», которые были «неспособны к существованию в образе области вольной и независимой». Не менее значительным основанием явилось также опасение, что Османская империя опередит Россию и вновь установит контроль над Крымом. При этом императрица выказала намерение обеспечить «монаршее наше призрение» хану Шагин Гераю, который «теряет в пользу России доставленные ему от нас самих области», даровав ему ежегодную пенсию в размере 200 тыс. руб. и, более того, советуя Потемкину посулить ему трон персидского шаха, для чего уже планировалась война с Ираном! На этом заканчивается история существования самостоятельной государственности Крымского ханства и, соответственно, его системы власти и управления.

Установление российского протектората над Крымским ханством в 1771—1783 гг. (с перерывами) можно считать своего рода «репетицией» подобной же практики в отношении ряда государств и владений Средней Азии. В частности, в Бухарском эмирате и Хивинском ханстве Российская империя, формально провозглашая их независимость, фактически устанавливала полный контроль над их внешнеполитической и в значительной степени — над внутриполитической сферой, создавая режим наибольшего благоприятствования для российских предпринимателей и торговцев и ограничивая возможности проникновения в эти государства иностранных агентов и иностранного капитала. Механизмы контроля среднеазиатских протекторатов были совершенно те же, которые использовались в Крыму: заключение договора о мире и союзе (с упоминанием российского «покровительства») и учреждение российских дипломатических представительств (в Бухаре — Императорское Русское политическое агентство, в Хиве — администрация начальника Амударьинского военного отдела), «рекомендации» которых властям среднеазиатских ханств, по сути, носили характер распоряжений, обязательных к исполнению. Особенности внешнеполитической ситуации вокруг Крымского ханства привели к тому, что протекторат России над ним оказался кратковременным, и оно было официально включено в состав империи. Вероятно, ошибки и слабые стороны этой формы влияния на Крым оказались впоследствии учтены при установлении протектората над Бухарой и Хивой, который просуществовал гораздо дольше — с рубежа 1860—1870-х гг. до падения Российской империи в 1917 г.

Вместе с тем многовековая традиция организации власти и управления в Крыму обусловила сохранения ряда элементов административной структуры ханского времени и после вхождения полуострова в состав Российской империи — на региональном и в особенности на местном уровне.

В заключение следует отметить, что сегодня достаточно активно дискутируется вопрос о неизбежности присоединения Крымского ханства к России и, как следствие, о возможностях сохранения и дальнейшего развития крымской государственности, ее «жизнеспособности». С одной стороны, казалось бы, история не терпит сослагательного наклонения, однако с другой, есть основания согласиться с доводами современных исследователей, предлагающих отказаться от «иронических» оценок государственности ханства на завершающем этапе его существования и сосредоточиться на изучении планов и проектов реформ в этом государстве как крымскотатарского, так и российского происхождения. Проблема модернизации Крымского ханства в период его независимости, в т. ч. и противоречивые преобразования хана Шагин Герая, несомненно, нуждаются в подробном изучении, свободном от прежних историографических установок.